Владимир Гурвич - Баловень судьбы Страница 23

Борис уже ждал меня. Я внимательно его оглядел, надеюсь отыскать на его одежде следы того, чем он занимался все это время. Но он выглядел все так же безупречно как и всегда. Я сам не знал, по какой причине мне хотелось узнать, как он провел эти часы. Я никогда не испытывал любопытства к личной жизни других людей, но сейчас я старался собирать любую информацию в надежде на то, что что-нибудь из это коллекции в последствии может пригодиться.

Николай даже не простился со мной, а просто умчался. Нельзя сказать, что меня это обстоятельство сильно обидело, но мною вдруг завладело безотчетное беспокойство. Может быть, оно было вызвано хмурым неприветливым взглядом, который бросил на меня человек Обозинцева. Хотя что тут странного, не исключено, что он на всех так глядит. А на меня смотрели и не так, сколько раз я видел в чужих глазах и жгучую ненависти и предсмертную тоску. Война штука жестокая, на ней одни люди безжалостно убивают других людей. Ну а тут, разве нет своих военных действий? Стреляли же в меня. Следовательно, здесь есть некто, кто считает меня своим врагом. Но коли так, то вряд ли он успокоится на одном неудачном покушении, весьма вероятно, что сделает еще попытки отправить меня к праотцам.

– Летим? – спросил Борис.

– Подожди несколько минут.

Дальнейшие мои действия подвергли вертолетчика в изумление. Я лег на землю и залез под брюхо машины. И почти сразу заметил прикрепленное к ней устройство.

То, что эта была бомба, я нисколько не сомневался. Я навидался их предостаточно. Самых разных. Видел и такие, как эта, они приводились в действие от постороннего сигнала. Например, с мобильного телефона, который я заметил в кармане пиджака Николая. Хотя уверенности, что это именно он должен был позвонить, когда мы поднимемся вверх, у меня не было.

В свое время я кончил курсы саперов. Поэтому обезвредить взрывное устройство было для меня не так уж и сложно. Я достал из кармана перочинный ножичек и перерезал пару проводков, отсоединив начинку от взрывателя. Затем отцепил примагниченную бомбу от днища машины.

Я поднялся с земли и протянул находку Борису. Его глаза стали такими же круглыми, как монеты в моем кармане.

– Что это? – с придыханием спросил он.

– Ничего особенного, обыкновенная бомба.

– Бомба?!

– Она самая. Кто-то с земли должен был привести ее в действие. Она очень слабая, но в полете ее мощности вполне хватит, чтобы вертолет рухнул бы на землю.

– Но кто это мог?

Я увидел, что Борис весь затрясся. По-видимому, перед его глазами предстала картина, чем мог бы кончится наш полет. А такое документальное кино всегда производит особо сильное впечатление.

– Тот, кто хотел убить либо вас, либо меня. У вас нет никаких соображений на этот счет? Может, у вас есть враги?

– Нет, – не без усилий разлепил губы Борис. – Я же пришлый, почти никого не знаю.

Я похлопал его по плечу.

– Ну, успокойтесь, все хорошо, бомба обезврежена, бояться больше нечего. Пора в дорогу.

Но Борису понадобилось еще минут десять прежде чем он действительно успокоился. Я не осуждал его, не будь я более привычным к таким ситуациям, я бы тоже еще долго дрожал как осенний листок.

Полет прошел благополучно. Пока я пребывал на небесах, то размышлял о том человеке, который подготовил это покушение. Его сегодня постигло большое разочарование. Но это всего лишь означает, что следует ждать новой попытки. Я вдруг подумал о том, что моей смерти могут желать очень много людей, ведь я стою поперек множество дорог, по которым к своей цели идут мои недруги.

Приземлившись, я сразу же направился к своему дому. И едва переступил порог, как почти столкнулся нос носом с Анастасией. По выражению ее лицо я понял, что мое появление является для нее весьма неприятным сюрпризом.

Почему-то это вызвало во мне такой гнев, что я не сдержался.

– Вижу, вы не слишком довольны моим возвращением.

Она посмотрела на меня в упор своими прекрасными глазами.

– Да, я надеялась, что вы уехали навсегда.

– Чуть не уехал, – ответил я, имея в виду совсем не то, что имела в виду она.

Внезапно ко мне пришла безумная мысль: а если покушение на меня – ее рук дело. Ну, скорей всего непосредственно не Анастасии, а ее сообщника.

– А собственно, почему я должен уезжать! – почти не скрывая своего гнева, проговорил я. – Тут все принадлежит мне. Так захотел моя дядя. Раз он мне все завещал, он надеялся, что я останусь тут на совсем. И я сейчас раздумываю над этим его предложением.

Внезапно ко мне пришла одна мысль. Даже странно, что раньше я ни разу не подумал об этом. Надо будет при первой же возможности позвонить Ляндресу.

– Вы здесь чужой и всегда будете чужим, – проговорила Анастасия. – Вы никогда тут не приживетесь. Чтобы вы для этого не делали бы.

– А вот увидите, приживусь. Мне здесь нравится, хорошие места, природа чудная. Я начал к ним привязываться. А вы бы лучше помогли бы мне стать здесь своим. А знаете, я уверен, что дяде жутко не понравилось бы ваше отношение ко мне. Когда он писал свое завещание, он рассчитывал, что с вашей стороны мне будет оказан совсем другой прием.

Этот аргумент к моему большому удивлению оказал на нее такое сильное эмоциональное воздействие, что она внезапно села на стул и заплакала. Я, словно столб, стоял перед ней, не представляя, что делать мне в этой ситуации. Уже не первый раз меня поражала ее неожиданная реакция.

Потребовалось несколько минут, чтобы она успокоилась бы.

– Вы правы, я виновата перед его памятью. Однажды он действительно просил меня об этом. Как будто он предчувствовал свою смерть.

– Когда это было?

– Буквально за несколько дней до гибели.

Я сел напротив Анастасии, впервые взял ее за руку, и о чудо из чудес она ее не отобрала.

– Анастасия, ну чего мы с вами ссоримся, давайте придем хоть к какому-нибудь согласию.

– Это невозможно, вы хотите продать компанию. Причем, Обозинцеву. А Саша считал его своим, если не врагом, то недругом.

Я несколько секунд молчал. Знала бы, где я провел последний день, она разговаривала бы со мной не так. И уж точно не позволила бы мне поддержать ее руку и секунду.

– Я еще окончательно не принял решения. Возникают все новые обстоятельства, которые меняют мои намерения.

– Что за обстоятельства?

– Я расскажу вам, только в другой раз.

По-видимому, мое нежелание делиться с ней своими соображениями обидело ее, и она вырвала свою руку из моей ладони. Затем резко встала.

– Я вам обещаю, что не буду с вами нетерпимой. Но изменить свое отношение к вам, я не в силах даже во имя памяти о Саше.

Она поднялась наверх и скрылась в своей комнате. Я подождал несколько секунд, затем подошел к телефону.

Я услышал знакомый голос адвоката.

– Здравствуйте, Владимир Борисович, это я, Рунов.

– Очень рад вас слышать. Как ваши дела?

– По разному. У меня к вам вопрос.

– С удовольствием отвечу, если смогу.

– Согласно завещанию, если я откажусь от наследства или, к примеру, умру, кто наследует имущество?

– Анастасия Мефодьевна Успенская, – не задумываясь, как хорошо выученный урок, ответил он.

– Спасибо, – поблагодарил я и положил трубку.

Я невольно посмотрел на стул, на котором совсем недавно сидела Анастасия. Получается, что она более всех заинтересована в моей смерти. Я вдруг почувствовал, как прошиб меня холодный пот.

Но тогда, почему она не убила меня в доме? Что за чушь я несу, ведь это означает по сути самой написать признание в преступление и отнести его на почту. Я вдруг вспомнил ее слова о том, что главный инженер – большой изобретатель. Ему пару пустяков смастерить подобную смертоносную штуковину. Ну а кто конкретно ее прикрепил к вертолету, даже не столь важно, исполнитель всегда найдется. Любой подкупленный служитель аэродрома мог это сделать без всяких препятствий. И кто потом разберет, почему упала машина? Да и разбираться-то, наверное, никто не будет. Сломался мотор, вот и вся причина. Зачем другую искать?

Я вдруг почувствовал себя как человек, которого освещают мощным прожектором. Его всех видят, а он никого. Все тут на меня смотрят и в лучшем случае испытывают ко мне неприязнь, а в худшем – ненависть. Я тут ни кому не нужен, везде лишний. Я один против всех. Даже трудно сосчитать, скольким людям я мешаю. Может, стоит все бросить к чертовой матери и удрать отсюда пока не поздно?

Эта идея мне показалось столь привлекательной, что я едва не бросился собирать чемодан. И все же, несмотря на такое сильное желание, я оставался сидеть на месте. Какая-то сила удерживала меня здесь. И, честно говоря, я понимал ее происхождение. Дело заключалось даже не в прекрасной Анастасии; в конце концов, за свою жизнь я бросил не одну женщину, а тут даже ничего и не начиналось, а в том, что перед моим мысленным взором постоянно находился дядя. И хотя я видел его только на фотографии, он так зримо, словно тень Гамлета, представал передо мною, что мне подчас казалось, что он вот-вот заговорит. У меня было полное ощущение, что в нашем незримом соревновании, я проигрываю ему в чистую. И не только потому, что Анастасия его любила и любит, а меня презирает и ненавидит, ему удалось сделать в жизни то, к чему я даже и близко не подступал. И эта собственная на его фоне ущербность уязвляла меня до самой глубины моей натуры.