Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести) Страница 57

Из гаража они пошли в барак и улеглись вдвоем на циновке Пан Чака.

Сын видел, что отец тоскует по дому, по морю и джонке…

Утром, прощаясь, уже на ходу Пан Юр Ил сказал:

— Попробовать надо горячего воздуха. А? — И как-то странно засмеялся.

Пан Чак хотел было подбодрить отца, но тот заторопился уходить. Сын так ничего и не успел ему сказать.

Спустя месяц неожиданно наступили холода. Снег толстым слоем покрыл горы и обледеневал под жгучим ветром. Деревья, потерявшие листья, гнулись и трещали, гулко шумели синие сосны.

Пан Чак выбивался из сил. Почти весь путь до Цхансиена он двигался пешком, расчищая снег перед машиной. А снегу наметало все больше и больше, и никакая человеческая сила не могла бы убрать эти снеговые горы. Что же мог он сделать своей небольшой лопатой?

Но ему говорили, что на то он и помощник шофера, чтобы прокладывать дорогу, и вон сколько людей ему помогает! Пан Чак яростно разгребал сугробы, а снег все падал, снова заваливал дорогу, и это было все равно что ладонями вычерпывать море.

Он не почувствовал, как отморозил уши. Их пришлось забинтовать; под бинтом лежал толстый слой ваты. Пан Чак не слышал, что говорит ему шофер, и шофер злился на него.

Морозы и ветры казались невыносимыми, и никто не мог сказать, когда все это кончится.

Его все больше поражало, как легко переносят морозы местные жители. Правда, у них и одежда приспособлена к зиме: меховые жилеты, ватные халаты, уши закрыты ватными подушечками. А ребятишки даже валяют друг друга в снегу. Он же ходит сгорбившись, без конца трет нос и руки, пляшет на одном месте, но ничего из этого не получается: все равно он мерзнет, и мальчишки только смеются над ним. Тогда он решил, что не будет больше посмешищем для людей. И чем сильнее были морозы и бураны, тем ожесточенней Пан Чак боролся с ними, стараясь скрыть от товарищей, что ему тяжело. Иной раз он даже снимал рукавицы, чтобы закалить руки.

В те немногие минуты, когда ему удавалось отогреться на теплом кане или на случайной стоянке зайти в хижину, он с тревогой думал об отце. Как старик выдерживает такие холода?

Однажды машину послали в Пухын, где разработка золота была механизирована и велась на большой глубине. В Пухыне находилось управление близлежащими рудниками. Там можно было расспросить про отца.

Как только Пан Чак приехал в Пухын, он пошел в контору. Здесь работали американцы и корейские переводчики. С трудом он узнал, к кому обратиться.

— Пан Юр Ил? — переспросил служащий, порывшись в книге. — Такого рабочего на наших рудниках нет.

Пан Юр Ил не в силах был сопротивляться морозам и вьюге. Он ничего не мог сделать со своими коченеющими руками и не мог вынести этого нескончаемого бедствия.

И зачем он здесь, в этом ледяном краю, когда на Кочжедо у него семья и в эти теплые февральские дни жена ныряет уже за водорослями, а дочки шлепают по воде вдоль берега и собирают ракушки! Он мог бы так же, как они, по-прежнему сидеть на берегу и ловить рыбу, а потом есть в своей хижине то, что ему приготовит жена.

Зарабатывал бы он дома не меньше, чем здесь. Ведь все, что сулила компания, оказалось только обещаниями, потому что сейчас грунт даже на поверхности твердый и заработки стали совсем ничтожными, хватает только на еду.

Пан Юр Ил решил ехать домой. Сын пусть остается здесь. Он станет шофером, а потом, когда забудут о его преступлении, тоже вернется в Пусан, и будет работать в Пусане, и женится там, и пойдут внуки.

Пан Юр Ил твердо решил вернуться на Кочжедо, но для этого надо окончательно расплатиться с администрацией за дорогу и заработать на обратный проезд. Поэтому он попросил перевести его в артель рудокопов-золотодобытчиков. Работа у них тяжелая, туда обычно берут только молодых и сильных, но он хорошенько попросит, и его возьмут.

Когда был вырыт очередной колодец и проделаны наклонные ходы, Пан Юр Ил сказал дежурному десятнику, что хочет добывать золотой камень.

Десятник даже не стал его ни о чем расспрашивать. Он велел еще несколько дней рыть колодец в другом месте, а потом явиться сюда и ждать, пока дадут сигнал для добытчиков. Людей этой профессии все время не хватало.

Вскоре Пан Юр Ил пришел на прежнее место. Он видел, как рабочие уложили на дне колодца бревна и подожгли их, а потом четыре дня поддерживали там огонь. И когда каменное золотоносное дно раскалилось и стало хрупким, к колодцу подвезли бочку с водой и вылили в него, и оттуда вырвались клубы пара, будто там произошел взрыв.

Сразу после этого по наклонным ходам бросились вниз рудокопы с кайлами, и каждый старался обогнать товарища, чтобы успеть побольше нарубить золотого камня. А наверху уже дожидались приемщики и стояла охрана, которая обыскивает потом рудокопов, чтобы у них не осталось золота, принадлежащего Морзу.

Все спешили побольше нарубить хрупкого золотого камня и скорее сдать его и получить бумажку, по которой потом выдадут деньги.

Пан Юр Ил тоже побежал. В лицо ему ударил горячий воздух, и уже на половине пути дышать стало нечем, и ему показалось, что он погрузился в невидимый огонь. Но человек такого жара выдержать не может, и Пан Юр Ил бросился назад.

Когда он выскочил, у него, наверно, был смешной вид, потому что приемщики показывали на него пальцами и хохотали, что-то говоря на своем языке. Но Пан Юр Илу было не до них. Он думал о том, что один раз надо бы все-таки вытерпеть этот огонь, чтобы уехать потом домой, а иначе ему придется еще долго мучиться здесь. В колодце сейчас тоже люди, и они это терпят, — значит, и он может пробыть там несколько минут.

Пан Юр Ил опять ринулся под землю и уже не обращал внимания на то, что лицо горит и руки жжет даже через рукавицы. Он добежал до самого дна. Там стоял грохот от ударов кайл и было очень тесно. Пан Юр Ил не мог понять, что с ним делается. Грудь сдавило, он втянул в себя воздух, и сразу у него в горле оказался раскаленный железный прут, который прошел дальше и так и остался торчать, и нельзя было закрывать рот. Тогда он рванулся наверх и опять не слышал насмешек, сыпавшихся со всех сторон, и не понимал, чего хотят от него те, кто принялись его обыскивать.

Вечером, когда лег на свою циновку в бараке и стал думать, как вернуться на Кочжедо, он пришел к выводу, что поступил неправильно. Надо было потерпеть в колодце еще хоть полминутки и только несколько раз ударить по камню, чтобы отбить совсем маленький кусочек. Может быть, хватило бы на дорогу. Люди, такие же, как он, ну, может быть, немного посильнее и помоложе, делают так и получают много денег. А ему много не надо, только на дорогу. И он заработает эти деньги завтра же!

На следующий день Пан Юр Ил оказался у другого колодца, который заливали водой, и вместе со всеми устремился вниз. Через несколько минут он выскочил на поверхность без кайла, обеими руками прижимая к груди камень с золотыми прожилками. Рот у него был открыт, и он только вдыхал воздух, но выдохнуть никак не мог.

Пан Юр Ил безумными глазами посмотрел на приемщиков и всех, кто тут стоял, шагнул в сторону и упал лицом в снег. Он упал, но не выпустил камня из рук, а по-прежнему прижимал его к груди. Приемщики сами подошли к нему, перевернули его, взяли камень, и один из них выписал квитанцию. Но второй сказал, что у этого корейца изо рта идет кровь и он в таком состоянии, что квитанция может затеряться, не лучше ли отдать ее после. Это была правильная мысль, и так они и решили сделать.

Пан Юр Ила хотели оттащить немного в сторону, чтобы он не мешал другим. Но подошел еще один охранник и сказал, что сначала надо выяснить, не напихал ли этот хитрый кореец золота в карманы.

Он ощупал со всех сторон куртку и штаны Пан Юр Ила, ничего не нашел и разрешил оттащить его с прохода.

Загребая ногами рыхлый снег, приемщики забросали то место, где была кровь.

Теперь на Пан Юр Ила никто не обращал внимания. Неподалеку в разных местах отдыхали другие рудокопы. Но они быстро поднимались и уходили. И все же некоторые из них заметили, что Пан Юр Ил долго не поднимается. Они подошли к нему и увидели, что он умер.

Пан Чак не поверил чиновнику, будто на рудниках нет землекопа по имени Пан Юр Ил. Он стал подробно объяснять, какую работу выполняет отец и даже в каком месте ему определили рыть колодцы до холодов.

Чиновник, к которому обратился Пан Чак, достал из стола еще один толстый журнал и начал его перелистывать. И пока он водил пальцем по страницам сверху вниз, Пан Чак стоял и смотрел на него. Но вот палец остановился. Не поднимая головы, чиновник еще раз спросил:

— Пан Юр Ил?

— Да-да! — радостно закивал Пан Чак.

Служащий что-то сказал, захлопнул книгу, сунул ее в стол и снова взялся за письмо, от которого его оторвали.

Пан Чак вопросительно посмотрел на переводчика, и тот тихо произнес: