Роберт Енгибарян - О, Мари! Страница 102

– Углубляйтесь, мне интересно следить за ходом ваших мыслей.

– С вашего позволения. Если государство не политическое, а правовое и политика подчиняется праву, а не наоборот, субординация будет мешать индивидууму проявлять себя всесторонне и свободно как в общественной, так и в экономической жизни. Он все равно будет ждать указаний вышестоящего начальника.

– Ну что ж, товарищ старший лейтенант, я рад, что в советской армии служат думающие офицеры, хотя не все ваши идеи я разделяю. Надеюсь, вы понимаете, что мы должны жить и работать в рамках наших законов и воинского устава и отвлеченные размышления здесь ни к чему. Что касается истории вашей трогательной любви к советской гражданке, – здесь он впервые улыбнулся, – пишите подробную докладную, где все будет соответствовать вашим словам. Мы этим удовлетворимся. Заранее уверен, что вы, как профессиональный следователь, рассказали всю правду. Вы же понимаете, что проверить это очень легко. Удачной вам службы.

– Есть, товарищ подполковник. Разрешите идти?

– Разрешаю.

Подполковник встал, подошел ко мне, пожал руку и уже другим голосом, в котором я уловил человеческую теплоту, сказал:

– Надеюсь, вы скоро увидите своего сына.

Надо же, оказывается, и здесь есть нормальные люди! А я был так агрессивно настроен, что чуть не нарвался на большие неприятности. Но на этот раз все обошлось.

Глава 12

– Мари, моя любимая девочка, наконец я дозвонился до тебя! Как ты? Как папа? Как мальчик?

– А ты как, Давид? Целую вечность я тебя не видела! Такое ощущение, что уже не увижу никогда…

– Все пройдет, милая! У нас все будет замечательно. Я в порядке, все нормально, ты лучше ответь на мои вопросы.

– Я себя чувствую хорошо, и Себастьян тоже. Папа… тут ничего хорошего не могу сказать. Мама – более-менее, – сдержанно ответила она. – Все мои мысли с тобой. Я постоянно думаю о нас, о том, как я не ценила то время, когда мы были счастливы… А теперь все ушло и вряд ли повторится.

– Мари, кто это – Себастьян?

– Как кто? Это твой сын, наш ребенок! Мы его назвали в честь моего дяди, младшего брата матери. Он погиб на войне. Ты забыл? Я же не раз тебе о нем рассказывала, показывала фотографии. Ты не против?

– Нет, конечно. Просто я обещал отцу, что, если родится мальчик, назовем его Грайром – в честь моего дяди, погибшего под Веной всего в девятнадцать лет.

«Никак не выходит война из нашей жизни», – подумал я.

– Давид, когда заканчивается твоя учеба? Или это стажировка? Я не поняла. Позвонила по телефону, который мне дала Тереза, а какой-то грубиян сказал, что это воинская часть, и не пригласил тебя к телефону.

– Мари, милая, так получилось, что я временно оказался на военной службе. Не беспокойся, все нормально, просто я сейчас сравнительно несвободен. Похоже, придется мне отслужить положенный срок – два года, а может, и все три… Понимаю, что в создавшихся условиях твое возвращение невозможно, но если ты все же решишься на такой шаг, то можешь жить у моих родителей. Прилетала бы ко мне время от времени, а мама смотрела бы за малышом или нашла кого-нибудь, кто присмотрит. Я и сам мог бы приехать в отпуск. В конце концов, ты даже можешь приехать ко мне с ребенком и остаться на две или три недели, а то и дольше… Понимаю, что все это эгоистично и звучит нереально, но кто знает!

– Нет, дорогой, ты не хуже меня понимаешь, что пока все складывается для нас не лучшим образом. Ничего, Бог найдет какой-нибудь выход. Я часто молюсь и верю, что он услышит мои молитвы.

– Как видишь, Мари, Бог пока нам не помогает, а людские законы разъединяют. Надеюсь, это все временно.

– Давид, надо быть более покладистым. Ты в чужой среде. К тому же не забывай, что на тебе уже двойная ответственность – мы с Себастьяном оба ждем тебя!

Не обрадовал меня этот разговор. В душе бушевала буря. Почему я не могу жить как хочу, как нормальный человек?

На выходе из главпочтамта нос к носу столкнулся с Монстром. Он перекрасил волосы, отпустил бороду и усы, надел очки и шляпу, но я все равно моментально его узнал. Остолбенело стояли мы друг против друга, мешая движению.

– Гниль, подонок! – с ненавистью прошипел я.

– Дав, отойдем в сторону, – тихо и быстро проговорил Монстр. – Я не убегу!

– Сволочь! Как ты мог так поступить с Мари? Ты же знал, кто она для меня!

– Так получилось. Я – сука, признаюсь.

– И все? У тебя все так просто?

– Давай отойдем… Слушай, ну, дай мне в морду, плюнь в глаза, я это заслужил. Но лучше нам сейчас просто разбежаться. Обещаю, что ты меня больше не увидишь. И другу своему, который засады устраивает, скажи, что я больше в этих краях не появлюсь, у меня другие планы. Ты о них потом услышишь…

С этими словами Монстр, не заходя в главпочтамт, развернулся и исчез в соседнем переулке.

Противоречивые чувства душили меня. Догнать его, врезать по ненавистной морде, позвать милицию? Бесполезно! Как жаль, что нет с собой оружия, хотя бы кастета! А может, это и к лучшему? Мало ли у меня проблем в жизни? Пусть идет своей дорогой, все равно его ждет бесславный конец.

И действительно, долгие годы мы ничего не знали о Монстре. Забегая вперед, скажу, что снова мы услышали о нем только лет через пятнадцать, если не больше. Выяснилось, что все это время он был за границей: сперва в Мексике, а затем в штате Калифорния, где уже тогда проживало не менее миллиона армян. Как он оказался там, не имея визы, или как умудрился ее добыть, осталось загадкой. Местные армянские дельцы, подвизавшиеся в сфере игорного бизнеса и иных незаконных видов деятельности, желая защитить себя от мексиканского криминала, с которым их интересы пересекались, постепенно перетащили к себе из республики известных спортсменов и признанных криминальных авторитетов (зачастую это оказывалось одно и то же). В их числе оказался и Монстр, которого приняли со всем радушием.

Он быстро сколотил ударные группы из приезжих спортсменов и уголовников, и через некоторое время они заметно потеснили мексиканцев, удивляя власти и жителей штата своей агрессивностью, организованностью и невероятной жестокостью. Американцы и представить не могли, какую жестокую школу прошли в Стране Советов эти парни. Большинство из них были сиротами, потерявшими отцов на войне, многие с малых лет оказались вовлечены в криминальную деятельность и провели юность в сибирских, дальневосточных, поволжских лагерях и колониях – полуголодные, озверевшие в стычках друг с другом и надзирателями, еще более жестокими, чем они сами. Вырос новый тип людей – homo sovieticus: никому и ничему не верящие, не признающие никаких аргументов, кроме силы, отличающиеся упорством, агрессией и удивительной волей к выживанию. Районы Лос-Анджелеса, Сан-Франциско и других калифорнийских городов, покинутые в свое время белыми американцами под натиском пришельцев из Мексики, теперь стремительно заполнялись приезжими армянами.

Широко разошлась история о встрече одного из классиков американской литературы, этнического армянина Уильяма Сарояна [33] , имевшего огромный вес в армянской общине в Америке, и армянина по отцу Джорджа Докмеджяна, губернатора Калифорнии – он сменил на этом посту Рональда Рейгана после того, как тот стал президентом США. Обрушив сперва на своего собеседника поток информации о неблаговидных действиях обосновавшихся в Калифорнии представителей армянской диаспоры, губернатор Докмеджян решил попросить Сарояна, чтобы тот использовал свой огромный авторитет среди армян, убедив их быть добропорядочными гражданами и не преступать закон. Маэстро внимательно слушал губернатора, наматывая на палец свои огромные пышные усы, а затем спокойно произнес:

– Армяне – талантливый трудолюбивый народ, среди них много хороших ученых, архитекторов, композиторов, певцов. Согласны?

– Да, – кивнул губернатор, а маэстро энергично закончил свою мысль:

– Тогда, поскольку армяне полноценный народ, почему среди них не может быть воров, бандитов и проституток?

…Монстр был убит во время жестокой криминальной разборки с пуэрториканцами в начале 1980-х годов, вскоре после своего пятидесятилетия. Ни жены, ни детей у него не было, только брат. Похоронили его там же, в Калифорнии. Надгробная надпись гласила: «Артаку от благодарных соотечественников». Парадокс: человек, даже такой, как Монстр, не оставляет по себе одних лишь негативных воспоминаний – на общем черном фоне найдется хотя бы одна тоненькая белая полоса.

Ранее я договаривался встретиться с Арамом. После обмена приветствиями друг пригласил меня пообедать: в зимние месяцы московские армяне каждое воскресенье собирались в ресторане «Арарат» [34] на хаш. В этом экзотическом блюде, состоящем из простых компонентов, но трудоемком в приготовлении, используется много чеснока, поэтому «хашист», то есть человек, как следует поевший хаша, еще день-два продолжает пахнуть чесноком – запах выделяется вместе с потом.