Андрей Черкасов - Человек находит себя Страница 36

— Здравствуйте, — учтиво проговорил он.

— Теперь не узнаешь, а помнишь, покою мне не давал, спрашивал все: «когда найдется?» — сказала Ксения Сергеевна.

— Татьянка! Может ли быть?

Таня шагнула к нему. Она улыбалась, и чистые светлые слезы радости стояли в ее глазах!

— Георгий! Как чудно все это!

— Может ли быть, может ли быть! — все повторял Георгий, что есть силы сжимая ее руки.

А перед глазами Тани колыхалась светлая пелена, похожая на теплый грибной дождик. Она все улыбалась Георгию, улыбалась… и не могла говорить…

Когда чуть поостыл первый порыв радости, Георгий вдруг засуетился:

— Мама! Отец! Нужно же отметить, как полагается, этот праздник. Правда, Татьянка?.. Такая радость и вдруг без музыки!

Он достал скрипку, открыл рояль, провел смычком по струнам.

— Татьянка, «Песню без слов»! Любимую!

В комнате наступила тишина, Таня медленно подошла к роялю и опустила крышку клавиатуры.

— Музыки больше нет, — тихо сказала она дрогнувшими губами.

Георгий стоял ошеломленный. Ксения Сергеевна прикладывала к глазам платок. Андрей Васильевич, отвернувшись, барабанил пальцами по ручке кресла.

Лицо Тани вдруг стало строгим и спокойным, только чуть шевельнулись брови. Она дотронулась до руки Георгия, в которой он держал скрипку, и повторила:

— Нету больше… Я все тебе расскажу…

Известие о предстоящем отъезде Тани омрачило радость Георгия не меньше, чем ее рассказ о несчастье. Он уговаривал Таню придумать что-нибудь, чтобы изменить так неудачно принятое ею решение. Она только покачала головой:

— Нет, нет, это невозможно. Я должна ехать. — И тут же попросила не говорить пока об этом, чтобы не портить хорошее настроение, тем более что до отъезда еще сравнительно далеко, больше месяца.

Танин отпуск перед отъездом пришелся как нельзя более кстати. Они проводили вместе целые дни — бродили или разъезжали по Москве, рассказывали друг другу обо всем, что произошло с ними за эти долгие годы. Но пока никто еще не коснулся главного, того, что рождает мечты и тревожно счастливые сны юности, потому что самым главным сейчас, и для Тани особенно, была сама радость давным-давно загаданной встречи, радость, заполнившая все.

Разговор об этом состоялся позже, сразу после концерта, в котором участвовал Георгий, Они сидели на одной из уединенных скамеек шумного московского парка. Таня еще была под впечатлением концерта и выступления самого Георгия. В программе была и «Песня без слов». Когда Георгий играл, Таня, следя за аккомпаниатором, снова вспоминала о том, как они играли вместе, и старалась представить у рояля себя, аккомпанирующей Георгию. Она вспомнила и его рассказы о том, как проходили годы в консерватории, и не могла не спросить про то, что так волновало ее прежде, когда еще только мечтала об этой встрече.

— Георгий, скажи, ты… — Таня замялась. — Ну, был такой человек… девушка, которая тебе нравилась?

Георгий ответил не сразу, Таня ждала и мяла в пальцах листок боярышника.

— Была, — просто сознался Георгий. — Нравилась… только очень недолго…

Это было в консерватории. Георгий познакомился с девушкой, аккомпанировавшей ему на одном из студенческих концертов. Ее звали Верой. Глазами, улыбкой, цветом волос и манерой играть она очень напоминала ему Таню. У них завязалась дружба. Частые встречи и игра вместе положили начало первому чувству. Георгий увлекся. Во время каникул, когда Вера уехала к родным, он переписывался с нею и в одном из писем признался ей в любви. Любовью были наполнены и все остальные его письма. Кончилось все неожиданно. Георгий случайно услышал, как Вера вслух читала его письма подругам, смакуя каждое слово, и подруги смеялись. После он сказал ей: «Я ошибочно принял тебя за настоящего человека. Верни мои письма». Писем она не вернула, но на этом оборвалось все.

Георгий кончил рассказ и, отыскав Танину руку, сжал ее.

— Доверчивые ошибаются чаще других именно в чем-то хорошем, — сказал он и, помолчав, спросил: — А ты, Таня… любила кого-нибудь?

В его вопросе слышались нотки тревоги.

— Да, — ответила Таня, — очень давно, всегда и сейчас тоже…

— Кого же?

— Тебя. — Она ласково прикоснулась щекой к его плечу.

На танцевальной площадке гремел оркестр. Отовсюду слышался разноголосый праздничный шум. Ветер шевелил листья, и молочный свет электрических фонарей пятнами лежал на песчаных дорожках.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Георгий после долгого молчания. И теперь, когда и он, и Таня произнесли те единственные слова, без которых не проходит юность, ему уже хотелось говорить только об этом, о своем большом чувстве, которое росло постепенно еще когда-то прежде, а теперь, после встречи с Таней, выросло в настоящую любовь. Но он не сказал больше ничего, наверно, потому, что не нашлось более сильных и более понятных слов…

Был еще один вечер. Над Москвой догорали поздние облака. Спокойная, похожая на пролитый лак, река отражала небо и огни города. Таня стояла на набережной рядом с Георгием. От воды поднимался теплый легкий парок. Они молчали. Лицо, волосы, глаза Тани — все светилось.

«Песня без слов»! — подумал Георгий, сдерживая дыхание, и, дотрагиваясь до тонких девичьих пальцев, лежавших на парапете, повторил вслух: — Ты сама как песня без слов, Татьянка!..

Напрасно в ту ночь Ксения Сергеевна несколько раз ставила на плитку чайник для Георгия. Напрасно Авдей Петрович по обыкновению прислушивался к шагам на лестнице и в коридоре: он привык засыпать лишь после того, как услышит хлопанье двери Таниной комнаты и шаги за стеной, говорившие о том, что Таня вернулась.

Небо светлело, когда Георгий и Таня остановились возле ее дома. С неба сорвалась звезда, и Таня стиснула пальцы Георгия. Как часто бывает за порогом зрелости, короткое воспоминание детства коснулось памяти.

— Смотри скорее! Звездочка падает… совсем как тогда, на рассвете, когда я еще девчонкой о тебе думала и не знала, где ты… и встречу ли. А теперь…

— Что теперь? — улыбаясь, спросил Георгий.

— А теперь мы вместе. Как это хорошо!

Георгий притянул Таню к себе, порывисто обнял и поцеловал в полураскрытые губы. Небо над Москвой светлело. Недалеко слышались чьи-то запоздалые или ранние шаги. Таня прижалась щекой к плечу Георгия.

— Это такое счастье! Такое! — шепотом проговорила она, вздрогнув всем телом, и, еще сильнее прижимаясь к его плечу, добавила: — Невыносимое!

— Если бы не надо было тебе уезжать! — гладя ее волосы, сокрушенно проговорил Георгий. — Что я буду делать без тебя?

— Я не боюсь этого, милый! Я верю, мы все равно, мы обязательно будем вместе! Может быть, настоящее счастье такое и есть, горьковатое немножечко, когда и очень, очень светло и чуть-чуть больно от чего-то… Помнишь? «Мне грустно и легко, печаль моя светла, печаль моя полна тобою…» Да! Наверно, если счастье полное, то все останавливается и ждать нечего… А ты знаешь, в жизни постоянно надо чего-то ждать, идти к чему-то, и чтобы вокруг тебя и рядом все делалось радостнее, красивее… Мы обязательно будем вместе! — еще раз повторила Таня и положила руки на плечи Георгия. — Если бы ты знал, как я люблю тебя, родной мой!

Георгий молча обхватил ее голову ладонями и еще раз поцеловал в губы.

— Татьяночка, милая! — Больше он не сказал ничего.

Георгию предстояла концертная поездка в Варшаву. Ехать он должен был на другой день после отъезда Тани. Потом он собирался приехать к ней и окончательно решить вместе, как следует все устроить.

До отъезда оставалась неделя. Утром Таня встала раньше обычного, быстро оделась и заплела косы, уложив их тяжелыми жгутами на затылке. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, она вдруг застыдилась этой неожиданной кокетливости и для чего-то подышала на стекло, как будто извинялась перед ним за то, что произошло. Прибрала в комнате, сменила воду в вазочке с цветами и уже собиралась ехать к Георгию, когда в коридоре раздался нерешительный звонок. Таня пошла отворить и… замерла от удивления. На пороге стоял военный в форме пограничника и с погонами лейтенанта. Это был Иван Савушкин.

— Ванёк! Боже мой, это ты! — вскрикнула Таня. — Ну проходи же, проходи скорее!

Савушкин перешагнул порог и долго жал Танину руку. Прошел в комнату. Лицо его выражало большую радость, светлые, еще больше поголубевшие глаза улыбались.

— Я такой и ждал увидеть тебя, Таня, — сказал он после непродолжительного молчания, и было видно, что он очень рад встрече.

Таня усадила его к столу. Савушкин рассказывал, как он попал в Москву, как разыскивал ее по адресу, который ему сообщили в Новогорском детском доме, куда заехал по пути. Там же он узнал о несчастье, случившемся с Таней; наверно, Авдей Петрович писал брату об этом. Служит Савушкин на Дальнем Востоке с того дня, как окончил военную школу. Отпуск вот решил посвятить розыскам Тани; а увидеться было очень нужно, просто необходимо. Скоро отпуск кончается; через неделю нужно возвращаться в часть…