Николай Некрасов - Мертвое озеро Страница 93

Жизнь для нас копейка!

Тавровский также взял бокал и произнес:

– - Господа, за процветание и славу талантов, находящихся здесь!

Каждый и каждая поспешили отблагодарить хозяина скромной улыбкой.

– - Вот вельможа так вельможа! не чета нашему Семену Иванычу! -- заметила Лёна, на лице которой играл яркий румянец; ни смуглоты, ни желтизны не было и признаков, так же как и на лицах ее сестер.

– - Красавчик! -- с чувством произнесла Мавруша, у которой вместо тощей косички лежала на голове пышная коса, мелко заплетенная в виде корзинки.

Настя тоже хотела изъявить свое мнение; но рот ее был занят: она только промычала что-то.

– - Смотри, смотри Юльку-то! вишь, как коверкается! Ах, он подошел к ней! -- шепотом произнесла Лёна.

– - К чему было ее приводить к ужину? ведь он пригласил актеров и актрис, а не комедианток. Пусть бы в лакейской и ела: ведь для них да для мужиков ломалась утром.

– - Ай! -- воскликнула Лёна.

Тавровский в эту минуту чокнулся с Юлией.

– - Ну, вот подымет нос! -- заметила с грустью Мавруша.

– - А вот подошел к нашей франтихе… дура, да отвечай! -- с сердцем шептала Лёна.

– - Сестрица, смотри-ка, наш-то как надоедает ему.

– - Его бы спать положили… Право, никто из них не умеет с вельможами говорить,-- наконец проглотив, сказала Настя.

Остроухов, точно, ходил за Тавровским и что-то ему бормотал. Наконец Тавровский сказал ему:

– - Господин Остроухов, право, мне некогда!

– - Нельзя, важное дело! я должен, я обязан! она…

– - Позвольте вам заметить, что здесь не место и не время вести серьезные разговоры. Я хозяин и не могу исключительно принадлежать одному вам.

– - Павел Сергеич! -- умоляющим голосом воскликнул Остроухов, тоскливо глядя вслед Тавровскому, который, еще несколько времени поболтав с актерами и актрисами, ушел в свою спальню отдохнуть от дневных хлопот. Он только что хотел раздеваться, как услышал шум в соседней комнате. Раскрыв дверь, он увидел Остроухова, который чуть не боролся с его камердинером. Увидав Тавровского, он с радостью воскликнул:

– - А-а-а! Павел Сергеич! прикажите вашему лакею быть повежливее с человеком, носившим за несколько часов тому назад такое историческое имя и перед которым…

И Остроухов почти силою вошел в спальню; остановись и покачиваясь, он стал потирать лоб, как бы приводя в порядок мысли.

Тавровский с жалостью глядел на Остроухова, который, подняв голову и осмотрясь кругом, сказал:

– - Ну, здесь могу я говорить о ней.

Тавровский затворил дверь.

– - Вы, говорят, женитесь?

– - Кто вам это сказал? -- сердито спросил Тавровский.

– - Все, решительно все говорят об этом.

– - И решительно все ошибаются! -- утвердительно отвечал Тавровский.

Остроухов, покачавшись, сказал растроганным голосом:

– - Павел Сергеич! удостойте вашей откровенностью кочующего актера. Верьте, он свято сохранит…

– - Скажите мне, пожалуйста, наконец, чего хотите вы от меня? -- выходя из терпения, спросил Тавровский.

– - Чего я хочу?-- отрывисто отвечал Остроухов.

– - Ну да, что вам угодно?

– - Знает ли она, что вы женитесь?

Тавровский пожал плечами.

– - Она знает, или вы скрываете, а? За что вы хотите…

– - Вы говорите вздор! Замолчите: мне это надоело! -- сердито воскликнул Тавровский.

Остроухов вздрогнул, выпрямился, и опухшие глаза его устремились на лицо Тавровского, которому он глухо сказал:

– - Ну что же, прикажите своим лакеям вытолкнуть меня. Я актер: вы даже не согласитесь выйти на дуэль со мной; я погибший человек,-- а как легко презирать таких людей.

– - Вы слишком дурного мнения обо мне,-- устыдясь своего гнева, отвечал Тавровский.

– - Мое мнение?! да мое мнение что такое для всех,-- тем более для того, кто нанял меня сегодня, чтоб я его забавлял?

– - Перестаньте, пожалуйста!

– - Нет, оставьте меня, я всё скажу; я поклялся быть защитником ее. Я…

И Остроухов остановился, весь задрожал и сквозь зубы продолжал:

– - Не улыбайтесь, не улыбайтесь! Каков бы я ни был, я еще могу разгадать людей и их взгляды. Да, я требую от вас одного слова… Знает ли она, что вы…

Лицо Остроухова всё пылало, и он задыхался.

Тавровский гордо сказал:

– - Вы слишком во зло употребляете мою деликатность! Прошу вас выйти вон.

Остроухов хотел поклониться, попятился назад и упал в кресло. Он уперся руками в свои раздвинутые колени и, понурив голову, тихо заплакал, повторяя несвязно:

– - Бедная, бедная женщина!

Тавровский, позвонив, велел подать воды плакавшему Остроухову; но камердинер принес вина.

– - Я тебе велел подать воды? -- сердито сказал Тавровский.

– - Это-с для них лучше! -- отвечал камердинер и, наливая стакан вина, продолжал: -- Выпейте-ка!

Тавровский вышел из спальни.

– - Пей; ну, чокнемся! -- говорил камердинер, поднося вино Остроухову.

Старик осушил стакан и, упав на грудь камердинеру, повторял писклявым голосом:

– - Бедная, бедная женщина!

– - Ну что болтать! выпьем-ка за здоровье кого любим! -- отвечал камердинер, освободясь из объятий Остроухова.

Через четверть часа камердинер тихонько вел из комнаты Остроухова, облокотившегося на его плечо и декламирующего стихи из "Эдипа":

О дочь несчастная преступного отца!

Глава XLVI

Дня три еще все гости оставались в имении Тавровского; волтижированье, фейерверки, танцы и спектакли продолжались. Посреди этих развлечений Люба не обратила внимания, что Стеши более не видать. Когда же стала она собираться домой, Стеши нигде не нашли. Люба надеялась найти ее дома и очень удивилась, узнав, что и там ее не было. Рассказав всё брату бежавшей, который тотчас отправился искать сестру, Люба была уверена, что он приведет ее домой. Но цыган возвратился один и необыкновенно печальный. На все вопросы Любы он отвечал: "Ты ее больше никогда не увидишь". Но где она и как и чем она будет жить, цыган не говорил. Люба предлагала свои ценные вещи и деньги, какие у ней были, чтоб он отдал своей сестре. "Ей и так хорошо!" -- отказавшись, говорил цыган. Бегство Стеши произвело на Любу неприятное впечатление. Хоть и мало были ей знакомы нужда, люди и свет, но всё-таки ее пугала мысль, как Стеша будет жить без родных, без денег, не зная никакой работы. Люба боялась, не она ли причиной. Исключая ее и брата бежавшей, все думали, что Стеша погибла в озере.

Через несколько дней после бегства Стеши Люба с испугом заметила незнакомое лицо, глядевшее на нее через решетку сада. Что-то страдальческое было во всей фигуре старика, стоявшего у решетки. Черный старомодный, изношенный фрак, коротенькие брюки, явно не на него сшитые, запыленные сапоги, белый галстук, круглая старая шляпа -- весь туалет старика изобличал человека нуждающегося. Усталое лицо, всклокоченные волоса и давно небритая борода заставили Любу предположить, что он желает какой-нибудь помощи. Люба подошла к решетке и, просунув руку свою, сказала ласково:

– - Возьмите, пожалуйста.

– - Что это? -- попятясь назад, пробормотал старик, глядя с удивлением на деньги в руке Любы, которая очень сконфузилась и сказала:

– - Что же вам угодно? вы ищете кого-нибудь?

– - Не беспокойтесь; я скоро уйду; я вот только отдохну.

И старик, кряхтя, хотел сесть на карниз решетки.

– - Войдите, войдите сюда! -- сказала Люба, обежав сад, выглядывая в калитку и маня старика.

Старик подошел к ней и, поклонясь, сказал:

– - Благодарю-с; я, знаете, пришел узнать, то есть я желал бы…

И старик остановился. Он видимо был смущен; припухшие его веки то приподнимались, то опускались; он смотрел как-то странно на Любу, которая хотела идти; он остановил ее вопросом:

– - Вы знаете вашего соседа Тавровского?

Люба вся вспыхнула и, ответив, что знает, ожидала продолжения; но старик молчал. Наконец, покачивая головой и глядя прямо на Любу, он пробормотал тихо:

– - Жаль, жаль и ее!

И вдруг он быстро спросил:

– - Я могу видеть вашего батюшку?

– - Вы разве его знаете?

– - Мне нужно ему сказать два слова.

Люба позвала цыгана и передала ему желание незнакомого старика. Цыган повел его к Куратову, который только что встал. Со сна лицо Куратова не было привлекательно, так что вошедший старик не очень смело произнес, кланяясь:

– - Честь имею рекомендоваться: я-с актер, фамилия моя Остроухов.

– - Ну, что же ты можешь важное сказать мне? Я ведь до комедиантов не охотник,-- перебил его Куратов не очень приветливым голосом.

– - Я актер! -- с комическим достоинством заметил Остроухов.

– - Да слышал! Что же такое, говори?

– - У вас есть дочь,-- сказал нерешительно Остроухов.

– - Э-э-э, брат!! я не желаю видеть у себя в деревне вашей комедии,-- опять перебил его Куратов.

– - Я совсем не затем пришел! -- с досадою отвечал Остроухов.

– - Что же тебе надо? -- нахмурив брови, спросил Куратов.

– - Ваш сосед женится.