Правила Лебядей - Елена Ровинская Страница 17

– …мама – папина девушка, – донесся до Стэна голос одного из мальчиков; тот был абсолютно серьезен, даже грустил. – А тетя-Сонечка – Макса!

– Всех хороших девушек разобрало старичье, – вздохнул его брат и не по-детски серьезно наморщил лобик.

Стэн еле удержался от смеха. Сам он не поощрял, когда его собственные дети держались наравне со взрослыми, но услышать подобное от чужих, было забавно. Жаль, самого Кана нет. Интересно было бы посмотреть, как он на это отреагирует.

– Алекс! – укоризненно сказала Блондинка.

Мальчик вздохнул и на ходу обернулся через плечо:

– Ах, ма! Не лезь в пацанскую душу.

И так тяжело вздохнул, что у взрослых не хватило духу расхохотаться.

– Олег, ты скотина! – сказала девушка.

Блондин согласно кивнул.

Маленькая девочка подняла лицо и улыбнулась Стэну.

Он невольно улыбнулся в ответ. Задумался мимолетно, какой красавицей она вырастет. На миг отвернулся, а потом открыл от удивления рот: точно такая же, но уже взрослая девочка торопливо перебирала каблуками в сторону лестницы.

Забыв обо всем на свете, Стэн уставился на нее.

Вот это была девчонка! Черноволосая, загорелая, – то ли ближний Восток, то ли дальний. То ли Кавказ, то ли Азия. Принцесса Жасмин! На бегу ослепительно улыбнувшись Шуре, Жасмин, промчалась мимо него к служебному входу.

– Шура-а-а? – спросил он, внезапно охрипнув. – Как бы мне это узнать поближе?

– Что – это? – заволновался Шура и даже от жадности покраснел.

В душе он знал – что. Вкусы Стэна были просты и абсолютно статичны. Алена идеально соответствовала им: у нее были ноги, и они раздвигались.

– Это вот! – сказал брат. – Пробежала. Брюнетка с ножками. Познакомь нас.

Все, что могло пойти наперекосяк

Правило: если что-то может пойти наперекосяк, так оно и пойдет.

В глубине души Алена все это уже знала. Знала в тот самый миг, когда, стоя у зеркала в сапогах-чулках и черной плиссированной юбке, она решила поехать не на компанию, а прямиком в «Платинум Арену».

Но почему-то решила не поддаваться панике.

И все пошло наперекосяк.

Не тот шнур для микрофона, – ей пришлось среди матча срываться с места и ехать на компанию за другим. Сдохший аккумулятор. Ей пришлось сниматься с места и, рискуя жизнью, лететь на каблуках вниз. По крутой скользкой лестнице. Потом, традиционно: нести после второго периода кассету водителю. Чтобы успели слепить небольшое хроно к вечернему выпуску новостей.

И все это в короткой, взлетающей от каждого шага юбке, на тоненьких каблуках. Юбке, рассчитанной на одного только Шуру.

Какая-то тетка прошипела ей:

– Чтоб ты свалилась, уродина черномазая!..

Алена лишь фыркнула. Вряд ли, упав, она стала бы уродиной. Девушка обернулась и… улыбнулась тетке. Когда-то она и правда думала, что же с нею не так. Сжималась, от непонятной ей агрессии женщин. Принимала за чистую монету все то, что кричат ей в спину.

– И вам любви, – сказала она так кротко, что тетка чуть сквозь землю не провалилась. – Оставайтесь такой же красивой.

Она даже не заметила, что ее заметил сидевший на ложе Стэн.

– Шура! – приказал он.

– Ни в коем случае! Ты с ума сошел? Это девушка с телевидения!

Стэн внимательно посмотрел на него. Настолько внимательно, что Шура поежился.

– И че?! – спросил он сурово.

И настолько искренним был его вопрос, что Шура съежился еще больше. Нахохлился словно воробей и буркнул.

– Ладно.

…Стэн этого не помнил, но он уже видел Алену на предыдущей игре. По чистому стечению обстоятельств, Алена пришла на игру с «полей» и выглядела, как она всегда выглядела: как пугало с мамьей гулькой на голове. Зато она помнила, как стояла бок о бок с красивой Машей, администраторшей базы, где ребята жили до игр, и смотрела на Стэна. Стояла, прозрачная, аки воздух, пока Станиславский тряс Маше руку и улыбался. Не глядя ни влево, ни вправо, ни на Алену.

Стэн этого не помнил. Он понятия не имел, в отличие от самой Алены.

Вчера она не возненавидела его только потому, что Станиславский был в ее вкусе. Темноволосый, с благородной сединой в темных волосах и итальянским профилем. Бонечка потом сказала ей, что у нового президента удивительные, серо-голубо-зеленые с черными точечками, глаза. Но Алену такие вещи не волновали. В мужских лицах она замечала лишь подбородок и нос.

Подбородку Стэна могли бы позавидовать герои боевиков, но Стэн ее не заметил, и она была чертовски на него зла.

Из-за свалившихся на нее мелких неприятностей с кассетами и шнурами, Алена даже не вспомнила, что сегодня, она одета совсем не так же, как была одета вчера. И дело не в Маше, а только в ней. Глядя на Стэна она помнила и думала лишь одно: что, Маня отказала?! Ну, я тебе сейчас дам, урод!

Стэн был не в курсе подводных течений.

Маша интересовала его три минуты. Ровно столько, сколько он шел от нее, наверх, где его познакомили с группой поддержки «Амура». Девушки тут были красивы, как звезды. И каждая третья сияла ярче второй.

Ничего не подозревая, он спустился с ВИП-ложи, вслед за братом.

– Алена!.. Алена! – как-то странно позвал тот.

Она остановилась и просияла. Шурино внимание было бальзамом ей на раны, припарками на тщеславие… Развернувшись, она вернулась к нему. Легкая и стремительная, прошла сквозь толпу, как Русалочка, сквозь ревущие волны. Шура сжал ее ладони в своих.

– Аленушка, позволь тебя познакомить…

Часть ее свирепо подумала: «Что, вчера было трудно?!» Вторая же часть догадалась: сука! Мечты сбываются: Главный внимание обратил. Алена выжала улыбку больного энурезом кита.

– Он мне тут пытался не дать знакомиться! – подтвердил ее опасения Стэн, в упор не замечающий чего-то неладного. – Я говорю: «Смотри-ка, какие ножки!» а он мне «Это корреспондент с телевидения!»

Алена скисла еще сильнее.

Будь Стэн ее гостем, она крутанула бы его, как рулетку. Но он был президентом хоккейного клуба. Таких не крутят, перед такими садятся на задние лапки и бьют передними в воздухе. Вежливо и бесплатно. Что она нашла в нем вчера, Алена больше в упор не видела. Ни носа, ни подбородка. Лишь заискивающего перед ней мужика. Ищущего ее расположения, мужика. Пилатиса. Гостя. Гостя, которого нельзя разводить!

Алена решительно высвободила руку.

– Простите, меня машина ждет. Нужно пленку отдать.

И она побежала прочь, лавируя между идущими ей навстречу людьми.

На лестнице она столкнулась со смутно-знакомым парнем в черной кожаной куртке. Блондин. И мужественный, и сладкий одновременно. Смазливый и глянцевый, как картинка из журнала для геев. Коротко присмотревшись, Алена прижалась к перилам, чтоб его не задеть. От этого взгляда у нее еще в прошлый раз ресницы заиндевели. Тот самый Больной Олег, которого она видела на «Заимке». Тот, о котором то и дело бормочет Бонечка. Тот, который ей рубашку порвал.

Она слегка покраснела, некстати вспомнив, как возбудилась тогда. Подумала, что она – еще больнее Олега. Подумала, что она не в том положении, чтобы западать на мажоров и пробежала мимо.

Она