Владимир Гурвич - Баловень судьбы Страница 24

Мои размышления прервало появление Маринина. Он выглядел крайне встревоженным.

– Евгений Викторович, Борис мне только что все сообщил. Это просто ужасно! Я даже не знаю, что тут сказать.

Маринин говорил столь громко, что Анастасия выглянула из своей комнаты.

– Могу я узнать, что случилось, Юрий Николаевич? – спросила она, спускаясь вниз.

– А вам разве Евгений Викторович ничего не сказал?

– Нет, ничего, – перевела она взгляд на меня.

– Когда они сегодня вылетали из краевого аэродрома, Евгений Викторович решил обследовать вертолет. И представьте себе, обнаружил бомбу.

– Не может быть! – Мне показалось, что испуг Анастасии было искренним. Хотя, если она хороший актер, то должна именно так и сыграть эту мизансцену. – В самом деле, вы обнаружили бомбу? – за подтверждением, словно не веря только что услышанному, обратилась она ко мне.

– Действительно обнаружил. Приводится в действие с помощью внешнего сигнала, – как можно небрежно, словно речь шла о прохудившейся кастрюле, подтвердил я.

– Но кто это мог сделать?

– Тот, кто прикрепил бомбу, наверное, так торопился, что забыл оставить автограф. Впрочем, и без него ясно, что сделал этот тот, кто хотел меня убить.

Она как-то непривычно взволнованно взглянула на меня. И я подумал, что ради одного такого взгляда я не против, чтобы к вертолету прикрепили бы бомбу еще раз.

– Вы должны постоянно находиться в окружении телохранителей, – проговорил Маринин. – Анастасия Мефодьевна, ну скажите ему.

– Да, да, – как-то нерешительно согласилась она.

– Если меня хотят убить, то они мне не помогут. Я много раз видел это на войне, польза от них очень небольшая. Зато опасность немалая.

– Что вы имеете в виду? – удивился Маринин.

– Всего лишь то, что если среди телохранителей окажется один, кого наняли меня убить, то это сделать ему будет легче легкого. С этим я тоже сталкивался.

Мой аргумент произвел на начальника службы безопасности весьма странное влияние, он нервно разразился каким-то противным смешком.

– У вас чрезмерно развито воображение. Мы очень тщательно отбираем наш контингент, у нас все проверенные люди.

– Тем легче им меня укокошить, ведь в таком случае я буду пребывать в расслабленном состояние.

Маринин в знак того, что не может меня убедить, развел руками.

– У вас буквально на все есть свои аргументы.

– Я привык охранять себя сам, – сказал я. – Так я чувствую себя спокойней. А ваши ребята, чую я, еще пригодятся.

Маринин понял, что я не изменю своего решения, покинул нас. Мы остались вдвоем.

– В это невозможно просто поверить, – задумчиво сказала она.

– Если бы я не нашел бомбы, ни меня, ни Бориса уже не было бы в живых, – заметил я. – Не только мне, но и другим людям угрожает опасность.

– Почему вы так думаете?

– Те, кто пытаются меня устранить, на мне вряд ли остановятся, они продолжат свой кровавый счет до того момента, пока не уйдут все, кто им мешает. Такова логика событий.

– Может быть, вы и правы. – Она на несколько секунд замолчала. – Я должна обдумать то, что случилось. – Она подошла к лестнице, на мгновение остановилась, посмотрела на меня, словно желая мне что-то сказать. Но затем передумала и стала молча подниматься.

Глава 14

Почему-то этой ночью я спал так крепко, что пробудился, когда солнце уже вовсю сияло на небосклоне. Я вышел из комнаты, спустился вниз. На столе стоял завтрак, а к нему небольшое добавление в виде письма. Я подумал, что это записка от Анастасии и быстро схватил его. На конверте не очень разборчивым почерком было начертано: «г-ну Рунову, лично в руки».

Я распечатал конверт и прочел короткую записку: «Уважаемый Евгений Викторович! Я очень (слово «очень» было дважды подчеркнуто) хочу с вами поговорить по одному важному делу. Разговор конфиденциальный. Поэтому предлагаю встретиться сегодня в полдень у креста номер один».

Разумеется, подписи под текстом не было.

Я посмотрел на часы, до назначенного свидания оставалось немногим более часа. Время на раздумье оставалось совсем мало, так как идти было далеко. Это может быть ловушка, меня символично приглашают на место смерти моего дяди, чтобы там же расправиться и со мной. Но может быть, кто-то действительно хочет со мной поговорить в дали от любопытных глаз. За это говорит то, что уж слишком для западни придумано все просто, если не примитивно; вряд ли они стали бы так действовать, зная, что имеют дело с опытным в некоторых вопросах человеком. А то, что они это знают, я не сомневался.

Значит идем?

Пару дней назад, роясь в ящиках стола в кабинете, я наткнулся на пистолет. Как пояснила Анастасия, дядя им был награжден за то, что поймал в тайге беглого опасного преступника. Я взял это оружие, несколько секунд поддержал его в руках, как бы воскрешая полузабытые ощущения, затем засунул его за пояс брюк, в карман из коробки переложил три обоймы. После этого я почувствовал себя значительно уверенней.

Я быстро шел по лесу, внимательно смотря по сторонам. Я был готов в любое мгновение выхватить пистолет и начать пальбу по любому, вызывающему у меня подозрение, объекту. Но пока все было тихо, как в могиле, никто не попадался мне на пути, никто не покушался на мою, стоящую три миллиона долларов, жизнь.

Не доходя несколько сот метров до условленного места, я остановился, внимательно огляделся, затем медленно, стараясь по возможности бесшумно, двинулся вперед.

Мне это вполне удалось, так как когда я уже близко подошел к кресту, то увидел человека, который прохаживался взад-вперед и был так погружен в свои мысли, что не слышал моего приближения.

Я спрятался за дерево; теперь нас разделяло не больше пятнадцати метров. Внезапно я выскочил из-за ствола и, наставив на него пистолет, громко закричал «Ни с места! Руки вверх! Стреляю!»

От испуга мужчина едва не упал, но, узнав меня, на его лицо отразило чувство облегчения. Он было сделал ко мне шаг, но я закричал снова: «Ни с места, стреляю!»

– Евгений Викторович, это же я вам писал, – пролепетал мужчина.

– Вы одни?

– А с кем еще? – удивился он.

«С наемным убийцей, например» – мысленно ответил я.

– Зачем вы меня вызвали? – спросил я, не опуская пистолет.

– У меня важный разговор.

«Кажется, он действительно один, – подумал я, – если бы кто-нибудь еще рядом прятался, время для выстрела у него имелось предостаточно.

Я медленно опустил пистолет.

– О чем вы со мной хотите поговорить?

Мужчина не спускал глаз с пистолета, его вид явно мешал ему вести беседу. Я водрузил оружие на прежнее место за поясом.

– Я хотел поговорить с вами о компании. Верней, об одном человеке.

– Кто вы?

– Мне кажется, это не так уж и важно, Я снова выхватил пистолет.

– Пока не состоится обряд представления, разговора не будет.

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился он. – Моя фамилия Тараканов, а зовут Сергей Иванович. Я начальник производственного отдела компании.

– Мне кажется, я вас видел в конторе.

– Конечно, видели, я же там провожу время с девяти утра до шести вечера.

– О чем или вернее, о ком мы будем говорить, Сергей Иванович?

– О Гессене.

От удивления я даже присвистнул, меньше всего я предполагал, что он станет предметом нашего разговора.

– Что вы хотите сообщить мне о нем?

– Я хочу, чтобы вы поняли, почему моим словам можно доверять. Я, как начальник производственного отдела, нахожусь в непосредственном подчинении у Генриха Оскаровича. По сути дела я его правая рука.

– У вас высокий статус, быть правой рукой Гессена весьма почетно. Не правда ли?

– Да, вы верно заметили. Поэтому я слишком много знаю и поэтому не могу больше это носить в себе. Гессен делает все возможное, дабы погубить компанию.

– Это из тех заявлений, которое надо доказывать очень детально.

– Я знаю. Но беду это так.

– Но почему он так поступает, ведь он один из тех, кто создавал компанию?

Тараканов в знак согласия кивнул головой.

– И все же он делает это, потому что ненавидит компанию. Вернее, не компанию, а то, что она – детище Александра Михайловича.

– Пожалуйста, объясните поподробней.

– Генрих Оскорович, очень исполнительный человек, ему просто равных в этом нет. Но он начисто лишен всяких творческих дарований. Как раз этим был сполна наделен ваш дядя. И его нередко раздражало то, что Гессен никогда не проявлял никакой инициативы. А Александр Михайлович был на язык весьма не сдержан и нередко высказывал свое недовольство при других сотрудниках. Я знаю, что Гессен давно возненавидел его. Но пока Александр Михайлович был жив, он не мог и помыслить что-то такое предпринять. А как только его не стало, и вся власть перешла к нему, он начал вести дело к краху на второй же день. Понимаете, для него компания – символ его бесталанности.

То, что рассказывал Тараканов, сходилось с тем, что я слышал о Гессене от Анастасии, и это придавало его словам дополнительную убедительность.