Мелисса Бэнк - Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле Страница 11

Я направляюсь вперед вдоль борта и останавливаюсь на баке. И чувствую, как это здорово, когда ветер в лицо, а за спиной — плавучий дом.

Когда мы подплываем к Оленьему острову, Том бросает якорь и достает маски, дыхательные трубки и ласты.

Я говорю, что никогда раньше не плавала под водой.

Он заверяет меня, что мне это понравится, после чего берет мою маску и плюет в нее, затем ополаскивает в океанской воде.

Я не могу скрыть удивления.

— Капитан, мне с трудом верится, что вы сейчас плюнули в мою маску.

Том смеется.

— Это делается для того, чтобы ее почистить, — объясняет он и спрашивает, не желаю ли я сигарету с марихуаной.

— Вы поплюете и на нее? — спрашиваю я.

— Уже поплевал.

Джейми бросает на меня взгляд, в котором читается немой вопрос.

— Лучше не надо, — говорю я.

Потом надеваю маску и спускаюсь по трапу в бледно-зеленую воду. Я восхищаюсь кораллами и водорослями и только после этого замечаю первую рыбу, всю в желтых и белых полосах. Потом стайку синих рыб. Затем — оранжевых. Я плыву прямо на них и безмолвно кричу: «Я — Флиппер! Я в подводном мире Джейн Кусто. Охотница за сокровищами. Отражаю нападение акул. Я Бонд. Джейн Бонд».

Но мне не так-то легко дышать через трубку, к тому же в маске я чувствую приступ клаустрофобии. Я выплываю на поверхность, чтобы избавиться от маски и трубки. Вижу там Джейми в маске, подскакиваю в воде и хихикаю, когда он бросается на меня. Он снимает маску и трубку и предлагает обследовать остров.

Мы идем к берегу — неуклюжие в своих больших ластах., — Ты не замерз? — спрашиваю я.

— Вообще-то вода холодная, — отвечает он.

По его тону я догадываюсь, что нам предстоит серьезный разговор, и мне уже не так весело.

На берегу он поворачивается ко мне.

— Какого черта ты вяжешься к этому парню?

Я ошеломлена.

— О чем ты?

— Ты флиртуешь с этим парнем, — упорствует он.

— Ты о капитане Томе?

— Не валяй дурака! — взрывается он. — Я тебе не верю!

— А я — тебе, — в тон ему отвечаю я.

В ластах я чувствую себя рыбой-клоуном и должна их снять, прежде чем продолжить разговор.

— Мы просто друзья, — говорю я, поддразнивая его. — Кроме того, я полагаю, что есть вещи, которые не нуждаются в подробных объяснениях.

— О'кей, — кивает он. — Принято.

— Ведь ты не можешь подробно описать все то, что чувствовал за те дни, что мы здесь.

— Значит, ты возвращаешься ко мне, — говорит он.

— Нет, — отвечаю я. — Прежде чем вернуться, надо уйти. Я не флиртовала с этим парнем. Мне он просто понравился.

Мы идем и идем. Мы оба курим, и это так не вяжется с синим небом и зеленой водой. Мы проходим мимо молодой пары, взявшейся за руки.

— Привет! — говорят они, словно мы все связаны одной ниточкой, подобно четырем горошинам в стручке.

Джейми адресует им от нас обоих безжизненное «Хэлло».

И вот мы уже снова на берегу, откуда начали путь. Молча смотрим на наш парусник. Джейми опускается на песок, я сажусь рядом.

Он поворачивается ко мне и бормочет:

— Извини.

Я знаю, как ему трудно извиняться, и в таких случаях обычно говорю: «Скажи, что больше так не будешь», а услышав эти слова, отвечаю: «Нет проблем» или «Все в порядке».

Я спрашиваю:

— За что ты извиняешься, Джейми?

— За то, что не слушал тебя. Сожалею, что втянул тебя в это дело.

— Ты поставил меня в неловкое положение, — говорю я, и голос мой дрожит.

— Я понимаю… — мямлит он.

И я чувствую, что он действительно раскаивается. Меня пугает то, что я слишком быстро перехожу от неприязни к симпатии, и тут же возникает вопрос: а может, я не одна такая?

Войдя в воду, Джейми спрашивает, как по-моему, курит ли сейчас капитан Том сигарету с марихуаной.

— Наверняка, — отвечаю я.

— А как ты думаешь, можем мы опрокинуться и утонуть?

— Можем, — откликаюсь я. — И будем плавать вместе с рыбами.

Изображая рыбу, он приближается ко мне, при этом пальцы его трепещут, как плавники. И осыпает меня короткими рыбьими поцелуями. Потом мы надеваем маски, ныряем и плывем к паруснику.

МОЙ СТАРИК

Единственный путь для женщины, равно как и для мужчины, познать себя как личность — творческая работа.

Прикрепите к кровати, к зеркалу, к стене табличку «леди», и пусть она там остается, пока вы не прочувствуете каждой частичкой своего существа: мы предназначены судьбой к наслаждению, призваны возбуждать и удовлетворять мужскую часть человеческого рода. Настоящим женщинам это известно.

— При ходьбе смотри вверх, — говорила Рита, сестра моей бабушки, тем летом, когда я гостила у нее в Манхэттене. — Подбородок выше! — И она слегка похлопывала по своему подбородку тыльной стороной ладони.

Мне шел семнадцатый год.

Я слушала ее, потому что она была красивая: для женщины, пожалуй, высоковата, зато тонкая и гибкая, с узкой костью, с длинными белыми волосами, которые носила, как головной убор.

В тот последний вечер, который я проводила у нее, мы собирались в театр. Она надела блузку с индейским узором и облегающую юбку. Я пряталась за дверью ванной, поглядывая, как она красит губы красной помадой, которую придумала, по ее словам, сама Коко Ша-нель. Она заметила меня и критически оглядела сверху донизу. Ее взгляд остановился на моих сандалиях «Dr. Scholl's» на деревянной подошве — причуде, сохранившейся со школы.

Когда я шла за ней в спальню, сандалии громко стучали по деревянному полу.

Она покачала головой.

Я сказала:

— Других у меня нет.

Тогда тетя Рита вручила мне пару темно-синих лодочек. Мне они показались похожими на те, что носят стюардессы: они были на размер меньше, чем нужно, но я в них втиснулась. Мы еще не вышли на улицу, а ноги у меня уже болели.

— Так-то лучше, — сказала тетушка.

Весь первый акт она сидела тихо и не проронила ни звука, пребывая в немом восхищении.

Во время антракта она пошла в туалет, чтобы принять пилюлю. Она никогда не принимала пилюли прилюдно. Мне пришлось ждать ее в вестибюле. Ноги затекали, и я переступала с ноги на ногу, по очереди давая им отдохнуть.

Я рассматривала толпу, и в голове вертелась одна мысль: «Это Люди, Которые Посещают Театр в Манхэттене».

Какая-то пожилая женщина улыбнулась мне и заговорила с мужем, после чего он обернулся и посмотрел в мою сторону. Потом то же самое сделала другая женщина. Я плохо представляла, как я сейчас выгляжу, и мое лицо вспыхнуло от волнения при мысли, что, возможно, здесь я кому-то кажусь красивее, чем на самом деле.

Потом я поняла, что они смотрят на кого-то, кто стоит за мной, и оглянулась сама.

В первую очередь привлекали внимание ее ноги — длинные и загорелые, — а потом уже глаза, скулы, зубы, великолепные, как на снимке из иллюстрированного журнала. Ее спутник был старше ее — крупный мужчина, широкоплечий, высокий, светловолосый, с обветренным лицом. Он не был красив в буквальном смысле этого слова, но имел привлекательную внешность. Он явно подтрунивал над ней, а она говорила что-то вроде «о'кей» и сгибала руку. Он крепко сжимал ей руку выше локтя, и я скорее видела, чем слышала, как он при этом присвистывал. Она смеялась, а он так и держал ладонь кольцом вокруг ее красивой руки.

Отыскав взглядом тетю Риту, я помахала ей. Губы ее были накрашены свежей ярко-красной помадой Коко. Казалось, она пришла в глубокое волнение, увидев меня.

Это было ее лицо на публике. Я знаю, потому что она говорила мне об этом.

— Старайся выглядеть увлеченной на людях, — посоветовала она.

Уж она-то знала, что говорит. Я попросила у нее разъяснений.

Она угостила меня сигаретой, дала прикурить, потом закурила сама. Пока она говорила о недостатках первого акта, я не сводила глаз с этой привлекавшей всеобщее внимание пары. Тетя спросила мое мнение о пьесе.

— Хорошая, — сказала я.

— Хорошая? — переспросила тетя. — Дети хорошие, собаки хорошие… Это театр, Джейн.

— Ах да! — сказала я, и в этот момент мужчина поймал мой взгляд.

Я быстро отвернулась, но успела заметить, как он что-то сказал своей спутнице и двинулся в нашу сторону.

— Ой-ой-ой, — пробормотала я и тут же услышала над собой его голос, похожий на львиный рык.

— Рита! — воскликнул он.

Моя тетушка чмокнула воздух, будто бы целуя его в обе щеки, но он мотнул головой:

— Нет.

И поцеловал ее прямо в губы. Когда она представила меня, от удивления я не могла вымолвить и слова. В конце концов, по возрасту она годилась ему в матери.

Его звали Арчи Нокс. И моя тетя любила его. В такси по дороге домой я спросила ее, принадлежит ли он к числу знаменитостей.

— Для редактора он слишком знаменит, — ответила она. — Лучшие на виду не бывают.

Сама она была романисткой.