Николай Асанов - Электрический остров Страница 45

Задумавшись, Андрей перестал слышать голоса бе­седовавших и снова пересматривал весь процесс из­готовления прибора. Конечно, это еще не шедевр, но кое-что в нем теперь ценно по-настоящему!

— А как ваша новая помощница? — вдруг спро­сил Улыбышев.

Орленов в это время был далеко, он снова слышал жужжание токов в лаборатории, которое покрывало все остальные звуки мира. Поэтому он взглянул на Улыбышева несколько бессмысленно, как человек, ко­торый вынырнул на мгновение, чтобы снова пойти на дно. Нина тронула его за руку:

— Борис Михайлович спрашивает тебя о Чередни­ченко. Доволен ли ты своим выбором?

— Выбором? Но я ничего не выбирал…

— Значит, это она вас выбрала! — засмеялся Улы­бышев.— И право, Нина Сергеевна, трудно решить, что опаснее…

Говорить в таком тоне невозможно. Андрей вовсе не хотел обижать Марину. К счастью, Улыбышев на­конец поднялся, чтобы уйти.

— Я все забываю, что Андрей Игнатьевич рабо­тает над прибором к моему трактору. Что делать, одинокие люди завистливы к чужому счастью. Однако надо дать покой и счастливцам!

— Куда же вы, Борис Михайлович, — попыталась остановить его Нина, но Андрей различил нотку не­искренности в ее голосе и обрадовался. Значит, Улы­бышев надоел и ей.

Теперь ему не хотелось, чтобы Улыбышев так и ушел, ничего не сказав о главном. Он отодвинул ста­кан и спросил:

— Куда это вы отправили Маркова, Борис Михай­лович?

Нина вздернула голову и сердито взглянула на мужа. Борис Михайлович ласково улыбнулся:

— А я и не знал, что административные дела вас тоже занимают. Марков поехал проверить, как идет установка силовых линий для наших тракторов.

— А вы уверены, что сможете отправить в дли­тельную командировку каждого, кто выскажется про­тив трактора? Боюсь, что филиал тогда постепенно превратится в пустыню… — бес раздражения толкал Андрея на открытую ссору. Нина поняла это, и глаза ее стали злыми. Улыбышев, взглянув на нее, сообра­зил, что имеет в ней союзницу, и более сухо ответил:

— Я никому не запрещаю высказывать свою точку зрения. Вы, например, высказываете ее довольно от­кровенно, однако я не пытаюсь избавиться от вас. Признаться, я надеюсь, что машина сама оправдает себя… — он отыскал свою шляпу, поклонился и уже с порога оглядел Нину. Нина стояла в лучах тор­шера, маленькая, стройная, зеленовато-жемчужная от платья и света. Улыбышев помахал на прощанье ру­кой и воскликнул:

— Признаюсь и еще в одном грехе: восхищение Ниной Сергеевной помогает мне прощать ваши недостатки! — и медленно удалился, выразив и преклонение перед женой и неуважение к мужу. И на этот раз он оказался победителем.

— Как тебе не стыдно, Андрей! — чуть не плача, сказала Нина. — Борис Михайлович делает все для того, чтобы помочь тебе стать таким же видным уче­ным, а ты…

Он изумленно посмотрел на жену. Нина кружи­лась по террасе. Только платье шумело на поворотах. Он не выдержал нападения, таившего новую, совсем неожиданную опасность, и более резко, чем хотел, спросил:

— Для этого он и ходит сюда каждый вечер? Нина, не желая замечать его раздражения, продол­жала:

— Он удивлен тем, что ты, который должен был бы благодарить его за приглашение сюда, на само­стоятельную работу, организуешь комплот против него. Начал блокироваться с каким-то Пустышкой или Пустяшкой, подговариваешь Горностаева. Разве это порядочно? А Борис Михайлович ждет только твоего прибора, чтобы включить тебя в список соавторов по трактору и затем представить к премии!

— Позволь, позволь. — Андрей был неприятно поражен и не скрывал этого. — А включение в список на премию — это что же, награда за отказ от ком­плота или за прибор?

— Может быть, ты перестанешь острить? — раз­драженно сказала Нина. — От твоего поведения за­висит наше будущее, а ты…

— Надеюсь, что наше будущее зависит от нас, а не от того, пристегнемся ли мы к колеснице Улыбы­шева. Она едет не туда, куда нужно!

— А ты уверен, что знаешь правильную дорогу? — язвительно спросила Нина.

— Прохожие подскажут.

— Чередниченко?

— Что ты на меня напустилась с этой Чередни­ченко? Я ее не звал в лабораторию, ее Улыбышев прислал!

— Как Улыбышев, когда ты сам ее выпросил?

— Какого дьявола, есть предписание, подписанное директором! — рассвирепел Андрей.

— Теперь ты можешь сослаться хоть на Магомета! Кстати, пророк вполне одобряет двоеженство.

— Что ты говоришь? — У него перехватило ды­хание.

Нина презрительно промолчала и прошла в ком­нату. Андрей еще несколько секунд простоял, словно его ударили по голове. Когда он последовал за ней, в двери спальной щелкнул замок.

— Открой! — вскрикнул он и толкнул дверь.

— Можешь постучать по соседству, — сквозь слезы ответила Нина. Он слышал, как она всхлипы­вала, и представил себе, как она стоит за дверями, размазывая слезы по лицу и ненавидя его. Это было свыше его сил. Он налег плечом на дверь. Дверь за­трещала. В соседней квартире послышалось движе­ние, потом сонный голос Велигиной спросил через пе­регородку террасы: |

— Что у вас случилось?

— Ключ потерял, — мрачно ответил Андрей.

— А Орич говорит, что у вас семейная драма. Скажи Нине, чтобы она не так громко плакала из-за этого ключа, а то соседи услышат. Они живо подберут ключ к вашей ночной истории…

Нина за дверью затаила дыхание. Нет, она не хо­чет публичного скандала! Замок заскрипел — Андрей таки погнул запор своим нажимом. Войдя, он уви­дел Нину, свернувшуюся в комочек на супружеской кровати. Она выглядела, как затравленный зверек.

Вот всегда женщины делают так! Сначала вообра­зят себе бог весть что, потом обидят близкого, а после начинают раскаиваться. Ну, зачем эта сцена Нине? Ведь она же знает, что никогда и никого Андрей не любил и не полюбит, кроме нее. Он встал на колени перед кроватью, собираясь успокоить жену, простить ее, сказать ей все десять тысяч ласковых слов или сколько их там есть в русском языке. Ведь каждое слово может быть ласковым, если ты приходишь к любимой с открытымf сердцем… Взгляд его нашел глаза жены. Они были злые, сухие, чужие. Нет, она совсем не раскаивалась! Если она и открыла дверь, так только потому, что побоялась скандала.

2

Зато теперь все встало на свои места. Лучшего способа понудить противника к действию Улыбышев не нашел бы, сколько бы ни искал. Орленов готов был кричать: «А, ты взятки давать!», как в детстве кри­чал во дворе во время драки: «А, ты подножку де­лать!»— и нападал уже не только потому, что этого требовали законы драки, а потому, что ненавидел всякий обман.

Маркова удалили. Но он-то остался! Остался и Пустошка. И они должны довести дело до конца.

Пустошка прибыл на остров по первому приглаше­нию, словно все это время готовился к новой встрече с Орленовым. Увидав инженера в своей лаборатории, Андрей понял — путей к отступлению больше не бу­дет. Он влез в давно начатую драку, и еще неиз­вестно, выйдет ли из нее цел и невредим.

Пустошка никак не походил на бойца.

Инженер стоял на пороге лаборатории, виновато поглядывая вокруг близорукими глазками, и было не ясно, что лучше: брать его в бой или оставить в тылу? В первой линии наступления он, пожалуй, не выдержит огня. Значит, наступать придется все-таки Орленову.

Так его учили жить и действовать, и только так Андрей мыслил свое отношение к жизни. Он не может быть спокойным там, где происходит нечто неправиль­ное. Отвернуться и отсидеться в стороне было бы, по его убеждению, так же нечестно, как солдату укло­ниться от участия в бою. Величины как бы несовме­стимые, но ведь маленькая подлость всегда торит до­рогу для большой.

В то же время в Пустошке было что-то упрямое, словно он хотел сказать своим видом: «Ну, если уж я пришел, так теперь не уйду, пока не добьюсь своего!» Коричневая плешь на его затылке сияла, клетчатые брюки, казалось, еще укоротились, а животик больше вылез вперед. Однако в глазах появилась насторожен­ность, и они как будто вместили в себя всю ту силу, которой явно недоставало фигуре инженера.

Марина, прикреплявшая новый прибор на пульт управления трактором, увидела инженера, торопливо вытерла руки ветошкой и, проходя мимо Андрея, ше­потом спросила:

— Что это за чучело? Вместо ответа Андрей представил ей инженера.

Пустошка, взглянув на Марину, окончательно сму­тился, порозовел и так неясно промямлил свое имя, что Андрею пришлось самому назвать его.

— Тот самый инженер? — Марина даже откину­лась назад, рассматривая посетителя с явно выражен­ным недоумением, и вдруг смутилась, поняв, что оби­дела его.

Орленов поторопился объяснить, при каких об­стоятельствах он встретился с Пустошкой и что именно привело последнего на остров.

— Я видела вас на лекции, но не предполагала…

— Фигура виновата! — простодушно засмеялся Пустошка. — Кто раз увидит, никогда не забудет. Хорошо, что в карманники не пошел, сидел бы всю жизнь по тюрьмам. И инженером-то с такой фигурой быть не легко. Вон ваш Улыбышев… Как увидал меня, сразу решил, что я только притворяюсь инженером…