Ариадна Делианич - Вольфсберг-373 Страница 46

Часто мы просыпались ночью от воя сирены, затем пулеметной стрельбы, криков, беготни солдат. Мы вскакивали и начинали молиться за тех, кто имел храбрость бежать. Ночь превращалась в ад. Нас поднимали, строили, делали и в нашем блоке обыски, искали место, где сделали подкоп или перерезали проволоку бежавшие, искали сообщников…

На следующее утро мы спрашивали нашего чудесного Джока: — Сержант! Бежали? Сколько? Из какого блока?

Носатый маленький Джок неизменно отвечал: — Никс спрекен, верботен, никс виссен! — и затем кивал утвердительно головой и радостно улыбался, или, печально поникая головой, буркал: — Капут! — что означало «убит», или же, разводя руками, разочарованно: — «Калабуш»! — т. е. бежавший или бежавшие пойманы и посажены в «бункер».

ДОПРОСЫ

Об этой странице жизни в Вольфсберге можно было бы написать целые главы. С появлением опасности быть посаженным в «С. П.» и выданным на растерзание красным, побегов было много, но, к сожалению, случаи удачи можно было сосчитать на пальцах. Лагерь охранялся строго. Вышек было много, проволочные заграждения были густы и высоки. Беглецы запутывались в колючках, как мухи в паутине…

Одним из трагических случаев, вызвавших «побегоманию», был допрос некоего Метцнера, опять же контрразведчика немецкой армии, знавшего многое, что интересовало в первую очередь не англичан, а СМЕРШ.

Помню эту ночь, когда в нашу комнату ворвались девушки, жившие рядом с помещением следователя, сержанта Брауна. Они были разбужены нечеловеческим воплем и, осторожно вынув сучок-глазок в стене, увидели ужасающую сцену. Допрос Метцнера вел сам Кеннеди, но при помощи его заплечных дел мастеров. Девушки позвали нас быть свидетелями. В их комнатке, на койках уже сидели стенографистки и записывали все, что долетало до слуха, все то, что одна, наблюдающая, могла увидеть через «глазок». Так мы узнали, что именно хотел Кеннеди выпытать у несчастного Метцнера: имена. Имена тех советских офицеров, которые, оставаясь в рядах красной армии, имели связь с ACT и с власовскими частями. Метцнер молчал. Его молчание прерывали только стоны или вопли боли, но ни на один вопрос он не ответил.

Наблюдательницы менялись, для того, чтобы их показания были абсолютно достоверными. Стенографистки записывали все, что они говорили едва слышным шопотом. Метцнеру втыкали иглы в кожу под волосами. Под ногти забивались зубочистки. Ему до хруста за спиной выворачивали руки, били мешками с песком по пяткам и по самым чувствительным местам его тела. Он был раздет догола.

Помочь Метцнеру мы не могли, но мы считали своим долгом сохранить документ об его истязании, о его беспредельном мужестве и о том, что от него хотели выпытать мучители. Этот документ был впоследствии переписан, подписан всеми нами и позже вывезен из лагеря Вольфсберг-373. Этот и другие подобные документы послужили доказательством против Кеннеди, когда он сам попал под суд, и сломали ему шею. Но об этом позже, много позже.

Время от времени Метцнера поливали водой. Это делали дежурные «киперы», простые шотландские солдаты, которых держал в коридоре ФСС капитан Кеннеди. Окно нашей «наблюдательной» комнаты выходило в узкий проход между бараком и оградой, отделявшей нас от «С. П.». Ночь была лунная, и мы видели лица киперов, ходивших с ведром за водой. Среди них был молоденький, веселый и воспитанный Джок Мак Гриди, которого мы называли «Сонни-бой».

Только на заре мучения прекратились. Прекратились они как-то неожиданно. В соседней комнате воцарилась тишина. Долгая, жуткая тишина. Затем мы услышали только шопот и топот ног. Что происходило в углу, который не был виден через глазок — мы узнали позже. Вскоре потухло электричество, и страшное представление типа «Гранд Гиньоль» окончилось.

Утром мы встретили наших «фрасстрегеров», принесших чайную бурду, еще в воротах блока и быстро сунули им в руку записку о происшедшем прошлой ночью. Через час об этом узнал весь лагерь. Куда дели Метцнера, находился ли он в «С. П.» — мы могли бы узнать только через три дня, когда «специалисты» имели день бани. Однако, все разрешилось гораздо ранее. Часов около одиннадцати в лагерь были введены солдаты. Блоки были заперты. Рабочие в огородах и в мастерских отведены по баракам. Из лазарета были вызваны доктора Штейнхардт и Бургхардт. Их под конвоем и в сопровождении самого Кеннеди отвели в подвал английской кухни, в холодный погреб. Там они нашли труп «повесившегося» Метцнера и сняли его с петли, сделанной из короткой проволоки, привязанной к решетчатому окну. Кеннеди потребовал от наших докторов-заключенных, чтобы они подписали свидетельство о самоубийстве.

Все пять тысяч заключенных стояли у проволочных, фронтовых оград своих блоков. Весть передавалась с быстротой молнии. Разговор Кеннеди с докторами подслушали наши девушки, работавшие в прачечной. Они через окно передали его в нашу лагерную кухню, оттуда в блок «Б «и дальше. Несмотря на окрики стражи и киперов, из блока в блок кричали о «самоубийстве» капитана разведки Ф. Метцнера.

Обед в этот день мы получили вместе с вечерним чаем и послеполуденным пайком хлеба. Лагерь гудел, как улей. Заключенные доктора категорически отказались подписать «пост мортем». Причина?

Кеннеди просчитался. Врачи сразу же определили, что тело было повешено уже после наступившей смерти. Кроме медицинских доводов, они имели еще один: — руки покойного были завязаны ремнем за его спиной. Сделать петлю и повеситься, не имея возможности употребить в дело руки, было абсолютно невозможным. Доктора заметили и кровоподтеки под ногтями и капли крови под волосами покойного.

Все это было шито белыми нитками. Врачи, как уже сказано, отказались дать свои подписи, несмотря на все угрозы, и были возвращены в лазарет. Тело, покрытое одеялом, на носилках внесли в «черный ворон» и вывезли из лагеря. Но лагерь не успокоился. Часам к трем дня все уже знали о том, что происходило ночью, кто был замучен, и тогда, как по команде, начался бунт. Из пяти тысяч горл, прерываемый «вольфсберговским» волчьим воем, раздавался крик: «Верните нам капитана Метцнера!» «Где капитан Метцнер? Кеннеди, покажи нам его живым!»

Киперы метались перед блоками, не рискуя в них входить. Фронтовые заборы были охраняемы вооруженными солдатами. С вышек пулеметы были направлены на бараки, но, главным образом, на «С. П.» и бункер.

Нам потом говорили люди из города Вольфсберга, что они были не на шутку перепуганы. Вой долетал до них, ударялся о горы и эхом возвращался обратно. Кеннеди метался по английскому двору, то вбегая, то выбегая из барака коменданта лагеря. Нам было видно, как он вскочил в джип и уехал. Через несколько минут после этого вышел полковник и с ним сержант Вест. Нам по радио было передано, что «случай с трупом в погребе будет всесторонне расследован», и что «капитан Метцнер жив, но отправлен на Турахские высоты».

Мы знали, что это ложь. Но лагерь перестал выть после того, как полковник добавил, что если мы не смиримся, все люди из «С. П.» и бункера будут переданы тоже на Турахские высоты, для сохранения порядка и дисциплины…

ВЫДАЧИ

Самый страшный период наступил ранней осенью 1946 года.

Начались выдачи. Выдачи, в которых небольшую роль играли решения суда «четырех» в Вене, а главную — торговля головами капитана Кеннеди.

Выдачи начались отправкой людей из «Спэшиал Пэн» в Югославию.

Не берусь судить о вине эс-эсовских офицеров, чинов Гестапо и «Специаль Динст». Зная темные стороны нацистского режима, я согласна, что среди этих людей были изверги почище самого Кеннеди, садисты, фанатики, массовые убийцы; но, повторяю, Вольфсберг не имел «сливок» гитлеровского режима. Они были сконцентрированы по лагерям и тюрьмам Германии или же содержались в тюрьмах Вены. Но я знаю (и мои слова могут подтвердить многие люди), что среди отправляемых было свыше 80 процентов тех, кого, как говорят англичане, «трэйд ин» властитель наших судеб, мститель Кеннеди.

В Югославию были выданы и там без суда, на месте, ликвидированы маленькие людишки, когда-то чем-то заслужившие чью-то недоброжелательность. Проводилась личная месть. Так был отправлен некий Ф. Кусс, милейший человек, художник — слесарь по профессии, любитель регент, дирижер и музыкант, отец девяти детей.

«Фетерхен» — «папаша» Кусс был любимцем всего лагеря. Он первый собрал хор и с голоса научил его многим песням на словенском языке, веселым, разбивающим тоску, шутливым песням своего края на наречии «виндишей», то есть пограничной смеси словенцев и австрийцев. Он первый, при помощи самых примитивных инструментов, стал делать «сувениры» нашего лагеря из коробок от консервов, медных круглых пуговиц французских шинелей, колючей проволоки и старых ржавых ложек и вилок. Папаша Кусс глубоко страдал за свою семью, девятерых ребят, один другому до уха, и больную жену, пострадавшую во время бомбардировки села, в котором он был «сортсгруппенлейтером».