Николай Шпыркович - Лепила[СИ] Страница 24

Я проехал мимо первого съезда к озеру — это место мне не нравилось из–за слишком уж разросшегося камыша, хотел, было заехать на «Горку» — холм над озером с удобным спуском к воде, но там было слишком много ребятни, а мне хотелось спокойно полежать, спокойно почитать. Для сегодняшнего дня абсолютно не подходили статьи про «антиноцециптивную систему», поэтому я предусмотрительно купил томик в мягкой обложке, на которой здоровенный волосатый мужик совершенно безрассудно, по–моему, замахивался топором на какое–то страхолюдное чудище. Судя по размерам когтей и зубов последнего, мужику не светило выиграть эту схватку по — любому, но посмотрим.

Я осторожно перевалил через глубокую выбоину на дороге, и свернул на не очень заметное, почти полностью заросшую травой, ответвление. Давя шишки и задевая боками машины кусты, росшие по обеим сторонам, я проехал еще пятьдесят метров и, как всегда, внезапно, передо мной открылся песчаный берег с редкими, низкорослыми сосенками. Выдававшаяся в край озера коса — бывшая перемычка между карьерами, — поросшая лесом, надежно скрывала этот небольшой, метров двадцать длинной, пляжик от посторонних глаз. Обычно под вечер сюда приезжали небольшие — на одну — две пары компании, но сегодня здесь никого не было. Будний день, да сказывалась еще на редкость холодная, почитай до конца мая никак не могущая раскачаться весна — люди только–только начали снимать куртки и не рвались в непрогретую воду. Постояв немного на берегу, я зашел в озеро по колено и секунд двадцать скучающе разглядывал редкие облака, а потом, решившись, ухнулся с головой в зеленоватый сумрак. Да, водица была далеко не летней, хотя лето уже, считай, долетело до макушки. А потому хватило меня лишь на двадцать метров судорожного брасса, после чего я с чувством гордости за собственную силу воли вернулся на берег. Лет 25 назад я бы, конечно, и в такой воде плескался бы до посинения, что, впрочем, и подтверждали непрекращающиеся вопли из–за косы. Однако «нонеча, не то что давеча», а поэтому я растянулся на покрывале, решив, что слажу в воду еще разок, перед отъездом. Как бы, возмещая недостачу тепла в мае, сегодня солнце припекало особенно здорово, а потому, спустя полчаса я спрятал свои бледные телеса под майку — только солнечного ожога мне не хватало, а с моей кожей и таким солнцем и не заметишь, как обгоришь до красноты свежесваренного рака. Начав читать, я неожиданно увлекся: сюжет был хоть и не нов — очередная борьба Добра со Злом, но автору удалось избежать занудного побивания злых волшебников и всякой нечисти мускулистым главным героем. Немного подзакусив бутербродами с копченой колбасой, я снова искупался, или скорее, снова распугал на минуту мальков, деловито снующих у самого берега, и, решив обсохнуть, а потом уже ехать домой, ради разнообразия решил пройтись по лесу. Благо в этом году весна выдалась не только холодной, но и сухой, комаров был неурожай, так что я довольно вяло помахивал сорванной веточкой, отмахиваясь от живого доказательства существования естественного отбора — отдельные холодо — и засухоустойчивые представители «серых реципиентов» настойчиво кружились вокруг меня, требуя свою долю крови. Шел я, надо сказать, не просто а-ля медведь–шатун, а вполне с конкретной целью; прямо во–он за тем березнячком есть очень даже замечательная полянка, на которой уйма земляники, и, если вездесущие пацаны до нее не добрались, есть шанс отведать ароматной ягоды. Нет, ну надо же — действительно точно… Невысокие кочки были усыпаны красными ягодами, хотя и немного кисловатыми — сказывалось отсутствие солнца. Тем не менее, их было так много, что пригоршня набиралась за полминуты, после чего я эту пригоршню с удовольствием отправлял себе в рот. Эх, жалко, стаканчика никакого нет, не догадался, можно было бы насобирать и вечерком с подарком зарулить к Инессе. Хотя… Я сорвал длинный стебель тимофеевки, и, как когда–то в пионерском лагере, начал нанизывать на него ягоды покрупнее. Получилась длинная аппетитная колбаска, этакая местная мини — чурчхела. Нанизав одну веточку, я принялся за вторую, время от времени, прихлопывая особенно уж настырных комаров. Где–то близко, за густыми зарослями березняка зафырчал мотор, кто–то невидимый подъехал и остановился. Хлопнула одна дверца, вторая, затем послышалась какая–то возня. Наверное, какая–то парочка решила ближе к вечеру уединиться на природе. Очень оно способствует — мягкий мох, шумящие сосны, свежий воздух — все будет, как надо, без стрихнина и «Виагры». Кто–то замычал, в порыве страсти, раздался короткий хруст веток, что–то зашумело — шелестнуло, потом дверь снова хлопнула два раза, мотор взревел, и машина на приличной скорости понеслась к выезду из леса. Как–то очень быстро все это у них…. Даже если это — изголодавшийся солдатик, прибывший в отпуск откуда–нибудь с Новой Земли, где из всех женщин на 1000 км — только самки белых медведей — что же он, прямо без штанов в Лесногорск помчался? А ну–ка… Я осторожно раздвинул березки и вышел еще на одну полянку, поменьше. Земляники на ней не было, но ее с успехом заменяли капли крови, дорожкой протянувшиеся вдоль свежей неглубокой бороздки, прочертившей всю поляну и оборвавшейся возле старой траншеи. Уж чего–чего — а крови я насмотрелся, так что не перепутаю ее ни с земляникой, ни с брусникой, ни с прочей клюквой–морошкой, впрочем, морошка, кажется, желтая.

Хрустя прошлогодней хвоей, я осторожно прошел вдоль бороздки. Траншея была неглубокой; годы, прошедшие со времен войны, сгладили ее края, а деревья, стремившиеся еще быстрее стереть даже память о войне, набросали на дно сухих веток. Но березки, лежавшие с верху, были свежими. Скорее, даже, не березки, половинки их — вон торчат срубленные наискось на высоте человеческой груди тонкие стволики с редкими нижними ветками. Однако свежая зелень листьев не скрывала безжизненно вывернутую ногу, обутую в коричневый ботинок. Отбросив в сторону несколько срубленных верхушек, я увидел всего человека, скрючившегося на старых сухих ветках, заплывающего кровью. Кровью была пропитана белая тенниска, кровь была на коротких белых волосах. Лицо не было видно, голова была повернута так, что виднелся лишь край щеки и ухо. Наискось щеку пересекали две уже подсохшие царапины, те самые, которые по указанию Гоши, были обработаны медсестрой приемного покоя несколько дней назад. Неудачное лето у тебя, Винт.

Спрыгнув в траншею, я приложил 4 пальца рядом с кадыком — ниточка пульса билась, почти неуловимо проскальзывая под пальцами. Рот Винта был залеплен скотчем, под прозрачной поверхностью которого было видно, что широко раскрытый рот туго забит какой–то черной тряпкой. Таким же прозрачным скотчем были замотаны и руки за спиной. Хорошо, что насморка у Винта не было, и он хоть слабо, прерывисто, но дышал через нос. Сдернув скотч со щеки, я вытянул изо рта тряпку, челюсть Винта сразу отъехала назад, и он захрипел — расслабленный язык запал и перекрыл дыхательные пути. Я быстрее повернул голову и вывел двумя пальцами вперед легко подавшуюся челюсть.

Секунду — другую подумав, я пожал плечами и … затолкал Винту кляп назад, постаравшись, чтобы он прижал язык ко дну полости рта. Худо–бедно, но кляп сейчас выполнял вполне положительную роль фиксатора языка и нижней челюсти, а через нос Винт дышать мог — в этом я уже убедился. Осторожно повернув парня на бок, я недовольно крякнул от вида здоровенной лужи крови под ним. Белая майка стала спереди темно–багровой, а на животе — почти черной, и неприятно липла к рукам. Ладно, парень, будем надеяться, что ты не успел подцепить вирус иммунодефицита человека от своих подружек. Я взял в охапку безвольно обмякшее тело, прижал поплотнее, и на вдохе приподнял его, положив сначала на край траншеи ноги, а затем вытолкнув и все тело. Оперевшись ногой на сосновый корень, я выпрыгнул из траншеи и стал на ноги возле раненого, уже не обращая внимания на комаров, победно звенящих над таким обилием пищи. Приподняв веки, я быстро оценил зрачки — правый был, похоже, чуть шире. Обескровленные склеры отливали неестественной белизной. Да! Я размотал скотч с рук, отклеивался он с противным хрустом. Осторожно приподняв подол длинной белой майки вверх, я увидел в правом подреберье две линейных раны, по типу крупного пунктира, из которых струйкой сочилась кровь. Быстро пошарив по карманам брюк — не в поисках денег, они меня интересовали сейчас не больше сухих шишек, валявшихся вокруг — а в надежде обнаружить мобильник возможно оставшийся незамеченным, я недовольно скривился. Фиг вам, а не мобильник. Кстати, а мой? В лес я пошел в плавках, хотя майку, как натянул от солнца, так и не снимал, но я мысленно застонал, вспомнив, что и в шортах — то у меня телефона нет! После звонка в отделение он так и остался лежать на кухне!

Итак, что мы имеем: тяжело раненного человека, вероятнее всего с повреждением печени, с кровопотерей… хрен его знает с какой кровопотерей, ясно, что громадной, с геморрагическим шоком. К тому же у него: я ощупал затылок — слева была округлая вмятина — черепно–мозговая травма, может и в голове гематома. Кома. Это значит, со знаком минус.