Николай Руденко - Ветер в лицо Страница 54

23

По поручению райкома комсомола Лиза Миронова и Владимир Сокол должны были обследовать бытовые условия молодых рабочих строительного треста. Лиза и Владимир встретились возле общежития сталеваров около десяти утра. Владимир сразу же обратил внимание, что лицо Лизы побледнело, осунулось. У переносицы под глазами появились едва заметные морщины. Нет, это даже не морщины, — так собирается под глазами молодая, нежная кожа, когда человек похудеет. Как бы на розовощекое, налитое соками яблоко повеяло горячим, засушливым ветром, и его тонкая прозрачная кожица слегка увяла.

Владимир находился с Лизой не в таких отношениях, чтобы свободно расспрашивать про ее личные дела. Однако он не удержался, спросил, что с ней.

Лиза сдержанно улыбнулась.

— Эх, Володя... Вороне бог послал кусочек сыра...

— А дальше?

— А дальше ты сам знаешь.

Непокрытые Лизины волосы золотилось на солнце, будто кто-то в них вплел лучи и они просвечивали его изнутри. Ее всегда улыбающиеся васильковые глаза были грустные, и это не соответствовало тому настроению, что создавалось от веселого, игривого блеска пышных волос, свободно падающих ей на плечи, на белую шелковую блузку. Конечно, нормальные люди не могут всегда смеяться — бывают минуты грусти, печали. Но Лизу Владимир не мог представить расстроенной. И теперь смотрел на нее с некоторым удивлением и сожалением.

— О вороне я знаю... Но ворона — птица несознательная и вообще с пережитками. Больная клептоманией... Ворует все, что блестит, — шутил Владимир, чтобы как-то развеселить Лизу. Но, видно, ее нелегко было развлечь, потому что она даже эти слова истолковала по-своему.

— Это правда. Вороны бывают разные... Одна проворонит, а другая украдет.

— Конечно, здесь тоже без индивидуального подхода не обойтись, — продолжал тем же тоном Владимир.

Лиза посмотрела на Владимира такими печальными глазами, что у того сразу пропало желание шутить. Некоторое время шли молча.

Сокол перестал быть застенчивым парнем, каким его знали раньше. Он научился бойко и непринужденно поддерживать беседу, мог без лишних колебаний взять девушку под руку, пригласить в кино или даже в ресторан. Ему и Лизу хотелось взять под руку, но он передумал. Однако надо же как-то вывести ее из состояния душевного оцепенения.

Поселок тянулся вдоль Днепра на несколько километров. Они прошли разрушенную больницу, старую школу, дом Голубенко. Спустились до самой воды, пошли по влажному, хорошо укатанному волнами песку. Острые каблуки Лизы оставляли глубокий след. Округлые ямки сразу же заполнялись водой, просачивающейся сквозь песок.

На противоположном берегу Днепра покачивались склонившиеся к воде ивы. Бородатый рыбак, закатив до колен штанины, оседлал наклоненный ствол сухой вербы и напряженно следил за поплавком. Отсюда он казался маленьким добрым стариком-гномиком, какие почти во всех сказках выручают из беды великанов.

— Полюбился мне этот край, — заговорил Владимир. — Куда ни взглянешь — такая красота, что глаз не оторвать. И все же скучаю по Винничине. У нас там равнина, видно вокруг на десятки километров... И поля, поля. И знаешь, Лиза... По аисту соскучился. Эта птица, говорят, приносит счастье. Все лето стоит у дымаря, как часовой. Часами стоит, не шелохнется. Село наше недалеко от бугской поймы. Почти на каждом доме — аист... К нему привыкают, как к члену семьи. А как ждут его весной! Особенно, мы, дети... — закончил он, вспомнив детство.

— Ничего себе — детки! — потрепала его черные волосы Лиза и впервые засмеялась. Владимир, обрадованный тем, что Лиза немного развеселилась, готов был признать себя хотя бы двухмесячным младенцем. Но вскоре Лиза снова нахмурилась и неохотно поддерживала разговор.

В общежитие как раз привезли столы, стулья, шкафы. Несколько свободных от работы ребят снимали мебель с машины, разносили по комнатам. Настроение у них, видно, было праздничное, приподнятое. Они оживленно перебрасывались шутками.

— А ты, гляди, все стулья готов к себе потянуть? — смеясь, упрекал товарища белоголовый широкогрудый парень в синей майке. Его бугристым мышцам мог бы позавидовать не один спортсмен. — Бери вот этот, вот этот. Только осторожно.

— Конечно! — с притворным недовольством процедил сквозь зубы высокий парень с лицом, изрытым оспой. — Чего человеку не захочется! Если мед, так и ложкой. Стульев тебе мало? Сего добра теперь хватит.

Лиза и Владимир стояли у каменного крыльца, не решаясь отрывать ребят от работы.

— Рано мы пришли, — сказал Владимир.

— Не рано, а поздно, — сказала Лиза. — А еще комсомольцы. Краснеть нам надо. Беспартийный Солод проявил больше заботы о молодежи, чем райком комсомола. Отстаем...

— Но сейчас рано. Пусть бы уже устроились. Да и некогда им с нами разговаривать. Не до нас... Рады, что можно по-человечески комнаты свои обставить. Давай, Лиза, в понедельник зайдем. А они за выходной управятся.

— Привет, привет! — послышалось за их спинами. — Комсомольский контроль?.. Ну, ну. Правильно делаете, друзья. Здесь недавно такое творилось...

Это был Ваня Сумной. Лиза и Владимир сначала не узнали — свою шевелюру он постриг, решив, наверное, что она не является главным признаком таланта. Одет он был в обычный серый костюм, в верхнем кармане которого гордо поблескивала новая авторучка.

— Вот и молодец, что постригся, — улыбнулась Лиза, пожимая его руку.

— Ну, о чем вспомнила!.. Жизнь идет вперед. Внешняя бутафория только начинающих привлекает. Ну, как тут? Устраиваются?.. Хорошо, хорошо. Бывают же на свете такие вот подлецы, как Криничный.

— А я, кажется, о нем другое читала, — язвительно заметила Лиза.

— Не путай, Лиза, праведное с грешным. Я совсем не о нем, а об этих домах писал. Помнишь, на первой странице фото сего общежитии... Фасад. А что, разве плохой дом?

— Дом замечательный, — согласилась Лиза. — А тем, как в нем люди жили, ты не поинтересовался.

Ваня ударил себя обеими руками по карманам, нащупал платок, вытер потное лицо, на котором облазила загоревшая на солнце кожа, — видно, недавно ездил в командировку в степные районы области.

— Ну, знаешь, кто не ошибается? Зато сейчас... О, я сейчас хожу окрыленный. У меня такой замысел! Ты себе не представляешь.

— Интересно. Роман? — улыбнулась Лиза.

— Не знаю... Первая книга... Получит признание — будет вторая. Собираю материал. Сверяю замысел с жизнью. Теперь можно обострять, сгущать краски.

— А я и не знала, что «обострять» начали только сейчас, — затаив насмешливую улыбку, сказала Лиза. — Я думала, что настоящие писатели всегда так делают.

— Нет, Лиза. Раньше мы искали ростки нового. Людей будущего... О них писали. Только это нас и интересовало. Мы ездили и не замечали плохого. Все казалось хорошим. Зато сейчас!..

— Значит, теперь хорошего стало меньше? Куда же оно подевалось?

Сумной заметил, что Лиза над ним посмеивается. Он недовольно отвернулся, бросил в рот сигарету, поймал ее зубами и начал нервно жевать.

— Простите, я спешу.

И, круто повернувшись, пошел по улице.

Когда Владимир и Лиза снова подошли к общежитию, на них налетела молодая красивая женщина в коротеньком белом переднике. Она была подвижная, веселая, разговорчивая, как утренний степной ветерок.

— Вы не к нам ли?.. Теперь к нам отовсюду гости. Если остановился кто-нибудь у крыльца, так и знай, — к нам идет. А я вот на минутку домой забежала. Сестренка ко мне приехала. Заходите, пожалуйста...

Женщина завела их в просторную, светлую комнату. Под стенами стояли две кровати, застеленные розовыми пикейные одеялами. Подушки были покрыты белыми тюлевыми накидками. На окнах висели легкие узорчатые гардины. Посреди комнаты стоял круглый стол под белой скатертью, в углу — диван, обтянутый черным дерматином. В комнате было уютно, чисто. На стенах красовались венки из бессмертников. А на диване сидела девушка в широкой юбке из яркого ситца, в маленьких хромовых сапожках, в живописном кептарике{2}. Девушка встала, топталась возле дивана, стыдливо опустив глаза. Она перекладывала из руки в руку вышивку, которой, наверное, занималась до прихода гостей.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила хозяйка, придвигая к столу стулья. — Давайте познакомимся. Я — Олеся Ковтун. А это моя сестра — Густя. Густонька, принимай гостей. Может, чаю хотите?..

— Спасибо, — сказала Лиза. — Мы ненадолго. Нас райком комсомола к вам прислал. Может, вы чем-то недовольны.

— Что вы такое говорите?.. Как же нам быть недовольными? Товарищ Доронин нам помог. Ой, как помог!.. Даже секретарь горкома к нам приезжал. И я уже работаю. Вместе с Богданчиком на работу ходим. Вот недавно ясли открылись. Там, где наш начальник жил... Я там и работаю. Кабы не товарищ Доронин... Густонька, сестричка, поставь чай. А мне надо бежать. Я только на минутку заглянула. Посоветовать ребятам, куда что ставить...

Олеся подбежала к кровати, любовно разгладила руками одеяло, хоть оно и так лежала ровно и гладко, потом снова защебетала.