Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть Страница 41

– ПослЮшай, детка, – начал он. – Я пришел сюда, не сюси-муси разводить. А историю делать. Меня зовут Стален. Слыхала такого?

Джежинский завертелся на стуле, ища взглядом свободные уши или агентов царской охранки.

– Не суетись, Фил, нас никто не слышит. Это мой дым. Надя тебе писала, – обратился к нему Стален.

– Фил? – недоуменно переспросила Дуня.

– Ты, девка, не задавай лишних вопросов, дольше проживешь, – пригрозил Дуне Стален. – Вопросы задавать буду я.

Но Дуня не унималась:

– Фил. А как же Астроном Звездинский? Ты ж мне… А я, дура, поверила.

– Астроном Звездинский, – засмеялся Стален. – Астроном Звездинский, ха-х. А я, стало быть, Шмель Джугашмель. Смешно. Но стоп. Баста. Не до смеха. Все эти штучки-дрючки – выдумки моей Нади. И я считаю, не совсем здравые. Она уже далеко зашла, играя в свою революцию. Надо страну спасать, и шутки здесь неуместны. Значит, слушай сюда и говори по существу гегемону революции. Кого из царского логова ты лично знаешь. Говори, сцука, не то зарЭжу.

Последние слова были сказаны столь утвердительно, что Дуня от страха тут же выпалила:

– Царя. Царя-батюшку, и только его знаю.

– Ах ты, шалава малолетняя, в игрушки захотелось поиграть, – глаза Ёсифа налились багровой смесью, ресницы задергались в ритмичном нервном тике.

Джежинский знал такие состояния грузина, на личном опыте испытал, и не раз. Предвидя смертельную опасность, он закричал, что было мочи:

– Не трожь ее, Ёся, она правду говорит, вот письмо от самого Царя.

И он вывалил на стол треугольный конверт. Дуня покосилась сначала на конверт, потом на Джежинского.

– Извини, Дуняша, приревновал тебя, вот и решил украсть сей фант, а оно вона, как дело-то обернулось, – оправдываясь добавил Джежинский. – Ёсиф Виссарионыч, не врет она.

Ёсиф взял конверт, повертел его и положил на место.

– Ты его не прочтешь? – поинтересовался Джежинский.

– А что мне его читать, я тебе верю, теперь надо поверить и ей, – он указал взглядом на Дуню.

– Я не вру. Я знакома с царем. Он хаживает ко мне раздругой в неделю под полным инкогнито. Надевает рясу, крест и шапку по самые уши, лапти – и ко мне. Любовь у нас, товарищ Стален, любовь, – сказала Дуня.

– Кака-така любовь? – заикаясь, переспросил Фил.

– А така! Кака у нас с тобой, только не платонически. Телесно, понимаешь?

– Так, кончай мне тут семейный совет созывать, нам царя надо живым брать и в столицу везти. Народ усмирять, а то совсем распоясался, воюет, кровь свою льет. Того глядишь, и Ё-бург зальет. Нас, Дуня, царь интересует. Нам его надо заполучить для дел славных, и ты должна в этом помочь, – сказал Ёсиф.

– Я-то могу, а в столицу меня возьмете? – спросила Дуня.

– Возьмем, тебе ж все равно, с кем туда, с царем или вот с этим, – Стален махнул рукой в сторону Джежинского. – Ты нам только царя-батюшку примани к нашему прайду, а мы в долгу не останемся.

– Мне, Ёсиф Виссарионыч не все равно, мне Астроном люб, а царь – так, для плотских утех. Нелюб он мне.

– Тьфу ты, зараза, то люб, то нелюб, тебя Дуня не поймешь. Еще минуту назад ты здесь кричала, что у тебя с царем любовь, а теперь нелюб, – возмутился Фил.

– А я баба молодая, малахольная, до конца пока не разобралась, кто мне боле люб. Но с тобой, мой котик, мне все равно интересней, ты ж астроном, – ответила Дуня.

– Короче, Дуня, скажи, как царя брать будем? – поинтересовался Стален.

– А чё его брать, он сам к нам придет. Точнее ко мне, а вы в шифоньере посидите, я его разложу на кровати, и все, бери не хочу, – со знанием дела произнесла Дуня.

– Во мудрая баба, а говоришь, молодая, малахольная. Да с такими, как ты, революцию в раз бы совершили, и никто б за оружие не взялся, – похвалил ее Стален. – Когда совершим задуманное?

– А ты оставь со мной Астронома, он тебе сообщит, когда. Я ж не знаю. Они мне не докладывают.

– Бери Астронома-Филю. Фил, не провали операцию. Вовремя сообщи. Все, я испаряюсь. До связи.

Дым вокруг столов рассеялся. Сталенский стол был пуст. Никто даже не заметил исчезновения кавказца. Ресторан продолжал жить в привычном для него ритме. На столе у Дуни с Джежинским стояла полупустая бутылка «Мадам Клико», икра была съедена и коньяк выпит. Чувствовалось общее опьянение зала. Даже половые пошатывались и то и дело роняли на пол столовые предметы. Дуня зевнула и привстала со стульчака:

– Филя, котик, может, пойдем домой? Мне здесь наскучило.

Полупьяный долговязый тоже встал из-за стола и, схватив Дуню за руку, направился к выходу. Проход ему преградил подвыпивший половой.

– Платить изволите, гражданин? – заплетающимся языком промямлил он.

– Скока?! – вскрикнул недовольно Джежинский.

– Осемьсот рублев. Осьмнадцать копеек.

– СкокА???!! – возмутился Джежинский.

– Филя, дай ему в морду, шоб знал, на каво лаять, – приказала пьяная Дуня.

– Вы, барышня, пошто так, я ж могу вышибалу позвать.

Ловким движением руки, долговязый оттолкнул полового, другой схватил Дуню и выбежал на улицу. Площадь была пуста, дул холодный осенний ветер, моросил дождь. Оглядевшись по сторонам, Джежинский вместе со спутницей рванул в ближайший переулок. Сзади послышался нарастающий свист жандарма. «Вот сцуки, быстро сработали», – подумал Джежинский. «Не дрейфь, Филя, все будет хорошо», – пронеслось в его голове. Он сжал сильнее руку Дуни и трусцой двинулся по переулку. Свист не унимался, следуя буквально по пятам сладкой парочки. Филя сделал несколько обманных маневров, огибая маленькие улочки, встречающиеся на пути, и свернул на мостовую. Было уже достаточно темно, однако на мостовой прохаживались дамы с собачками и кавалеры с дамами, офицеры с женами, нетрадиционалисты, бежавшие от преследований Сталена, и просто прохожие. И, невзирая на поздний час, народу на мостовой прохаживалось достаточно. Джежинский взял под руку свою спутницу и встроился в общий поток гуляющих. Затеряться среди толпы было в его компетенции. Он, используя опыт царских ищеек, усвоил это искусство превосходно. Пара шла по мостовой, временами кланяясь перед встречными в знак приветствия, что придавало абсолютную естественность прогулке. А встречные отвечали приветствием на приветствие из вежливости. Пройдя метров сто, он услышал за спиной пронзительный звук свистка.

– Не оборачивайся, – процедил сквозь зубы Фил.

Дуня крепче прижалась к Джежинскому, что соответствовало полному подчинению приказчику. Едва ускорив шаг, они заметили, как мимо них пронеслись два огромных полицейских. Толстые драповые шинели придавали им вид бурых медведей, а огромные кирзовые сапоги напоминали лапы. Фигуры жандармов удалялись, и по мере их удаления волнение внутри обоих беглецов удалялось вместе с ними. Дойдя до угла мостовой, Дуня привычным для нее маршрутом направила Джежинского в сторону своего дома. Прибыв домой и переведя дух, Дуня заговорила первой.

– Филя, ты мой герой! Я не ожидала, честно признаться, что ты так поступишь. Я тебя обожаю, мой котик.

Окончательно отрезвевший Джежинский снял туфли, присел на табурет и вытянул свои длинные ноги.

– Я, Дуняша, всего лишь навсего, сделал то, что сделал бы каждый. Я честь твою защищал от нападков всяких холуев, – многозначительно ответил Фил.

– А я так и поняла, милый, что из-за меня. Стало быть, не безразлична я тебе. Да и вообще, хорошо мне с тобой. Вот появился это ваш гегемон, Стален, и разбудил во мне деда. Ермака, естественно. Дух его бунтарский так и закипел. Хочу к вам в революцию. Что надо для этого? – поинтересовалась Дуня.

– Ничего. Стален нам дал задание, и назад тебе ходу нет. Теперь, Дуня, ты – революционер. Ты, Дуня, агрегат одной большой махины, – сказал Джежинский.

– Я – агрегат. Надо же, а я-то думала, сидеть мне всю свою никчемную жизнь в Ё-бурге и коротать ночи с юнкерами да царями. А тут вон оно што, – она провела указательным пальцем в воздухе. – Революционер.

– Революционер, Дуня. И я революционер, и товарищ Стален революционер. И все сейчас революционеры. И дело у нас едино.

– И жены у нас одни, – едко добавила Дуня.

– Не ерничай, жены у нас – пушки заряжены. Тож революционерши. А пока вся эта гнида контрреволюционная будет стоять у нас комом в горле, мы, Дуня, будем бороться до последней капли крови и истреблять эту нечисть.

– Я тоже хочу, хочу истреблять нечисть, – по-детски возразила она.

– И ты будешь. Сейчас у нас главная задача царя взять. Нам его надо переманить на нашу сторону, дабы склонить неверных в нашу веру. И тогда вся страна наша. И ты нам в этом поможешь.

– Помогу, мой котик, пойдем спать, устала я, – зевая, добавила Дуня.

Джежинский не заставил себя ждать и стремглав нырнул в спальню, на ходу снимая одежду и бросая ее на пол.

Темная сторона Луны, или Северное сияние

Через четыре дня из дома царя принесли весточку, что, мол, его высочество желает сегодня быть у Дуни. Джежинский тот час же отправил Сталену гонца из местных, и стал ждать гегемона. Все эти четыре дня Фил провел в любви и нежности. Каждое утро он просыпался от нежных прикосновений губ молоденькой Дуни, что перерастало в безудержную любовь, которая продолжалась до обеда. После обеда он снова домогался ее, и все заканчивалось в постели. Вкус ее любви был сладок и прекрасен, и Джежинский упивался им. Время пролетало в любовных утехах, наступал вечер, который плавно перетекал в ночь. Так бы все и продолжалось, если бы не весточка. Она мобилизовала пылкого любовника и привела в состояние боевой готовности. Он разработал план и выслал его гегемону. Стален моментально отреагировал на известие. Собрал дюжину бойцов и двинулся к Дуне. К вечеру все было готово. По периметру двора были расставлены воины в виде дворников и мужиков. Единственный вход-выход во двор Стален приказал охранять трем верзилам, исполняющим роль грузчиков, выносящих фортепиано из двора. На случай непредвиденных ситуаций Ёсиф отправил несколько бойцов охранять весь переулок, ведущий во двор. Сам же он поднялся к Дуне и принялся ждать царя. Ровно в десять вечера в дверь постучали. Это были три связанных стука, и два легких постукивания пальцами. Дуня глазами дала понять присутствующим, что это царь. Это был их заветный код, придуманный самим царем-батюшкой. Но таким же кодом пользовались и юнкера из его охранки, давно прознавшие о похождениях царя. И умело использовавшие его для своего блага. И Дуня из сознания того, что они могут выдать ее с царем секрет, покорно соглашалась на связь с ними, но случалось это не чаще одного раза в месяц, и поэтому она особо не горевала. Наоборот, все это ее даже возбуждало и забавляло. Да и юнкера у царя были все как на подбор. Вот так и длилось ее беззаботное существование, пока на пороге не появился долговязый революционер с вытекающими последствиями. Дуня, указав рукой на спальню, отправилась открывать. Стален и Джежинский, словно по команде, двинулись в спальню и спрятались в шифоньере, оставив еле заметную щель в дверях. Щель четко смотрела на лоно любви, так знакомое Джежинскому. Стален кулаком пригрозил Филе и приказал: