ПГТ - Вадим Сериков Страница 24

Женился Прохор рано и по любви. Жена его, Людмила, работала на почте, принимала телеграммы. Жили после свадьбы с тещей и тестем. Хорошо жили, мирно. Без скандалов.

Вот, скажем, пришел однажды Проша пришел с работы несколько выпивши и лег спать. Но перед этим, по причине жаркой погоды, снял с себя все. Вплоть до самого срамного естества. Ночью захотелось ему испить компоту. Так как интоксикация еще действовала и сил было мало, он просто встал и пошел на кухню. По дороге пересекся с тещей. Как воспитанный человек, сказал: "Здравствуйте, мама", и проследовал дальше. Теща ошарашенно промолчала.

Поутру Прохор высказал Людмиле претензию в том роде, что есть еще у мамули пробелы в воспитании. И с этим надо работать. Не здоровается, мол. А теща, в свою очередь, попросила Люду проследить за мужем, потому как ей, женщине, подобный эпатаж даже нравится, но папа человек грубый. Может не оценить.

И никакого скандала, просто поговорили. Вот что значит истинно интеллигентные люди.

Люда с Прохором любили друг друга сильно. К годовщине свадьбы, пять лет исполнилось, он приготовил для жены серенаду. Организовал все от и до: машину, микрофон, колонки. В запланированное время позвонил супруге: мол, выйди на балкон. Когда Люда вышла, она увидела стоящий посреди дороги грузовик и мужа. И муж спел ей о своей любви.

Весь дом выбежал на балконы. Тетки плакали, мужики смущенно улыбались. И, хотя певцом Прохор был не очень хорошим, прямо скажем, ниже среднего, сердце Люды переполнилось счастьем.

Но какой-то рок висел над Прохором и Людмилой. Когда съехали они от родителей, заимев собственный дом, он через полгода сгорел. Сами спаслись чудом. А еще через год Люда поехала в Воронеж и там попала под машину.

Схоронив жену, он вернулся в отчую избу и жестоко запил. Отец к тому времени уже помер, а мать не могла его остановить. Пил месяца два, потом как отрезало. Встал и начал работать: зло, безостановочно, взахлеб. И женщинами не интересовался. Долго не интересовался. Много лет. Пока не увидел Татьяну.

Встретив ее, Прохор подумал, что она удивительно похожа на Люду. И еще понял, что это его последний шанс на счастливое супружество. С первой минуты понял. Если не она – то никто. Разница в социальной принадлежности ничуть его не смущала. Чего смущаться-то? Баба, она баба и есть. Зато с интеллигентной поговорить можно. Прохор очень это ценил – чтобы поговорить.

***

– …И через неделю он сделал мне предложение, – закончила свой рассказ Татьяна.

– И ты согласилась? – спросил я, так, чтобы что-то спросить.

– И я согласилась, – просто ответила она.

– Потому что надоело быть одной?

– Потому что надоело быть одной.

– И ты не передумаешь?

– А дело не в нем. Не в Прохоре, – Таня посмотрела на меня, быстро, открыто.

– А в чем же?

– А в том, что ты мне солгал. Ты женат. Только не спрашивай меня, откуда я, в век интернета, об этом знаю. И вообще лучше ни о чем не спрашивай. Пойдем, если доел.

В тоне ее не было ни капли обиды или осуждения. Она просто констатировала факт. "Дурак ты дурак, – как бы говорила она мне. А я думала – поумнел".

Я расплатился, и мы вышли на улицу.

И свет померк у меня перед глазами от чудовищного удара в челюсть.

***

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Введение в брехологию

Нынешняя мизансцена представляла собой номер в "Гранд-отеле". Я, побитый и несчастный, лежал на кровати. Татьяна суетилась, готовя лед, чтобы приложить к страдающему месту, а именно – к нижней челюсти. Рядом на стуле сидел мой обидчик и, виновато ерзая, в который раз повторял:

– Слушай, брат, ты извини. Я ж не знал, что ты однокурсник. Тем более из Питера.

Как влияло место проживания на возможность мордобитие, я так и не понял. Поэтому тихо застонал в ответ. Больно было умеренно, но мне хотелось Таниной жалости.

– Замолчишь ты уже или нет? – сердито прикрикнула на тракториста Таня. – Прохор, ты понимаешь, что ты дурак? И не просто дурак, а ревнивый дурак?

Прохор, а обидчиком моим оказался, конечно, он, виновато развел руками: мол, знаю, дурак, а что делать? Таким уж уродился.

Таня пощупала мою опухшую физиономию и приложила лед.

– Хорошо бы, конечно, рентген сделать. Вдруг – перелом?

Я протестующе замотал головой. Ненавижу все эти медицинские процедуры вкупе с медицинскими же учреждениями. А вдруг там какой-нибудь врач-убийца сидит? Загубит мою молодую жизнь почем зря. Тем более челюсть действительно болела не так сильно. Я просто вошел в роль обиженного и оскорбленного.

– Какие все мужики трусы, – презрительно фыркнула Татьяна. – Ладно, пойду попрошу в буфете льда. Вы можете тут без меня не передраться?

Мы с Прохором кивнули синхронно, как китайские болванчики на торпеде машины.

***

– Слушай, ты меня извини, – опять начал Прохор, как только Татьяна вышла. – Я и правда не знал, что вы друзья старые.

– Проехали, – ответил я.

– Понимаешь, я ее так люблю… Так люблю… Я уже два месяца с мужиками не выпивал.

– Да, тогда это действительно серьезно, – почти не шутя, сказал я. – Только ты держи себя в руках. Прибьешь кого-нибудь и сядешь. А она тебя ждать не будет.

– Она – будет, – уверенно заявил Проша. Так уверенно, что я даже позавидовал. Я всегда завидовал цельным людям.

– Может, тебе таблетку какую дать? – проявил заботу Проша.

– Ага, давай, – согласился я. – Открой шкаф, там таблетка стоит. Стаканы – на столике.

Прохор достал из шкафа бутылку коньяка. Воровато озираясь на дверь, налил по полстакана. Мы быстро выпили, и он быстро убрал бутылку обратно. Почему мы оба подумали, что Татьяна осудит этот поступок, не знаю. Но решили не рисковать.

– Как коньяк? – спросил я отдышавшись.

– Говно, – резюмировал Проша. – Не люблю. Зачем он нужен, если есть водка?

– Верно, незачем. Слушай, а вы когда женитесь?

– Таня сказала, что надо подождать годик. Привыкнуть.

– Это правильно. "Привычка свыше нам дана, замена счастию она".

– Чего? – Проша недоуменно посмотрел на меня.

– Это я так. Друг один у меня так говорит.

– Это не друг. Это Пушкин. "Евгений Онегин", – совершенно спокойно проговорил тракторист.

Я был, мягко говоря, ошарашен.

– Ух, ты! А ты откуда знаешь?