Михкель Мутть - Международный человек Страница 12

Он изучал и изучал, но ясности так и не добился. Тогда он собрался с духом и спросил у самого Рудольфо.

Шеф глубоко задумался. А затем начал танцевать незнакомый Фабиану танец, похожий на “Bunny Hug”, но с усиленными элементами эмериндии. Он танцевал долго, исполняя в промежутке танец вприсядку донских казаков, к которому присовокупил плавные шаги из медленного вальса.

Сначала Фабиану показалось, что шеф совсем забыл про Мировую Схему. Затем шеф как бы между прочим сказал, что термин “Мировая Схема” не используется широко, это просто пришло ему в голову, когда однажды вечером после дождя он обозревал небо, где поднялась радуга. “Тут мне и явилась Мировая Схема, — прознес шеф задумчиво. — Мне показалось, что эта радуга соединяет действительность и поэзию, наше настоящее и то, куда мы стремимся попасть. Мне показалось, что, опираясь на эту радугу, мы однажды достигнем цели”.

Это было поэтично, но что же должен был извлечь из этого Фабиан? Какие практические выводы должны были из этого вытекать? Например, сколько долларов нужно истратить, чтобы покрыть пленкой трудовые удостоверения? И тем более как заработать эти доллары?

В то же время Фабиан не исключал того, что они каким-то таинственным образом уже включились в эту Мировую Схему и шеф знает об этом и сознательно позволяет всему этому происходить. Как это распознать?

Фабиану хотелось сбежать со своей работы. Хотелось утром, хотелось вечером, а иногда даже посреди рабочего дня. Но сейчас об этом не могло быть и речи. Впереди ждали великие дела, ждала “Миссия”. И до той поры некрасиво было говорить “до свидания”.

Рудольфо ненадолго уезжает

Когда Фабиан на следующее утро вошел в кабинет шефа, Рудольфо стоял посреди комнаты и излучал свет. Его сияние обладало двумя свойствами. Во-первых, оно грело, как обогреватель в инкубаторе, где копошатся цыплята. Во-вторых, нисходило словно с иконы, огибая голову Рудольфо, как нимб святого.

Казалось, все сотрудники забыли, как они вчера поздним вечером, придя домой, проклинали тиранию Рудольфо, жаловались на него своим женам.

Улыбалась даже Мийли, которая задержалась на работе так надолго, что вынуждена была отпустить няню домой. Та не соглашалась больше сидеть с ребенком, потому что собиралась сходить в бар Тифани. Так что нянчить ребенка было некому, кроме ненавистной свекрови, от услуг которой Мийли хотела навсегда отказаться. Да, даже Мийли расстроганно улыбалась.

Улыбался и Коэрапуу, хотя не спал последние двадцать четыре часа. Вся ночь ушла на беготню по кафе и барам, где в последнее время сосредоточились все адские игры. Все Блэк Джеки оказались в руках бывших комсомольских работников. Через их руки за ночь проходило столько валюты, сколько хватило бы для интеграции Эстонии не только в мировое сообщество, но и в Млечный Путь. У них Коэрапуу раздобыл необходимые полторы тысячи долларов.

“Ваши деньги на дорожные расходы у секретаря”, — сообщил он шефу лаконично.

“Молодец, спасибо!” — произнес Рудольфо сердечно, пожал Коэрапуу руку и начал танцевать. Это был один из красивейших танцев, какие только видел Фабиан. И слепой понял бы, что речь идет о благодарственном танце. Фабиан умел различать разные направления восточных школ. Например, танец Ханумана, воплощения бога обезьян из Рамаяны, в исполнении тайских танцоров, а лучше всего он знал индийский стиль Манипури, основанный на прекрасных легендах Кришны.

Танец шефа выражал примерно следующее:

“Не думай, будто я не понимаю, чего это тебе стоило, дорогой Коэрапуу! Я знаю, с каким трудом нам приходится добывать каждый цент. Особенно у тех, кому безразлична наша „Миссия“. Но история таких не вспомнит. Она вспомнит тебя, дорогой Коэрапуу, она вспомнит вас, мои друзья, может быть, она вспомнит меня. Она вспомнит нас!”

Так танцевал Рудольфо и улыбался. Между тем в комнату зашел Андерсон, издал протяжный свист и произнес с наигранным почтением:

“Смотри-ка! Наш снабженец наконец-то взялся за работу!”

Коэрапуу состроил кислую мину: “Я рад вам сообщить, что шеф едет вербовать сторонников нашей независимости на деньги, полученные от продажи тампонов в казино, левым путем доставшихся нам от гуманитарной помощи”.

“Да, я знаю это, — задумчиво ответил Рудольфо. — Кстати, тампоны изобрели японцы. Я думаю, что Эстония должна больше ориентироваться на этот регион. Нам нужно решительно пересмотреть наши сегодняшние позиции. В конце концов, Тихий океан — океан будущего. Вместо нынешней диады Лондон—Нью-Йорк будет доминировать треугольник во главе с Латинской Америкой и Фриско с одной стороны, Токио и Сингапуром — с другой. Кстати, это были „Мидинетти“ или „Эмили“? „Мидинетти“? Ну... они тоже ничего. В дальнейшем постарайтесь обзавестись „Сильва“ и „Нуит моль“. Впрочем, „Пулет Будин“ тоже сгодится. И возьмите номер SM. Так будет вернее”.

Он улыбнулся, скрестил руки на груди и, танцуя польку, переместился в сторону двери, а поскольку она была открыта, он проскользнул в нее восхитительным па-де-шат.

Все были в восторге.

В два часа самолет должен был отправиться в Хельсинки. Времени до этого было достаточно, и работники канцелярии бодро занимались своими делами, шутили и не подозревали, какое тяжелое испытание ожидает их уже до обеда сегодня.

Часы шли. Рудольфо принял нескольких посетителей, которые зарегистрировались заранее: принял украшенного перьями воинственного вождя с Коморских островов, голландского бизнесмена с дряблыми желтоватыми щеками и представителя русского казачества. Каждому из них он отвел, как и предписано, около получаса. После ухода казака Мийли заметила, что шеф облегченно вздохнул, из чего можно было сделать заключение, что он вместе с гостем в папахе сплясал казачок.

В одиннадцать часов и две минуты дверь секретаря распахнулась. Какое-то время не было никого видно, и Мийли уже решила, что это просто сквозняк толкнул дверь. Но затем в дверь проскользнул маленький человек в черном костюме, с гладкими темными волосами. Он хихикнул, растянув уголки губ, и сказал тоненьким голосом: “Меня зовут Лу”.

Мийли подумала, что мистер Лу китаец, но он оказался из Тайпея. Он не зарегистрировался на прием, но попросил обязательно о себе доложить. Мийли позвонила по внутренней линии. Шеф попросил подождать минуту. Мийли нахмурила брови.

“Если этот попадет на прием, то шеф не успеет заехать домой и ему придется сразу ехать в аэропорт”, — беспокоилась она, глядя на часы.

Но гость, естественно, попал на прием, потому что он был первым тайпейцем, который появился здесь со времен создания канцелярии.

Господин Лу энергично кивнул и погладил свою черную папку. Его улыбка, казалось, висела в приемной еще долгое время после того, как господин Лу проскользнул сквозь двойные двери в кабинет шефа.

Прошло полчаса. Три четверти. Дверь оставалась закрытой. Стрелка на стенных часах приближалась к половине первого. Мийли охватила тревога, но философски настроенный шофер Пеэтер сказал: “Ну-нуу”. И это подействовало, потому что Мийли была его любовницей. Через десять минут Мийли собралась с духом и решила подать шефу знак, хотя знала, что он не любит, когда вмешиваются в разговор.

На всякий случай она схватила со стола пришедший факс: “Пойду спрошу, может, это очень важно и он должен взять это с собой в Сантьяго. Тогда я сделаю копию”. Мийли остановилась между двумя дверями и постучала. Через минуту она вышла с лицом, покрытым красными пятнами, и сообщила, что шеф стоял с тайпейцем посреди комнаты на одной ноге, другую закинув за шею, и шевелил пальцами. На робкий вопрос Мийли, не пора ли ехать в аэропорт, он никак не отреагировал.

Прошло еще двадцать пять минут, до вылета оставался ровно час. Мийли схватилась за голову и подумала о новой работе.

Известие о создавшейся обстановке распространилось по другим комнатам, и работники один за другим просовывали голову в дверь, понимающе кивали или осуждающе качали головой. Даже Пакс мимоходом глянул через порог и хмыкнул злорадно: “Продолжают трепаться?”

И, о небо — очередной раз Рудольфо доказал, что он будет посложнее, чем кажется на первый взгляд, и мотивы его поведения скрывает загадочная пелена. Так что хотя Рудольфо порой и оставлял впечатление, будто он утратил чувство времени и пространства, витая в облаках, он никогда окончательно не терял ориентиров реальной жизни. Невидимая резиновая нить, связывавшая его с посюсторонностью, растягивалась невероятно длинно, но под конец неизменно отбрасывала его назад.

Конечно, он не забыл, что пора в аэропорт! Старомодная дубовая внутренняя дверь в кабинет распахнулась, и мистер Лу с широкой улыбкой выскользнул из кабинета шефа.

“У меня нет визитной карточки, — сказал шеф очень просто. — Не могли бы мы просто обменяться адресами?”

Конечно, у Рудольфо были визитки, даже четырех сортов, Мийли знала об этом, поскольку сама их заказывала, но шефу на этот раз захотелось именно так завязать знакомство. Они записали адреса в записные книжки: шеф вывел координаты мистера Лу ручкой с золотым пером в блокноте с коричневой кожаной обложкой, тайпеец отпечатал данные шефа в карманном “Canon+е” (шеф потом сказал, что его память — 72 мегабайта).