История одного супружества - Эндрю Шон Грир Страница 40

Я проснулась одна в одуванчиковом раю. Сердце колотилось, я жалобно всхлипнула. Машина стояла на обочине грунтовой дороги, которая разделяла золотую траву, словно гребешок – волосы, а среди одуванчиков (молодых блондинов и старых седых) я заметила кустики маков, которые, казалось, искрились. Я не сразу поняла, что это не свет, а прыгающие повсюду сверчки. Они сидят на земле, серые, как камень, пока их не потревожат, а потом прыгают высоко, выпуская подкрылья, которые на секунды загорались яркой берлинской лазурью. Зачем им эта цветная вспышка? Как помогает им выживать? Красоте нет объяснения.

В окно я увидела Базза, сидящего на одеяле рядом с завороженным Сыночком. Они оба загородили глаза от солнца ладонями, как землемеры. Мой сын улыбался во весь рот и не замечал, что над его головой выписывает вензеля бабочка.

Моя дверь старомодно хлопнула.

– Согласен, это чудесная идея, – сказал Базз, махнув рукой в сторону океана холмов. – Какой дом ты бы тут построил?

Мой сын минутку подумал.

– Дом на дереве!

Базз засмеялся.

– Ну, тут не так уж много деревьев. Как насчет дома на сваях?

– Хорошо.

– Покажи где.

Но я уже схватила Базза за руку и тащила сквозь густую траву назад к машине, а сверчки так и скакали в стороны. Он явно удивился, словно я оказалась сильнее, чем он рассчитывал, но я не дала ему вставить слово, а яростно зашептала:

– Как ты смеешь?

– Я хотел показать Сыночку…

– Я знаю, что ты делаешь. Я не дура.

– Мальчики тоже любят мечтать.

– Как ты смеешь показывать такое моему сыну? Показывать вот это все? – я простерла руку в открытое небо с облаками, такими же яркими и такими же лохматыми, как трава под ними, и все это шевелилось и шелестело на сильном ветру, пахнущем океаном. Мой шарфик развевался вовсю. – Спрашивать его, какой бы он хотел дом, господи боже! Чтобы он размечтался, а ты потом все это забрал.

Он снял шляпу и очень спокойно сказал:

– Все это будет, Перли.

– Ничего ему не обещай. Не разбивай ему сердце.

– Все случится. Сейчас нам ничего не мешает. Мы это осуществим. Вместе.

– Все будет так, как решу я. Если я получу деньги, твои деньги, то сделаю что захочу.

Он отвернулся, слегка улыбаясь, несмотря на мои крики.

– Тут пятьсот акров, как ты говорила.

– Что это значит?

– Как ты мне сказала. Я хотел, чтобы вы с Сыночком это увидели.

Я открыла рот, но не придумала, что сказать. Высоко над нами пролетел гриф-индейка, так высоко, что казался красивым как ястреб, он парил, подруливал крыльями, покачивался в горячем синем небе. Пятьсот акров, а вокруг забор.

– Это слишком скоро, – твердо сказала я.

– Нет, Перли. Тебе надо быть готовой. Если ты знаешь, чего хочешь, то можешь это получить, но тебе нужно отпустить старую жизнь, отпустить Холланда…

– Мне это не нравится, – рявкнула я. Почему-то меня больше всего разозлило то, что он обманом выманил у меня мечту. Что он ее выслушал, обдумал и привез нас на нее смотреть. – Мне не нравится. Ты покупаешь у меня мужа…

– Успокойся.

Но я не успокоилась. Мой голос был тих и тверд:

– Ты покупаешь у меня мужа, словно на аукционе. Ты рушишь нашу семью…

– Перли…

Я показала рукой туда, где мой сын хотел построить дом на сваях.

– Старая история.

Он понял, о чем я.

– Это нечестно.

– Вполне честно, – кивнула я и пошла к машине.

– Я пытаюсь быть тебе другом.

Я обернулась. Он щурился на ярком солнце – в руке шляпа, волосы полощутся светлыми прядями. Я улыбнулась.

– Мы не друзья, мистер Чарльз Драмер. Мы не друзья. Мы просто вместе влипли. Мы просто… Как ты тогда сказал? Родились в плохое время.

– Ясно.

Сыночек лежал, раскинувшись на одеяле, и спал на солнышке. В золотом меху холмов за ним растворялась грунтовка, и я увидела, что в низинке пышно растут камыши – должно быть, там прячется небольшое озеро, – а за всем этим, между двух гор, как алмаз, светилась надеждой морская синева.

– Я слышала, что ты сделал в войну.

Он посмотрел на меня – возможно, мои слова были слишком резкими.

– Тебе Холланд сказал?

– Нет, другие. Они сказали, ты вообще не был уклонистом. А был лжецом. И трусом, совсем как Холланд. Они сказали, ты отрубил себе палец, чтобы не идти на войну.

Он глядел на меня, как глядят на головоломку перед тем, как собрать ее. Потом спросил:

– Тебе так сказали? Чтобы не идти на войну?

– Да.

– Это неправда, – сказал он не столько мне, сколько в воздух. – Я никому никогда не рассказывал, даже Холланду.

Впереди из высокого зеленого холма выступал большой полосатый камень. Пейзаж длинной ломаной линией пересекала