Ульяна Соболева - Пусть любить тебя будет больно Страница 35

Слишком все хорошо, чтобы быть правдой. Так не бывает. Жизнь, сука, никогда не позволит. Лишь прикоснуться и потрогать кончиками пальцев, чтобы потом до конца своих дней вспоминать эти прикосновения.

– В шоке она. Не трогай пока. Я дом осмотрел – все чисто. Он, скорее всего, на моте подъехал, конверт швырнул уже после того, как выстрелил. – Афган склонился к Наде, несколько секунд в глаза смотрел, хотел закрыть, но руку тут же одернул. – Мгновенная смерть, даже понять ничего не успела. Всем бы так умирать. Увозим Оксану твою, ничего здесь не трогаем. Менты не скоро приедут. Если кто и слышал чего – молчать будут. Менталитет у наших такой – моя хата с краю, ничего не знаю. Давай снимки собираем и уходим.

Теперь Руслан не слышал его, он продолжал гладить холодную щеку Оксаны и чувствовал, как внутри боль пульсирует – живая и вечно голодная тварь. Она дышит и стонет вместе с каждым вздохом Оксаны. Резко привлек её к себе, пальцами в волосы зарылся, вдыхает запах, а от него еще больнее. Больнее от того, что она неподвижная и твердая, ледяная. Сама как мертвая, и он внутри такой же. Шампунем пахнет. Яблочным. И тем самым вчера, которое уже никогда не вернуть. Не простит его, и он себя не простит никогда за то, что не уберег ни ее, ни детей.

Поднял на Оксану руки, сильно прижимая к себе. Такая легкая, почти невесомая. Или это внутри так тяжело, что он уже сам ничего не чувствует. Мог бы – не выпускал бы из объятий вообще никогда. Так бы и стоял с ней на руках часами, днями, месяцами.

Афган снимки собрал обратно в конверт и тихо калитку отворил, выглянул во двор и кивком головы показал идти за ним. Никто из соседей так и не вышел, даже свет нигде не зажегся. Все такая же тишина и их легкие шаги, едва слышные. Руслан бросил взгляд на мертвых ребят в машине рядом с домом и задержал дыхание – смерть его преследует. По пятам идет. Дышит, сука, в затылок. Играет в прятки с ним. Отнимает дорогое. Только он больше никого ей не отдаст. Разве что себя самого – пусть берет и успокоится наконец. Только не сейчас. Рано пока.

Руслан с Оксаной сзади сел, попытался снова ее к себе привлечь, но она сжалась еще сильнее, как готовая взорваться пружина. Ни слова не проронила и не посмотрела на него. Глаза открыты, а кажется, что слепая, потому что ничего не выражают они. Ни одной эмоции, даже не моргает почти. Руслан со щеки ее кровь пальцем вытер и руку сильнее сжал, пытаясь сплести пальцы.

Это он во всем виноват. Во всем, что сейчас происходит. Красивая любовь закончилась смертями и реками крови. Если он еще и мог все это вынести, сам смерть не раз видел, то она вряд ли оправится так быстро и безболезненно. Долго еще забыть не сможет. И как на детей посмотрит, всегда вспоминать будет.

Голос Афгана доносится сквозь пульсацию боли в висках и свист покрышек на поворотах:

– Подругу расстрелял и охрану снял. Профессионально сработал, на моте подкатил, под рев мотора три выстрела. Снимки подбросил с детьми через забор и укатил. Давят, суки. Поторопить хотят. Ты Фаине набери, пусть к тебе едет – тут бы успокоительного внутривенно не помешало. Пацаны у тебя? Расклад поняли? Ну, мы скоро – минут через двадцать будем.

Руслан снова пальцы ее погладил, согревая, но они так и оставались ледяными. Хоть бы слово сказала. Пусть бы кричала или билась в истерике, а это молчание хуже самых страшных слов и упреков. Оно режет по сердцу и оставляет рваные раны. Между ними такая стена появилась, через которую ни пробиться, ни перелезть, и он ощущает ее физически. Оксана далеко от него настолько, что, наверное, будь она в тысячах километров, он не ощутил бы этого расстояния так, как сейчас.

– С ними все в порядке, ты слышишь? Они вернутся домой.

Ни одной эмоции на ее лице, только веки прикрыла и снова открыла. По щеке слеза скатилась. Он вытер очень медленно, наслаждаясь бархатистостью кожи, и отчаяние внутри растет скачками. Когда еще к ней так прикоснется?

– Посмотри на меня. Ты мне веришь?

Как смешно прозвучал этот вопрос. Задал и понял, что ответ знает сам – не верит и никогда не поверит. Его для нее больше нет, и он сам этого хотел. И сейчас хочет… но ведь чувства никуда не делись, и держать себя в руках невыносимо тяжело. Особенно сейчас, когда так нужен ей. Они бы могли пройти через это вместе. Через многое могли бы. Только бывших бандитов не бывает, и просто так его из этого мира никто не отпустит… но он может отпустить ее.

– Я пока тебя в доме друга отца оставлю, а мы вернем их сегодня ночью. С ними все хорошо. Верь мне, пожалуйста.

А она вдруг повернулась неожиданно и, нахмурив брови, тихо сказала:

– Мне все равно, где ты меня оставишь. Лучше бы ты никогда к нам не возвращался. Лучше бы тебя не было вообще в нашей жизни. Ненавижу тебя.

Потом так же медленно отвернулась, а ему показалось, что она ему в сердце нож вогнала и прокрутила там несколько раз. Он даже вздохнуть не смог. Сам не понял, как пальцы ее выпустил и руки в кулаки сжал, отворачиваясь к окну. Права! Тысячу раз права – так было бы лучше! Но он тогда этого не знал. Он просто, мать его, счастья хотел. Жизни хотел, как у всех, любимую женщину рядом, запах надежды, а не смерти. Верил, что все иначе будет. Да и кто его осудит за это? Он ее любит… Только тогда все же себя любил больше, себе это счастье хотел. О ней не думал. Он жадными глотками брал то, что дала жизнь, и глотал взахлеб, цеплялся, выдирал у другого – потому что его она. Себе ее хотел любой ценой… только цену понял сейчас, а не тогда. Знал бы, как дорого платить придется, отпустил бы два года назад. Впрочем, он лжет самому себе – не отпустил бы тогда. Для осознания нужен опыт. Вот такой жуткий опыт.

Афган дверцу машины открыл и помог Оксане выйти. Она пошатнулась и, когда Руслан взял ее под руку, повела плечами, отталкивая его. Сама пошла к дому с какой-то обреченной покорностью.

Их встретила миловидная светловолосая женщина, она ободряюще кивнула Руслану и, взяв Оксану под руку, повела в другую комнату. Бешеный слышал, как она ей что-то говорит, но та и ей не отвечала, только позволила себя увести. На Руслана даже не обернулась. Он окликнуть хотел и осекся, перевел взгляд на Афгана.

– Это Фаина, она врач. Поговорит с ней немного и укол сделает, чтоб успокоилась и поспала. Она в шоке. Это видно сразу. Ты не волнуйся – Фаина у нас волшебница и душу, и тело латать умеет. Идем, познакомлю тебя с Воронами-младшими и за дело. До рассвета четыре часа осталось. Нам затемно успеть надо.

Афган кивнул в сторону кабинета, а Руслан вслед Оксане смотрел. Как пошатнулась несколько раз и за стену взялась. Потом резко отвернулся и пошел за Афганом. Всё. С ней поговорит потом. Сейчас бесполезно, да и говорить нечего. Её успокоят только дети рядом с ней. Остальное сейчас второстепенно.

В кабинете его ждал сам Ворон и двое молодых мужчин. Одного он узнал – на похоронах отца видел, а другого нет. Хотя вроде оба чем-то похожи между собой и на самого Савелия.

– Андрей. Можно Граф, – старший сын Ворона протянул руку, и Руслан пожал сильную горячую ладонь, осматривая сына Савелия. На вид лет тридцать пять. Очень сдержанный, на лице ни одной эмоции, только глаза темные поблёскивают любопытством. Опасный противник, хладнокровный. Такие просчитывают все ходы наперед. На отца своего похож очень и внешне, и внутренне.

– А это брат мой – Макс. Многие его знают под кличкой Зверь. Может, раньше слыхал.

Слыхал. Притом слыхал не раз. Неужели это и есть тот самый кровожадный психопат-отморозок из бригады Ворона? Сын? Руслан явно чего-то не знает, либо отец не договаривал. Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Время не просто отсчитывало секунду за секундой – оно неумолимо летело вперед, и у них оставалось всего несколько часов.

– Тот самый Зверь? – спросил Рус и протянул Максу ладонь.

Макс усмехнулся и тоже пожал Руслану руку. Сильно пожал, отрывисто. Намного эмоциональней старшего брата, и здесь опасность уже прет на уровне явной агрессии. Её чувствуешь кожей. Нет, не по отношению к самому Руслану, а вообще. Такие хватаются за ствол и вышибают мозги без предупреждения. Никаких просчетов. Не понравился – ты труп. Бешеный слышал, что после разборок именно Зверь выкалывает жертвам глаза – фирменная подпись Черных Воронов.

– Видать, точно слыхал. Зверь – тот самый. Других в наших краях не водится. Мне сказали, что сегодня война намечается? А как же война и без меня?

– Не паясничай. Не время сегодня. Намечается, – подтвердил Ворон, – нехилая такая война – склад будете брать с заложниками, а заложники – маленькие дети. Так что вы вначале мозгами раскиньте, а потом пойдете. Здесь без проколов и самодеятельности. Не то что в прошлый раз.

Улыбка с лица Зверя пропала. Бросил взгляд на отца, потом на Руслана и хлопнул по плечу.

– Повоюем. Склады у нас любимое поле боя, да, Граф? Что там с охраной?

Андрей Воронов кивнул, слегка прищурившись и облокотившись спиной о стол. Он перевел взгляд на Руслана: