Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3) Страница 53

Дов кивал согласно: - Да-да, Наум... Правильно, Наум. - Но только одна мысль билась в голове: "Довезти бы!"

Тут колеса коснулись земли, самолет тряхнуло, и разговор прервался. Из-за погоды сели не в Амстердаме, а во Франкфурте. Времени в обрез. На длинных движущихся тротуарах франкфуртского аэропорта медленно двигались те, кому не к спеху. Дов оставил там Наума, а сам бросился бежать с чемоданами мимо стеклянных коробок, в которых степенно сидели, почитывая газеты и книги, пассажиры, направляющиеся в Рим, Токио, Сидней. Тель-Авив нигде не объявлен. Служба посмотрит на пассажира, а затем покажет в дальний угол, на лестницу с поворотом. А там - Дов знал - очередище. Потому и помчался...

"Эль Аль" в аэропортах экранной проверкой багажа не ограничивается. Трое молодцов с засученными рукавами ворошат чемоданы и баулы. Транзитные пассажиры выстроились в очередь давно, еще до срока. Очередь тянется через два зала, люди устали. Дети хнычут, капризничают, садятся на пол. Молодой взмокший чиновник Шин-Бета движется вдоль очереди, толкающей руками и ногами свой багаж. Спрашивает вкрадчиво то у одного, то у другого, где купили новый телевизор, новое видео - в еврейском магазине? Нет? Вы не открывали коробок?.. Тогда это с вами не полетит, извините... Вы заплатили, чтобы багаж шел с вами? Это ваши проблемы.

- Гражданин начальник, - окликает Дов чиновника. - Франкфурт - это же Запад, а не Восток. Стулья, вон, привинчены у стен, целые ряды, а люди маются. Что, если очередь усадить вдоль стены, ведь это бдительности не повредит?

Тот взглянул на Дона морозно, отошел. Дов нагнулся к Науму, который изнеможденно присел на корточки. Хотел ему сказать -из твоей команды человек, но только слюну проглотил. Отвел Наума к стене, усадил. - Если что-нибудь, позову!

"Эль Аль" еще не взлетел, а уже принесли свежую прессу. Самолет только что из Лода, пресса на иврите. Дов и Наум зашуршали газетами: давно дома не были, целую неделю. Новости всё те же, будто никуда и не улетали.

"Новые репатрианты - жертвы квартирных маклеров..." "Уровень жизни 90 процентов новоприбывших из СССР за пределами черты бедности... В Иерусалиме открыт пункт бесплатной раздачи горячей пищи нуждающимся..." Наум смял газету, затолкал в сумку перед сиденьем, буркнул: - Ничего нового...

- Есть и новое, - Дов показал с усмешкой на одну из статей. Наум впился в нее глазами. "Члены Кнессета говорят о трагедии русских евреев, прибывших в Израиль..."

- Двадцатый год подряд говорят, суки! Одно и тоже! Как заведенные! И не шелохнутся... - Дов потянул к себе газету, хватит, мол, успокойся. Наум дернул ее обратно, вскричал:

- Боже мо-ой, что происходит?! Слона-то я и не приметил. -Начал читать своим высоким бабьим голосом, походившим сейчас на плач.

В большой статье был напечатан очерк об узнике Сиона Александре Казаке, который переселился в палаточный городок, разбитый на "кикар ха-Медина", площади Государства, то-есть прямо на главной площади Тель-Авива, возле мэрии. Репортер сообщал, что Александр Казак был вынужден бежать из гостиницы, в которой его поселили в одном номере с уголовником и пьяницей.

- Эмика испугался? - с недоверием воскликнул Дов. - Вряд ли!

Так и есть. Из Лода он позвонил Эли, в его офис. Узнал, Саша ходил в мэрию по их делам, наткнулся на палаточный городок, поднявшийся за ночь. Разговорился с жителями. А там, "на кикаре", сплошь инвалиды, одинокие матери с детьми. В одной из палаток пожилая москвичка в слезах, держит на руках больную девочку. Оказалось, бабушка с внучкой, родители девочки "невыездные". Со страху выпихнули в Израиль старушку с их дочкой. У девочки температура...

Дов перебил Эли: - Все ясно - на свое место отвез их в гостиницу. Узнаю Сашку!

Нанял такси. Попросил Наума, чтоб тот высадил его на площади, у мэрии, где поселился Саша Казак, а сам мчал в свой Арад, к Нонке. Наум вдруг оживился. Сообщил, в Москве снимается фильм "Небеса обетованные", говорят, действие происходит... на помойке.

- Про Израиль кино, что ли?

- Да нет, про Россию... Герои живут в помойных жилищах надеждой, что вскоре прилетят инопланетяне и заберут их в лучший мир.

- А в Тель-Авиве, на "кикаре", значит, вроде как вторая серия, - Дов усмехнулся не без горечи: - герои уже в лучшем мире - перелетели...

Возле палаток Наум попросил таксиста подождать и выбрался из машины вслед за Довом: - Взгляну только, и дальше.

Посредине "кикар ха-Медина" движения машин нет. Бьет фонтан. С краю деревья, садовые скамейки, как раз возле них - палатки бездомных. Маленькие, на двоих, и рваные армейские шатры - на целое семейство. Дороги обтекают их, сжимают, как удавка. Шуршат мимо легковые машины, автобусы. Спешат люди с портфелями и папками в мэрию, из мэрии, у палаток не задерживаются.

Палатка Саши была высокой, цветной, туристской - видно, чей-то подарок. Полог откинут. Внутри, за дощатым столиком, сидели Саша и... Ида Нудель в платье такой белизны, что сразу было видно, - дама она, слава Богу, - не палаточная. По делу пришла Ида. Датский христианский фонд попросил ее распределять фонд, предназначенный для матерей - одиночек. Ида объезжает "караваны", в которых ютятся "неполные семьи", да пытается выстроить в одном из забытых богом городков центр матери и ребенка. К Саше прикатила, как к "опытному строителю"...

В глубине палатки сутулились парень из Баку и старик Аврамий, читавший какую-то газету. Мужчины обрадовались Дову, вскочили, обняли его. Внутри пахло гороховым супом, подгорелой кашей и "шанелью" Иды.

- И профессор "на кикаре"? - удивился Наум. - То-то палаточка знатная.

Оказалось, профессор тоже гость. А палатку подарил израильский поэт Давид Маркитант, - после того, как первую бдительные чиновники мэрии разорвали в клочья.

- Мэрия решила бороться с бездомными? - Наум усмехнулся. Но разговор этот не поддержали. Все были чем-то озабочены.

- Что еще стряслось? - спросил Дов.

Профессор пояснил, шастают по Америке замы и специальные советники премьер-министра Шамира. Намекают, Израиль не будет гневаться, если Америка повернет в свою сторону людской поток из России.

- Не может быть! - в один голос воскликнули Наум и Дов.

Ида подтвердила новость кивком. Оказалось, она принесла газету, выходящую в Сан-Франциско.

- Саша, у вас молодые, прочтите, пожалуйста, вслух попросила Ида.

Саша отстранил газету, не нацеплять же очки на нос после такого обращения к нему! Прочел громко: "По национальным соображениям Израиль не может сказать США: "Ради бога, помогите! Мы уже захлебнулись в этой волне! Пожалуйста, заберите этих людей." Я против этого и таких советов своему правительству не даю... Даже если Израилю придется размещать всех прибывающих по палаткам, по баракам, мы согласны на это. Просить США о помощи мы не будем. Возражать мы тоже не будем..."

- Как?! Чего же они вопили-надрывались: "Только в Израиль"?! вскинулся Дов. - Сколько лет кричали на весь мир. У меня все их кликушество документировано. Наломали дров, а теперь задком-задком: "Возражать мы тоже не будем..." Чего же они, суки безмозглые, вопили? Что дальше?

- А вот тут объяснено: "У нас была своя цель. Тогда пустовали квартиры, дома, целые селения..." - прочел Саша.

- Холодные гиены! - заключила Ида, беря у него газету. - Они согласны, чтобы русские евреи, во главе с Сашуней, жили в палатках и бараках и смирились с судьбой.

- Хитрожопый левантиец! - воскликнул Дов. - Ида, извини!.. Просить, умолять Америку не будем - ни за что! Мы не нищие... А сам ладошку выставил: "Подайте бывшему сионисту!"

Некоторое время молчали, оглушенные новостью. Она была, и в самом деле, нешуточной: Израилю не нужны евреи?

Дов повернулся к Науму, и сердце у него оборвалось: Наум был бледен, как полотно. Ссутулясь, он безмолвно вышел, с трудом переставляя ноги. Дов бросился следом - посадить в машину, проводить. Заторопилась и Ида, у которой всегда была куча дел.

- Ну, лады, - пробасил Дов, вернувшись и глядя на Сашу пристально. Глаза у парня мягкие, синие, просто морская синева в погожий день, а, отвернись на час, город взбаламутит. Непредсказуемый парень.

- Значит, пожалел старушку, Сашок? Девочка с температурой, знаю. А Эмика куда дел?.. Ну, лады! - И еще раз с удивлением оглядел палатку. Вдоль задней стены истертый диван, на котором располагались профессор и парень из Баку. У входа, вместо шкафа, большой холодильник "Амкор" без дверцы. Рядом другой, поменьше - с газовым баллоном." Усмехнулся: - Что, народ не бросает в беде?

- Никогда столько пирогов не ел, - Саша засмеялся.

- Не могу скрыть, есть у меня опаска, Сашок! Газеты раззвонили: бездомный преподаватель, из бочки умывается, из горлышка пьет, воротничек несвежий. Как бы тебя из сшивы не турнули?

Саша вздохнул трудно: - Может и турнут. Ешива американская. Я сбоку припеку. Случается, расходимся во взглядах... С другой стороны, им нужен преподаватель с русским языком... Почему могут турнуть? Много причин. Во-первых, из-за Василька. Василек - мой ученик, светлая головка. Память редкая, мухи не обидит, тих... Проговорился, мама у него русская. Значит, русский в еврейской сшиве? Гнать!.. Я его отстоял. Заявил, гений. Примет "гнюр"! А мне на это: "Не форсируйте, говорят. Русский мальчик, может, и не готов принять иудаизм..."