Южный ожог - Александр Александрович Тамоников Страница 39

– Впервые слышу ваш голос, – признался Глеб. – Нет, еще вчера ночью вы на помощь звали, когда соседу стало плохо… Вы неразговорчивы, товарищ подполковник.

– Есть грех. – Собеседник немного побледнел. Теперь слова давались с трудом. – Письмо получил – уже в госпитале находился, но ты еще не поступил, капитан… Семья погибла в Ленинграде при бомбежке, жена и двое детей… На Васильевском острове жили, ПВО сработала неважно, бомбардировщики прорвались…

– Простите, товарищ подполковник…

– Да ты-то тут при чем? Ладно, переживу. – Подполковник поднял тяжелый взгляд. Кожа на лице предельно истончилась от переживаний, глаза запали. – Сюда попал по собственной дурости. Выезжали на рекогносцировку местности, угодили в засаду, фриц прострелил ногу. Да качественно прострелил – перебил кость и порвал артерию. Предлагали особые условия – отдельная палата, уход, но отказался. Лучше со всеми. Здесь хорошая больница, медицина в Харькове до войны была на высоком уровне, врачи грамотные, а теперь еще и военные медики. Думаю, похромаю еще недельку – и на выписку, пока фашист не пошел на Харьков… Не делай удивленное лицо, сам об этом знаешь, я слышал твой разговор с полковником Макарчуком. На слух не жалуюсь. Не бойся, не настучу, за правду людей на гибель не посылаю. Тем более ты же у нас герой…

– Никакой я не герой, – поморщился Глеб.

– А вот это решать не тебе. – Гаврилов криво усмехнулся. – Вспомнил я тебя, Шубин, отличился ты особо в Сталинграде, где моя дивизия тоже успела отметиться. Ты же понимаешь, что если немцы вновь захватят Харьков плюс та каша, в которую они превратили наш Юго-Западный фронт, то они полностью компенсируют свою неудачу в Сталинграде?

– Я догадываюсь, товарищ подполковник…

– Но нам решать не позволено, даже я маленький человек, не говоря уж о тебе… Слышал, как ты вербовал своего знакомца на костылях. Вы в коридоре сидели, громко говорили. Правильно поступаешь, Шубин, толковых людей надо переманивать, брать под свое крыло. И дело не в том, что они твои знакомые, а в том, что толковые.

– А теперь вы меня вербуете? – догадался Глеб.

– Есть такая тема, – не стал увиливать Гаврилов.

– Я подчиняюсь полковнику Макарчуку, вы его видели.

– Сороковая армия выводится из Харькова, следует на усиление западной группы войск. В городе останутся лишь отдельные части. Гарнизоном встанет сорок девятая дивизия, несколько вспомогательных подразделений шестьдесят первой армии и сам командарм, Павел Алексеевич Белов, со своим штабом. С разведкой у нас дела плохи. Начальников много, а людей, способных выполнять задачи, нет. В общем, можно решить вопрос. Твоих ребят я тоже заберу, они у тебя обстрелянные, надежные. Лезть в твои дела не буду, только ставить задачи… Но ладно, это в будущем, что-то я размечтался… – Заскрипела кровать, подполковник из дивизионной разведки снова принял горизонтальное положение. – Жизнь покажет, что нам уготовано, а ты решай, дело только в росчерке пера…

В последующие дни подполковник Гаврилов передвигался уже без костылей. Морщился, вздрагивал от боли, ступал осторожно, но в принципе справлялся.

«Главное, через голову не перепрыгивать, – наставлял он. – И не делать того, о чем потом пожалеешь».

Рана в плече постепенно заживала – сначала черепашьими темпами, потом лучше: Шубин начал работать рукой. В первые дни тяжелее сигареты ничего не поднимал, потом окрепла уверенность, что он способен на большее, впрочем, фанатизма в этом деле не проявлял. Дни тянулись медленно. Сводки с фронта вселяли тревогу, но пока ничего катастрофического не происходило. Они с Кошкиным часто выходили в заброшенный парк, сидели на скамейке, общались. Весна уже чувствовалась, пригревало солнышко, активно таял снег. «Фуфайку можно не застегивать», – смеялся Кошкин. Единственным развлечением была игра в кошки-мышки с персоналом, который препятствовал курению больных на улице (а в помещении тем более). В один из дней Кошкин куда-то пропал, блуждать по парку пришлось в одиночестве. Боец появился через полчаса – перебежал поляну со стороны подсобных построек, засеменил по аллее, довольный, улыбающийся, в какой-то стеганой куртке поверх больничной пижамы. Он еще прихрамывал, но костылями уже не пользовался. Алексей облизывался с довольным видом, блаженно щурился.

– Ты как кот, объевшийся сметаны, – подметил Глеб.

От его внимания не укрылось, как из дальней подсобки выскочила девушка, на ходу поправляя форменное обмундирование, перехватила взгляд Шубина, зарделась и заспешила в другую сторону.

– Можно поздравить?

Кошкин даже не смутился. Он так долго шел к этому дню. Испортить его настроение не смог бы и десант парашютистов, падающий на голову.

– Все, товарищ капитан, полегчало, – выдохнул боец. – Теперь готов к труду и обороне. Пусть свою клизму ставят, упыри проклятые…

Он был таким гордым и довольным, что Шубин предпочел не измываться. Каждому свое. Кому-то песня строить и жить помогает, кому-то вот это…

– Ладно, действуй, боец, и ни в чем себе не отказывай, пока можно. При случае передавай привет солнцеликой Варваре Павловне…

За три недели боев советские войска понесли тяжелейшие потери. Были разгромлены две общевойсковые армии, 3-я танковая армия Рыбалко, танковая группа Попова. Несколько стрелковых дивизий, отдельных бригад и танковых корпусов были попросту ликвидированы. Фельдмаршал Манштейн мог по праву гордиться своей операцией. Достижения Красной армии под Сталинградом были фактически нивелированы. Представляющую южной группировке гитлеровских войск угрозу полностью сняли. Этих успехов командованию вермахта оказалось мало. Харьков оставался заманчивой целью. Четвертого марта немецкие войска начали наступление на бывшую украинскую столицу. Против остатков танковой армии Рыбалко, 40-й и 69-й армий действовали танковый корпус СС генерала Хауссера и 48-й танковый корпус вермахта. Сопротивление сломали за пару дней. Советские войска начали отход к Харькову – на отдельных участках фронта он напоминал бегство. Контрнаступление не удалось, ударная танковая группа генерала Рыбалко была разгромлена. Танкисты Хауссера начали обход города с запада и восьмого марта вышли на западную окраину. Манштейн отдал приказ отбить Харьков. Дивизия «Лейбштандарт» приготовилась к атаке с севера и северо-востока. Дивизия «Рейх» действовала на западном направлении. На ее левом крыле развертывалась дивизия «Тоттенкопф». Специальным силам ставилась задача перерезать трассу Харьков – Чугуев и не допустить поступления в город подкреплений. Разрозненные советские части оказались в полукольце. Тяжелые бои уже шли в пригородах. Немцы рвались к железнодорожному вокзалу с целью рассечения обороны города. Гарнизон состоял из остатков стрелковых дивизий, 17-й бригады НКВД, двух потрепанных танковых бригад…

Информация поступала скудная. О начале немецкого наступления сообщил раненый капитан-артиллерист, которого шестого марта доставили в госпиталь и поместили в