Джордж Элиот - Мельница на Флоссе Страница 57

При этом мистрис Теливер слегка покачала головой и посмотрела на рубец своего носового платка.

– Я ни мало не сомневаюсь в том, что вы говорите, мистрис Теливер, – сказал мистер Уоким с холодною вежливостью: – но вы верно имеете до меня какую-нибудь просьбу?

– Действительно, сэр. Вот, что я – сказала сама себе: «я не сомневаюсь, что у вас добрая душа». Муж мой, который на себя не похож, вот уж два месяца – хотя, Конечно, я его ни мало не оправдываю в том, что он так горячился по поводу плотины – все же еще лучше многих людей, так как он сознательно никому не сделал зла ни на шиллинг; что ж касается до его вспыльчивости и страсти к тяжбам, то, что я могла сделать против этого? Его как громом поразило письмо, в котором объявляли, что его земля перейдет в ваши руки. Я же нисколько не сомневаюсь, что вы поступите, как настоящий джентльмен.

– Что все это значит, мистрис Теливер? – сказал мистер Уоким довольно резко. – Чего вы от меня хотите?

– А вот чего, сэр, заговорила скороговоркой несколько испуганная мистрис Теливер: – не будете ли вы столь добры не покупать мельницу. Мой муж, я думаю, с ума сойдет, если узнает, что она перешла в ваше владение.

Как будто какая-то новая мысль, мелькнув в голове мистера Уокима, озарила лицо его в то время, как он – спросил:

– Кто – сказал вам, что я намеревался купить вашу мельницу?

– Поверьте, сэр, что это не я выдумала; мне даже никогда бы не пришла эта мысль, так как мой муж постоянно твердил, что стряпчие не имеют надобности покупать земли или дома, так как у них есть другие средства завладеть ими. Следовательно, я могла бы думать, что это относится и к вам, и никогда бы не предположила, что вы в этом случае поступите иначе.

– Ну, хорошо, так кто же – сказал вам это? – спросил мистер Уоким, отворяя свою конторку, как будто отыскивая в ней что-то и в то же время присвистывая почти неслышным образом.

– Мистер Глег и мистер Дин, которые заведуют теперь всеми делами. Мистер Дин даже полагает, что Гест и Ком. будут согласны купить мельницу и оставить ее под управлением мистера Теливера, если только вы не набьете на нее цену. Мой муж, если будет жив, был бы так счастлив остаться на месте. Ведь вы подумайте только: эту мельницу построил еще его дед и отец его постоянно жил в ней. Вначале, после свадьбы, мне не очень то нравился шум ее, так как в нашем семействе, у Додсонов, не было мельниц; и если б я знала, что они причиняют столько хлопот по судам, то, вероятно, не я была бы первая из семейства Додсон, которая вышла за мельника; но я совершенно слепо вдалась во все эти истории о плотинах и проч.

– Вы говорите, что фирма Гест и Ком была бы согласна приобрести мельницу для себя и оставить вашего мужа на жалованье?

– О, да, сэр! Конечно, грустно подумать, что мой муж будет от других получать содержание, – сказала бедная мистрис Теливер и слеза пробилась сквозь ее ресницы: – но все же более походило бы на старый порядок вещей остаться по-прежнему на мельнице, нежели, если б пришлось, переехать на новое место. Возвысив цену, вы бы нанесли такой удар моему бедному мужу, от которого он некогда бы не поправился.

– А что, если б я купил мельницу и оставил бы в ней вашего мужа на тех же условиях?

– О, сэр! я не думаю, чтоб он согласился на это даже в таком случае, если б сама мельница стала умолять его о том. Ваше имя ему теперь более, нежели когда-либо, ненавистно. Он считает вас виновником всех его бедствий с того времени, как вы, восемь лет назад, завязали дело о дороге через луг; с тех пор он и начал вас честить; и так как я постоянно говорила ему, что он неправ…

– Ваш муж – дерзкая и подлая скотина! – прервал ее с негодованием мистер Уоким, совершенно забывшись.

– Ах, что вы, сэр! – воскликнула мистрис Теливер, испуганная таким неожиданным результатом ее слов: – я не хочу вам противоречить, однако ж я думаю, что он несколько переменил свой образ мыслей во время болезни; к тому ж он забыл многое, о чем прежде любил говорить. Вам, верно, было бы неприятно, если б он теперь умер, и иметь на совести смерть человека; с другой стороны, люди говорят, что быть несчастью, если дорнкотская мельница перейдет в другие руки: например, вода может прорвать плотину и уйти, и тогда… не то, чтоб я вам желала какого зла, сэр – сохрани Бог! Тем более, что я помню вашу свадьбу, как будто она была вчера; ведь мистрис Уоким была рожденная мисс Клинт – я это знаю, и мой сын, красивый, стройный малый, каких немного, ходил в школу с вашим сыном…

Мистер Уоким встал, отворил дверь и кликнул одного из своих писцов.

– Извините, что я должен прервать вас, мистрис Теливер, но у меня есть дело, которое я должен исполнить; притом же, я полагаю, что вы более ничего не имеете сообщить мне.

– Я только осмелюсь просить вас, принять мои слова к сведению и не идти против меня и моих детей. Я не спорю, что мистер Теливер был неправ в отношении к вам, но он достаточно наказан и есть люди хуже его, которые делают вред другим; он же повредил только себе и своему семейству. Разумеется, это тем более жалко, и я каждый день хожу смотреть на голые полки, на которых стояли мои вещи.

– Хорошо-с, хорошо-с, я приму все это к сведению, – сказал мистер Уоким поспешно, выглядывая через растворенную дверь.

– Кроме того, я попрошу вас, никому не намекать о том, что я приходила переговорить с вами, потому что мой сын, я знаю, рассердился бы на меня, сказав, что я унижалась, а у меня уж и так хлопот довольно и без того, чтоб еще мои дети меня бранили.

Голос бедной мистрис Теливер слегка задрожал при этих словах и, не в силах ответить на «прощайте» стряпчего, она присела и молча вышла из комнаты.

– Когда назначена продажа дорнкотской мельницы? Где предписание? – спросил мистер Уоким у своего писца, когда они остались одни.

– В будущую пятницу, в шесть часов.

– О! ну так сбегайте к Уипшинку – вы знаете? и если он дома, попросите его тотчас придти ко мне; скажите, что у меня до него есть дело.

Когда мистер Уоким вошел в это утро в свою контору, то он вовсе не думал о покупке дорнкотской мельницы; теперь же он составил в уме новый план. Мистрис Теливер подала ему много мыслей, которые он решился немедленно привести в исполнение. Он был один из тех людей, которые могут решиться на все скоро, но без опрометчивости, так как стремление их не выходят из одной постоянной колеи и им не приходится примирять несколько враждебных целей.

Предполагать, что Уоким питал к Теливеру ту же непримиримую ненависть, которую чувствовал к нему этот последний, было бы все равно, что думать, будто щука смотрит на окуня теми же глазами, какими окунь смотрит на щуку. Очевидно, что окунь проклинает щуку за средства, которые она употребляет для своего пропитание, между тем, как щука, вероятно, даже о самом свирепом окуне думает разве только то, что он вкусен, и лишь в том случае, если б она им поперхнулась, может почувствовать к окуню сильную неприязнь. Если б мистер Теливер когда-либо сильно оскорбил стряпчего или повредил бы чем-нибудь его интересам, то Уоким верно не отказал бы ему в чести сделать его предметом своих преследований; но когда мистер Теливер назвал Уокима плутом на обеде во время ярмарки, никто из составлявших практику стряпчего не показал виду, что хочет отнять у него хождение по их делам.

Хотя иногда в присутствии мистера Уокима какой-нибудь балагур-скотопромышленник, подстрекаемый случаем и чрезмерным количеством выпитой водки, думал кольнуть его намеком на духовные завещание старых барынь, но Уоким оставался совершенно равнодушным, зная очень хорошо, что большинство положительных людей было совершенно довольно тем, «что» Уоким был Уокимом то есть человеком, который всегда умел различить: по каким камням следовало пройти через судебную грязь, чтоб не замараться. Человек, наживший большое состояние, имевший великолепный дом с садом в Тофтони и положительно богатейший в околотке погреб с портвейном, мог не сомневаться в общественном мнении. Я даже не совсем уверен, что сам почтенный мистер Теливер, с его общим взглядом на закон, как на арену для боя петухов, при других обстоятельствах, не стал бы разбирать личности Уокима, так как я слышал от людей, много занимавшихся историей, что род человеческий не имеет привычки строго обсуживать поведение великих победителей, лишь бы только их дело было правое. И так Теливер не мог ни в чем быть помехой Уокиму, напротив, он был слабое существо, не раз побежденное стряпчим и постоянно дающее оружие против себя. Совесть вовсе не упрекала Уокима за то, что он сыграл несколько штук с мельником; но, с другой стороны, за что же бы он стал ненавидеть этого жалкого сутягу, этого бешеного быка, запутавшегося в петлю им самим расставленной сети.

Однако ж, между странностями, которым подвержена человеческая натура, ни один психолог еще не указал на свойство ее особенно любить тех людей, которые нас открыто поносят и унижают. Восторжествовавший кандидат из Желтых в депутаты от местечка Ольд-Топпин не чувствует постоянной обдуманной злобы к издателю из Синих, который утешает своих подписчиков риторическим возгласом против людей желтой партии, предающих свою страну – этих демонов частной жизни, но он был бы не прочь, если б закон и случай помогли ему ознакомить издателя из Синих с более темным оттенком его любимого цвета. Сильные мира сего позволяют себе иногда, в виде развлечение, маленькое мщение, когда им представляется удобный к тому случай, не в ущерб их делам; и эти маленькие, столь бесстрастно-произведенные гонение имеют огромное влияние в жизни их жертв, переходя все степени шуточной казни, выбивая людей, против которых они устремлены из занимаемых ими мест, и черня характеры несправедливыми сплетнями. Во сколько же раз приятнее нам видеть людей, имеющих против нас незначительные вины, униженными и пораженными какою-нибудь неудачей, без нашего к тому содействия! Провидение или стечение обстоятельств взяли на себя отмщение за нас; но главное то, что враги наши страдают вследствие каких бы то ни было благоприятных для нас обстоятельств. Уоким не был лишен известной доли такого злопамятства относительно нелюбезного мельника; и теперь, когда мистрис Теливер открыла ему глаза, он с наслаждением думал о том, что имеет возможность нанести ее мужу чувствительный удар, и к этому чувству присоединялось еще сознание оказанного благодеяние. Видеть врага униженным, Конечно, доставляет удовольствие; но как сравнить с этим высокое наслаждение – знать, что он унижен вашим милостивым к нему вниманием? Это было б мщение, которое в то же время попало бы в графу добродетелей; а Уоким зорко следил за тем, чтоб графа эта была прилично наполнена. Он уже раз имел случай поместить старого врага своего в одну из сент-оггских богаделен, на перестройку которой он сделал большое пожертвование; и вот ныне представляется ему случай оказать благодеяние другому врагу, сделав его своим слугою. Подобные вещи доставляют минуты истинного наслаждение, о котором не имеют понятия те близорукие люди, которые считают мщением прямое и грубое оскорбление. Теливер, с своим грубым языком, укрощенным благодарностью за оказанное благодеяние, был бы гораздо надежнейшим слугою, нежели какой-нибудь посторонний человек, смиренно ищущий места; к тому ж, он был известен за человека высокой честности; а Уоким был слишком умен, чтоб не верить честности вообще. Он имел привычку наблюдать и изучать людей, а не судить их только на основании избитых правил; и никто не знал лучше его, что не все подобны ему; тем не менее, он решился предварительно изучить во всех подробностях дело о мельнице и земле, тем более, что он вообще был охотник до сельского хозяйства. Независимо от желания отомстить Теливеру, было много важных причин желать приобретение дорнкотской мельницы: во-первых, это было превосходное имение; во-вторых, Гест и Ком., намеревались купить его. Мистер Гест и мистер Уоким были в дружеских светских отношениях; но стряпчий любил, чтоб какой-нибудь владелец судна, или мельницы, слишком возвышающий голос в обществе или за обеденным столом, однако ж преклонялся пред ним. Уоким был не только деловой человек, но был известен в высшем сент-оггском кружку и как приятный собеседник. Он увлекательно рассуждал о своем портвейне, слегка, как любитель, занимался сельским хозяйством и был, бесспорно, отличный семьянин. Когда он ходил в церковь, то садился под самый красивый из бывших в ней памятников, воздвигнутый над могилой жены. Многие, в его обстоятельствах, вступили бы во второй брак; но говорили, что он нежнее к своему уроду-сыну, нежели другие отцы бывают к самым красивым детям; у него были еще другие сыновья, но он их содержал ниже своих средств. В этом заключалась одна из главнейших причин к покупке дорнкотской мельницы. Пока мистрис Теливер, говорила, в голове Уокима мелькнула, между прочим, мысль, что это имение чрез несколько лет доставит весьма независимое положение его любимцу, которого он хотел вывести в люди.