Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1 Страница 49

Еж быстро снял вещмешок.

- Вот, сукин сын, концентрат в пшенную кашу перетолок. Как же теперь без НЗ? У-ух, да тут сплошные потери.- В котелке зияли пробоины с острыми зазубринами по краям.- Дрянь дело, попортил немец посудину. - Еж засунул котелок в вещмешок.- Для отчетности перед старшиной. Скажи ему, что фашист продырявил, не поверит, подумает - потерял…

И друзья направились к машине.

Взвод уже был в сборе. Поджидали только Андрея и Ежа. Лейтенант Миронов все эти дни был угнетен тяжелым известием о гибели Наташи. Он был замкнутым и угрюмым. Бойцы чувствовали, что он переживает, и не сердились, когда он был резок в обращении с ними. Он набросился на Ежа и стал его так ругать, что тот готов был провалиться сквозь землю.

- Опоздайте мне еще хоть раз, я вас под суд отдам как дезертира, - пригрозил он.

Еж недоумевающе пожал плечами, подумал: «Что же мне, стоять и ждать, когда бомбой накроет?»

- Ну и жизнь фронтовая: солдату и умереть некогда. Мне ведь, товарищ лейтенант, тоже не хочется так вот зазря голову терять…

И, несмотря на то, что Миронов был сердит, он не удержался и скупо улыбнулся.

Только собрались ехать, как мимо колонны пробежал запыхавшийся Дубров.

- Комбата Горобца осколком убило! - крикнул он Миронову и побежал в голову колонны.

Командование батальоном принял старший лейтенант Аржанцев.

Дивизия Русачева по приказу командующего армией должна была войти в пригород Минска - Красное Урочище, пополниться там людьми, вооружением, боеприпасами и занять оборону.

2

Как только Канашову стало известно о смерти комбата Горобца и больших потерях батальона, он вызвал к себе начальника штаба полка Чепрака. Из его доклада Канашов понял, что в гибели комбата отчасти повинен Русачев. Он отпустил начальника штаба и тяжело задумался. Это было грозным предостережением: страшна цена ошибок на войне. Она наносит урон самым большим ценностям - жизни людей, которые доверены каждому командиру.

Ведь смерть бойца или командира не кирпич, разбитый по небрежности, не растраченные деньги, которые можно списать по акту, - материальные потери восстановимы, какими бы они ни были.

Другое дело - человек. Его гибель - безвозвратная потеря. Значит, такие командиры, как Русачев, сами того не понимая, помогают врагу наносить такой урон, который не всегда может причинить нам противник. Ведь не каждая пуля, снаряд, бомба попадает в цель, а вот каждый ошибочный приказ или промах приносит гибель людям, выводит из строя боевую технику и оружие, и при этом нередко в крупных масштабах. Таков случай и с батальоном Горобца. Люди, которые погибли бесцельно, могли бы при правильной организации наступления, обороны или марша жить и активно бороться с противником, а вот убиты они, и при этом враг не поплатился ничем. Но как предотвратить эти тяжелые бедствия, напоминающие чем-то стихийные, неотвратимо-жестокие действия природы? В армии действует железный закон: получил приказ - выполняй. Не выполнишь - сурово покарают, особенно в военное время.

«Неужели нет выхода из подобного положения? - спросил себя Канашов. И сам ответил: - Есть выход. Что означает приказ, который ошибочен или вреден для войск? Это решение, принятое без учета обстановки и возможностей, А раз это так, то получивший этот приказ каждый боец, а особенно командир должен выполнять его не слепо, механически, а с учетом реальной обстановки, по-умному, больше проявлять полезной инициативы. Тем самым выполняющий приказ если не ликвидирует, то наверняка нейтрализует его некоторые нежелательные последствия.

Вот Горобец, к примеру, выполнял приказ Русачева механически. А ведь можно было, совершая марш и ожидая налета авиации, рассредоточить на большие расстояния подразделения, тогда бы потери были меньше. Я сам тоже виноват. Забыл, что служу не начальникам, как бы они ни были высоки в должностях и чинах, а народу».

3

В Красном Урочище в эти дни было особенно оживленно и людно. Сюда направлялись бойцы и командиры, отставшие от своих частей в первые дни войны, легко раненные в первых боях и призывники из военкоматов. В лесных массивах Красного Урочища собрались тысячи людей, огромное количество автомашин и различной боевой техники. День и ночь здесь шла кипучая работа по формированию новых воинских частей и подразделений, пополнению частей и соединений. Людей обмундировывали, вооружали, выдавали продовольствие и отправляли занимать новые оборонительные рубежи на ближних подступах к Минску.

К вечеру полк Канашова, получив новое пополнение с приданными ему двумя зенитными батареями, занял оборону на северо-западной окраине Минска.

Подразделения расчистили берега Свислочи от вербы и тальника. И они теперь стали удобны для наблюдения и ведения огня.

Взвод лейтенанта Миронова поддерживал роту, оборонявшуюся во втором эшелоне батальона. Огневые позиции взвода находились в молоденьком ельнике. Миронов выбрал для пулеметов запасные огневые позиции и собрался было идти разыскивать Дуброва, как неожиданно появился Канашов. Миронов доложил, и подполковник принялся осматривать огневые позиции. Канашов лег, проверил сектор обзора, маскировку и, видимо, остался доволен. У лесной дороги, проходившей среди топких болот и сворачивающей на шоссе, он приказал приготовить позицию для пулемета, который должен был вести кинжальный огонь с кургана.

- Если и прорвутся, ни один из них не уйдет живым…

Миронова одолевало нетерпение спросить о Наташе. А может быть, сведения о ее гибели неточны? А вдруг и Канашов еще не знает…

Канашов радовался удачно найденной позиции. Здесь и застал его Русачев.

- Я решил прибавить тебе участок обороны. Будешь оборонять до изгиба реки. Видишь? - Русачев развернул карту.

Канашов подошел, стал рядом.

- Товарищ полковник, но ведь у меня и без того широкий участок.

- А у остальных, по-твоему, меньший?

Канашов понял: спорить бесполезно.

Миронов стоял неподалеку, боясь встретиться взглядом с комдивом, как бы не сделать какую-нибудь оплошность. Он держался напряженно, на лбу выступили капли пота.

- Скучновато, лейтенант? - лукаво прищурил глаза Русачев. - Немец вот поддаст жару, развеселит…

Миронов смущенно улыбнулся.

- Твоего дружка, Жигуленко, ранило при бомбежке. Боевой командир. Жаль его! Да и я теперь остался без адъютанта. Может, пойдешь ко мне в адъютанты, лейтенант?

Канашов встревоженно поглядел на Миронова: «Неужели польстится?»

- Нет, товарищ полковник, прошу меня оставить во взводе… Я привык к своим людям, - как бы оправдываясь, ответил Миронов.

Канашов углом рта усмехнулся: он гордился своим командиром.

- Ну, как хочешь. Дело твое, лейтенант. Была бы честь предложена… А вот ты не своим делом занимаешься, Канашов. Не отнимай у лейтенанта хлеб. Пусть сам расставляет пулеметы.

- А я и не расставляю, товарищ полковник, а подправляю… Ведь за систему огня отвечаю все-таки я…

- Вот ты и укажи ему, где пулеметы поставить, - сказал Русачев.

Их разговор перебил прибежавший из штаба дивизии офицер связи:

- Товарищ полковник, Зарницкий прислал за вами… Какой-то большой начальник из штаба фронта вас требует.

- Генерал?

- Не знаю, товарищ полковник, не видел.

- А как же приказание выполняешь не зная?

Вдали задымилась дорога, и вскоре возле них остановилась легковая машина - «эмка».

Русачев расправил плечи, весь подтянулся, готовясь к докладу, но из машины вылез молодой полковник с нежным девичьим лицом. Русачев принял суровый, независимый вид. Канашов сразу же узнал Быстрова. Прибывший полковник с пискливым, женским голосом, не здороваясь, набросился на Русачева:

- Почему, товарищ полковник, до сих пор дивизия не заняла оборону?

- А вы кто такой? - грубо спросил Русачев.

Лицо Быстрова залил яркий румянец: резкий и по-хозяйски уверенный голос комдива застал его врасплох.

Стараясь не показать своего смущения и замешательства, ни ответил подчеркнуто важно:

- Я, товарищ полковник, представитель Западного фронта. Лично к вам от имени командующего…

Он подчеркнул это твердо и сразу же отметил про себя, что ответ обескуражил этого суховатого и грубого полковника с черными усиками, о которых ему было сообщено еще в штабе, как о примете Русачева. И Быстров, не сбавляя начальственного тона, продолжал:

- Неужели, товарищ полковник, нельзя было раньше оторваться от преследующего противника и, пользуясь ночным временем, совершить ускоренный марш, чтобы быстрее занять оборону?… Ведь немцы шли за вашей дивизией по пятам… Как же вы теперь остановите их на неподготовленном рубеже?

Русачев смешался. В душе его кипела обида на этого молодого полковника, хотелось сказать ему что-то резкое вроде: «выскочка», «молокосос», но глубоко укоренившееся чувство внутренней дисциплины и выдержки сдерживало его.