Канта Ибрагимов - Прошедшие войны Страница 57

В это время меж сидящих людей ходил русский мужчина, одетый в черную кожанку, серую кубанку. Искал кого-то. Наконец около Эсембаева остановился, ухмыльнулся.

— Я тебе говорил — говорил, что ко мне попадешь "Ваше благородие", — ехидно говорил он, склонясь над бывшим офицером, — теперь посмотрим…

— Брось, хохол, — ответил басом Махма, — твоя пуля меня не возьмет… Все равно каким был ты денщиком, таким и остался.

В ту же ночь избитого Эсембаева расстреляли в затылок. В Шали арестовали 500 человек, из них более 120 домой никогда не вернулись. Всего зимой 1929–1930 года было арестовано не менее 35 тысяч человек.

В целом по Чечне, для подавления восстания, при поддержке авиации и броневиков было задействовано пять дивизий, сводные отряды Владикавказского пехотного и Краснодарского кавалерийского училищ, три артиллерийских дивизиона, два полка горных стрелков, три эскадрона войск ГПУ.

С этого дня власть Советов укрепилась основательно. Поломали хребет народа, но до души достать не смогли… Дух народа силен, вынослив, терпелив…

Большевистским репрессиям и террору подверглось не только Шали, в назидание остальным насилию и уничтожению подверглись все религиозно-кулацкие элементы. Пошла чистка от непокорных. В маленьком горном Дуц-Хоте по сводкам спецагентов арестовали одиннадцать человек, в том числе трех Арачаевых: Косума, Рамзана, Цанка.

Весь день держали в бывшей мечети, в помещении где находилась школа. После полудня впервые в истории прибыла техника — два крытых грузовика. После этого задержанных разули, сняли верхнюю одежду, ремни, и в ранних сумерках промозглого декабрьского вечера погрузили в грузовик и в сопровождении многочисленного конного эскорта выехали из села. Арестованные думали, что их повезут в Шали, и может быть дальше в Грозный. Однако машина тронулась в противоположную сторону.

— Да, это не к добру, — сказа кто-то в кузове.

— А что ты, от них добра ждал? — съязвил Косум.

Мучительно долго ехали короткий путь до родника. На промокшей, никогда не видавшей техники дороге, еле ползли, пару раз застревали. У самого родника повернули влево, машина с трудом карабкалась вверх, с натугой выла.

— Везут к мельнице, — сказал Рамзан, выглядывающий в узкую щелку кузова.

— Что они надумали? — с явным испугом и дрожью в голосе вскричал односельчанин Арачаевых — Бицаев.

— Сейчас искупают, накормят, напоят и домой отвезут, — неудачно кто-то сострил.

На очередном небольшом подъеме машина жалобно завыла, дальше не тянула.

— Стой, — грянула команда.

Горцев по одному вытащили, поставили в ряд перед светом фар машины.

— Да что они собираются делать — неужели расстреливать? — завизжал Бицаев.

Никто ему не ответил, все молчали.

Цанка ни о чем не думал, ему не верилось, что жизнь может так оборваться. что так просто могут убить.

— Ва — нана! — простонал Бицаев.

— Приготовиться! — прозвучал резкий голос командира.

Из-за света фар солдат не было видно.

К вечеру мелкий дождь перешел в снег, с северных равнин дул холодный ветер. Ядовитый рев мотора перекрывал все звуки, даже сухие щелчки передернутых затворов винтовок, и только родник, зажатый крутыми берегами, бешено рычал, рвался вниз к простору, к свободе.

— О, нана! — вновь воскликнул Бицаев и упал на колени. — Я хочу жить! За что? За что? Я хочу жить!

— Встань, скотина, — пнул его рядом стоящий Рамзан Арачаев, — вставай, сволочь! Не мужчина ты и породивший тебя отец.

Командир красноармейцев достал из кожаной куртки папиросу, заслоняя ее от падающего снега, прикурил.

— Абаев, — крикнул он, выдыхая сизый клубящийся дым в лучи фар, — что он говорит?

— Да так, ничего. Пощады просит, — с грубым акцентом, на русском языке отвечал кто-то из темноты.

— Может дадим?

— Зачем? Это ведь готовый кровник… Это ведь враг народа.

— Тогда возьми винтовку и тоже стреляй.

— Да я, я…. - нерусский голос совсем задрожал, — я то и стрелять-то толком не умею… Я ведь только по религиозной части…

— Хватит болтать, — перебил его командный голос, — становись или в этот ряд или в тот.

Наступила тишина, арестованные толком не видели, взял ли Абаев оружие или нет.

— Который это из них? — спросил Косум у Рамзана.

— По-моему. Нуцулхан.

— Какая разница — со всеми надо разобраться, — буркнул стоящий с другой стороны односельчанин.

— Теперь разберемся, — горько усмехнулся Косум.

— Надо разбегаться, — прошептал Рамзан.

В это время командир раскатисто рассмеялся.

— Ха-ха-ха! Правильно! Так ты ведь давно стоишь в этом ряду… Приготовиться! — он глубоко затянулся, ярко сверкнул огонек.

— Товарищ командир! По-моему, сигналит машина, — сказал из кабины водитель, — мигает фарами. Наверное — нам.

Командир развернулся, пригляделся.

— Отставить, — негромко сказал он.

Внизу у поворота свет фар замер на дороге. Тень отделилась от машины.

— Не стрелять! Не стрелять! — кричал подбегающий красноармеец. — Приказано расстреливать вдалеке от села. Только за рекой, — уже более спокойно говорил подошедший солдат запыханным голосом. — И обязательно тщательно закопать.

— Может мы их еще и отпевать будем? — съехидничал командир и, докуривая, другим строгим голосом спросил: — Абаев, где тут мост?

— Чуть выше. Здесь рядом, — ответил чеченец.

Солдаты засуетились, задвигались.

Рамзан толкнул локтем рядом стоящего Косума.

— Надо бежать, — прошипел он.

Косум утвердительно мотнул головой.

— А-а-а. — отчаянно заорал Рамзан и кинулся в сторону родника. За ним помчалось еще несколько теней, туда же рванулся и Цанка. Он слышал, как раздались выстрелы, как рядом с ухом прогремел оглушительный хлопок, обжигая лицо и волосы. В отчаянном страхе Цанка подскочил к берегу родника, сходу головой боднул мощную тень, преграждавшую дорогу, и вместе с ней полетел в ледяную воду. Стремительный поток подхватил их и понес вниз по глинистому, скользскому как стекло днищу.

В первое мгновение студеная вода парализовала Цанка и солдата, они в панике обняли друг друга, затем, оценив реальность, принялись бороться. Арачаев чувствовал всю силу и мощь зрелого мужского тела, они неслись вниз по течению, дыша друг другу в лицо, пытаясь подмять под себя противника. Сильная часть солдата обхватила тонкую шею молодого Цанка, большой грубый палец военного сдавливал горло, перекрывал дыхание. Арачаев стал задыхаться, появился ровный кашель, инстинктивно пытаясь вдохнуть он набрал воды в рот и в нос. В это время они с силой ударились об один берег, их кинуло к другому, снова удар. От неожиданности бросков и поворотов смертельная хватка солдата ослабла, рука скользнула вверх по лицу Арачаева.

В этом месте у самого подножия горы стремительный поток воды упирался в огромные каменные валуны, которые видимо сам когда-то снес с горы. Обтекая эти глыбы, вода набирала еще большую скорость и у самого подножия ударялась в огромный гранитный валун. За многие годы, а может даже века, родниковый поток подточил дно валуна, уходил в коловерти под него, и через минуту водопадным фонтаном выбрасывался в тихую, обширную, неглубокую заводь… В детстве Цанка не раз рисковал, совершая этот сумасшедший маршрут. И теперь, машинально припоминая неистовую мощь небольшого, но стремительного потока, он из последних сил глубоко взхохнул, добровольно ушел на дно, как в детстве сгруппировался… Вот еще один удар, разворот, полет в никуда и он чувствует какой-то резкий толчок сверху, его большой нос скользит по ядовито-слизкой противной поверхности и в следующее мгновение поток выбрасывает его в тихую заводь.

Почувствовав под собой твердый грунт, Цанка хотел встать, однако обессиленные ноги дрожали, не могли держать длинное худое тело. Он вновь упал в холодную воду, снова попытался встать, глубоко с наслаждением вдохнуть, появился сильный кашель, расширяющий грудь и горло. Борясь с самим собою, дрожа от холода и страха, он еще долго стоял в воде, не зная что делать, отовсюду ожидая смертельной опасности, тяжело и часто дыша. Наконец кое-как пришел в себя, огляделся. Кто-то кряхтя, тяжело карабкался на берег.

— Эй! Кто ты? — тихо спросил Цанка.

Из-за мощного водопадного потока ничего не слышал, но ему показалось, что это фигура Рамзана. Разгребая руками воду, Цанка устремился к берегу.

— Рамзан, это ты? Дай руку! — крикнул он в радости, протягивая руку.

Вдруг все затуманилось перед глазами. Сильнейший удар опрокинул его в воду. Он потерял равновесие. В неглубокой воде не мог достать дна, стать на ноги, в смятении махал руками. заглатывал холодную воду. Наконец ноги уперлись в грунт, тогда боясь встать в полный рост, только чуть-чуть ниже носа высунув голову над поверхностью воды он поплыл вниз. Метров за сто до слияния с рекой Вашандарой, через густые, колючие кустарники вылез на берег. Дрожа от холода, оглядываясь по сторонам, пугаясь всякой тени, побежал в горы, в сторону летнего стойбища, — прочь от людей, прочь от родного аула.