ПГТ - Вадим Сериков Страница 18

за реакцией Тани. Казалось, ее это совершенно не трогало. Зато другие, ранее обласканные, а теперь брошенные мною мадемуазели, взбеленились не на шутку. Несчастная, с которой я танцевал, была подвергнута остракизму. Ей был объявлен бойкот. Но она летала на крыльях любви, ничего не замечая. И мне почему-то было ее ничуть не жаль.

Таня продолжала вести себя так, как будто не видела моих показательных выступлений. Она смеялась и танцевала со здоровенным грузным парнем по прозвищу Панда. А я-то ждал, что она поставит мне "шесть-ноль" за артистизм и падет в мои горячие объятия. Оставалось признать, что я плохо знаю женщин. И смириться.

Мы вернулись в город, и студенческая жизнь потекла своим чередом. Зачеты-сессии, пьянки-гулянки, встречи-расставания. Однокурсница Света, с которой я целовался на дискотеке, была решительно отставлена еще в колхозе. Я продолжал пользовался на курсе популярностью, был ветрен, легко заводил и рвал отношения. Взял, так сказать, судьбу за жабры. Но краем глаза следил за Таниной жизнью. Почему-то мне казалось, что она тоже наблюдает за мной.

***

Следующим летом нас послали в археологическую экспедицию. Учились мы на излете советской науки, и подобного расточительства – отправлять студентов непонятно куда непонятно зачем – уже почти нигде не было. Но у нас еще осталось.

Поехали мы на Кольский полуостров, копать могильники. Днем копали, вечером пели и пили. Все, как обычно.

Однажды, дело было после обеда, все разбрелись по своим объектам, а я заметил, что Тани нет. Исподтишка за ней я наблюдал постоянно, поэтому обнаружил отсутствие моментально. Мне не хотелось сеять панику: мало ли, может, по маленькому в лес отошла. Но на сердце было неспокойно.

Я обошел все места раскопок: Тани нигде не было. Тогда я вошел в лес и позвал ее. Нет ответа. Я начал углубляться в лес, периодически выкрикивая: "Таня, ау!".

Вдруг мне показалось, что я услышал ответный крик. Я побежал, периодически останавливаясь и аукая. Ответное «я здесь» теперь слышалось вполне отчетливо.

Наконец я добрался до неглубокого оврага и заглянул в него. Таня сидела на дне и терла ногу. Я чуть не кубарем скатился к ней.

– Пошла пройтись и оступилась, – сказала она, морщась.

– Сломала? – задал я глупый вопрос. У нее что, рентгеновская установка в кармане, что ли?

– Надеюсь, нет. Но идти пока не могу.

– Это не вопрос, – сказал я тоном человека, специализирующегося на решении проблем. – С другой стороны овраг пологий, залезай на спину, доберемся.

Таня обвила меня руками сзади, и мы потихоньку двинулись. Я чувствовал ухом теплое дыхание, волосы ее слегка щекотали мою щеку. Таня казалась мне легкой-легкой, почти невесомой. Возможно, от переполнявшего меня глупого, совершенно неуместного в данный момент, счастья.

В азарте поиска я, как оказалось, углубился в лес достаточно далеко. Так что через некоторое время, несмотря на счастье, сдох. Все-таки подъем из оврага оказался непрост, а парнем я был не шибко спортивным. Таня это заметила и сказала:

– Поставь меня, отдохни.

Я еще пару минут, корча супермена, продолжал идти, стиснув зубы, но быстро понял, что просто не дойду до лагеря. Аккуратно поставил Таню на землю и повернулся к ней, чтобы помочь сесть.

И тут мы начали неистово целоваться.

***

– Олег, какими судьбами? – Татьяна вскочила из-за стола и явно собралась броситься мне на шею. Но вовремя одумалась. Мы находились под прицелом трех пар глаз, таких внимательных, словно обладательницы их одновременно работали и на ФСБ, и на ЦРУ, и просто не могли позволить себе упустить какой-либо факт из жизни любимой начальницы.

– Так я по работе. Не знал, что ты… что вы здесь… что ты – это вы…

Я окончательно запутался. Слишком уж неожиданной была встреча. В голову лезли какие-то несущественные хаотичные мысли. Почему она Ларина-то, если Просвирнина должна быть? Почему в каком-то Белгороде?

– Девушки, знакомьтесь, – разрядила обстановку Татьяна. – Олег Языков. Мой однокурсник и настоящий профессионал нашего дела. Из славного города Питера.

Глаза разновозрастных "девушек" потеплели, из них исчезла неприятная вахтерская строгость. Но любопытство лишь усилилось. Ну, как же: Питер, профессионал… Знаем мы вас.

– Олег, у нас обед через пятнадцать минут, – Татьяна поняла, что здесь поговорить нам не дадут. – Подожди меня на улице. Сходим в кафе, тут недалеко. Хорошо?

Я кивнул. А чего же не хорошо? Конечно, хорошо.

Мне даже не пришло в голову, насколько эта встреча может облегчить мое задание. В присутствии Тани я по-прежнему терял разум.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

О чем молчал Шопенгауэр

Рядом с Танюней я не только терял способность мыслить связно, но утрачивал и все свое остроумие, и цинизм, и фатовство, и язвительность. Одним своим взглядом она встряхивала меня, словно мешок, выбивая налипшую за жизнь пыль. Нельзя сказать, что для меня это было безболезненно. Но выбора не оставалось. Я влюбился в Танюню по уши, без шансов на спасение. И мог лишь слегка извиваться под ее каблучком. Хорошо хоть он, каблучок этот, был не очень острый.

Танюня же, как и раньше, была по отношению ко мне чуть снисходительна. Впрочем, так она относилась ко всем ко всему вокруг: к людям, животным, событиям жизни, как плохим, так и хорошим. Даже с родителями она говорила, как с великовозрастными детьми: "Да, папочка. Конечно, мамочка".

Таня происходила из почти профессорской семьи. "Почти" в том смысле, что папа ее был без пяти минут профессором и замначальника кафедры какого-то технического вуза. Мама работала инженером. Ко мне они отнеслись вполне благосклонно. Ну, а что? Питерец, симпатичный, живенький такой. Профессия не мужская, это да. Ну, не за слесаря же дочь отдавать, правильно? Мои родители тоже возражений не высказывали. В общем, с этой стороны препятствий у нас не просматривалось.

Танюня сразу дала понять, что до свадьбы – ни-ни. Я безоглядно согласился, как соглашался со всем, что она говорила. Целоваться – целовались, это да. Подолгу, взахлеб. Но когда я однажды попытался зайти дальше, она посмотрела на меня, как на братца-дауна, который за семейным обедом вылил тарелку супа себе на голову. Вроде: "ну, что ж от тебя еще ожидать". Но при этом: "Ты же больше так не будешь?" Она просто посмотрела. И мне расхотелось поступать "так". Я очень боялся ее потерять. Я был тогда законченным дураком. Теперь я точно знаю, что надо было проявить решительность.

А про свадьбу речь как-то не заходила. То ли