Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги? Страница 12

Но не в штампе дело и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.

'Пошел вон, Сидоров!', звучал в его ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал этот дом. 'Пошел вон из моей жизни!'.

Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда он перешагивал порог дома. Он слышал, как Катерина расхохоталась ему в спину. А может быть, этот смех ему просто померещился? Может быть, если бы он только смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах его жены стоят слезы и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: 'Вернись,

Сидоров!'.

Но он не оглянулся. Он ушел навсегда.

Кроме кота Сидорова в дачном домике иногда навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах. Иногда влезали из своих лазов и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре мыши куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Он стал приходить каждый день и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова своими желтыми глазами, иногда противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо все разведал и прояснил для себя в свои первые визиты.

Где-то через неделю в гости к Сидорову пришел капитан Мотовило, так он представился, следователь из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в ментуру о пропаже мужа.

Мотовило очень быстро сообразил, что если трупа Сидорова нет в наличии ни в моргах, ни в больницах, и вообще о Сидорове никто ничего не слышал и не знал, то он либо под снегом или в земле мертвый, либо где-то живой, но скрывается. А где можно скрываться, если любовницы, как очень быстро выяснил Мотовило, у Сидорова нет, родителей тоже нет, а дома и быть не может, потому что жена именно это и утверждает? Конечно, пропавший может быть где угодно, может, он в другой город уехал, но начинать поиски с чего-то надо. И

Мотовило начал с дачи, с единственной недвижимости, принадлежавшей

Сидорову.

- Гражданин Сидоров? Алексей Алексеевич? - гулким басом спросил капитан Мотовило.

- Да, пока еще.

- А вас жена ищет.

- Да?

Мотовило явно был в курсе всего, выяснил - наверняка, допросил

Катерину, Альфреда Молотилова, кое-кого из приятелей Сидорова. Да капитан и не скрывал перед ним своей осведомленности, сказал напрямик:

- Брось ты это, парень. Подумаешь, баба скурвилась! Что же теперь

- в бомжи подаваться? Законы-то знаешь, небось?

В бомжи? Почему нет? Бомжи - подходящая для Сидорова компания в его теперешнем положении.

- Слушай, капитан, - сказал Сидоров. - Пошел ты…

- Но, но, но! - Мотовило поднял вверх палец-сардельку и погрозил им. - По роже дам за оскорбление.

- Тебе нельзя, ты при исполнении.

- А кто подтвердит, что я тебе по роже разок въехал?

- Вот он, - Сидоров указал на кота.

Котяра сидел у порога (опять его появление было неожиданным!) и нагло смотрел на Сидоровского гостя, облизываясь.

- Это у тебя кто, кот-бегемот? - спросил Мотовило, проявляя необычную для мента начитанность.

- Кот-живоглот. Видишь, капитан, он на тебя облизывается. Сожрать хочет.

- Подавится. Менты не каждому коту-живоглоту по зубам. Как ты его зовешь, кстати?

- Никак. Он кот самостоятельный. Приходит, когда захочет.

- Твой?

- Сторожа местного. Ко мне заходит, чтобы пожрать. Иногда пытается что-то рассказать, но я его языка не понимаю.

- Это ничего, - успокаивающе сказал Мотовило. - До весны здесь отшельником проживешь, понимать станешь. И не только кошачий язык. С призраками начнешь разговаривать. С тенью своей.

- У тебя закурить что-нибудь найдется? - спросил Сидоров, сбавив обороты и ощутив вдруг симпатию к этому толстому капитану.

- А как же! - Мотовило полез в карман. - Я без двух пачек сигарет в кармане на службу не выхожу.

- Две пачки? Так много выкуриваешь?

- Много, - соглашаясь, кивнул головой капитан. - А иногда вот такие, как ты, нищие миллионеры, закурить просят. Приходится угощать.

- Не хочешь, не угощай, - обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:

- Да ладно ты, не злись. Это я пошутил так неудачно. На, кури на здоровье. Что я не понимаю что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?

- У меня только подсолнечное масло в бутылке.

- Рафинированное?

- А кто его знает?

Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.

- Всегда с собой носишь?

- Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.

- А руководство как на это смотрит?

- В ментуре все пьют. И руководство тоже. Если на этой чертовой работе не пить, запросто свихнуться можно.

Они выпили и разговорились. Сидоров опьянел сразу. Может поэтому он излил свою душу капитану Мотовиле. А может быть, Сидорову просто необходимо было тогда рассказать кому-нибудь все, что его терзало и давило.

Мотовило был трезв, как стекло. Видимо половина фляжки коньяку для него было ерундой, так, для улучшения аппетита. Он внимательно слушал Сидорова, не перебивал, не спорил.

- Понимаешь, Гоша, - пьяно говорил Сидоров. В процессе распития коньяка они стали называть друг друга по именам. - Понимаешь, Гоша, она, тварь, меня ведь не только из своей жизни выкинула, она меня напрочь жизни лишила. Я теперь никто! Дома у меня нет. Дача только эта, так она развалится скоро. Квартиру свою продал, деньги ей отдал. Работы у меня тоже нет. Она, Катерина, уговорила меня дело свое продать, чтобы в ее бизнесе больше оборотных средств крутилось.

Друзей, и тех у меня нет. Мои друзья - и ее друзья тоже. У нас все друзья общими были. И все они на ее стороне будут. Потому что зависят от нее, потому что не только друзья, но и партнеры. Да и не друзья они, холуи…

- Да-а-а, Леха, - соглашаясь, вздохнул Мотовило, - попал ты, как кур в ощип. Окрутила она тебя. Обобрала.

- Ага. А ведь мне говорили, что так и будет. Говорили…

Представляю, как теперь злорадствуют… Но понимаешь, Гоша, не в том дело, что я нищим стал. Деньги снова заработать можно. И дом купить, и машину… Не хочу я ничего. Жить тошно…

- Это ты брось! Жить-то все равно надо.

- Хоть брось, хоть подними. Мертвый я. Не хочу ничего.

- Может, тебе уехать куда?

- От себя не уедешь. Все со мной останется. Лежал я тут, Гоша, лежал и думал: может, покончить со всем разом. С мыслями, с воспоминаниями. Утопиться в Шугаевке. Ерунда, что мелкая, утопиться и в луже можно. Или в петлю. Или в город приехать, забраться на крышу самого высокого здания, и…

- Головой вниз, вдребезги?

- Вдребезги!

- И что не покончил? Страшно стало?

- Да нет, не страшно. Стыдно. Скажут: из-за бабы мужик с ума сошел. Слабак!

- Это точно, - поддержал Сидорова Мотовило, понимая, что Сидорова нужно подальше уводить от мыслей о смерти, - скажут. Да и кому ты что своей смертью доказал бы? А? Ты мужик, Леха. Я сразу понял, что ты мужик. Не стал сутяжничеством заниматься и на колени не опустился, унижаться не стал. Ушел и все. Она, говоришь, тебя из жизни своей вычеркнула? Нет, это ты ее вычеркни. Забудь о ней. И сначала все начни. Ты всем должен силу свою показать. И мудрость. А смерть - она дура. И ничего в ней нет красивого. Смерть отвратительно выглядит. Уж я то знаю. И в Чечне насмотрелся, да и на службе каждый день… Жить надо, Леха. Надо жить! Во что бы то ни стало, что бы с тобой не произошло, надо жить. Наплевать на все и жить!

Они еще долго разговаривали, чуть ли не друзьями расстались.

- Тебе время надо, чтобы в себя прийти, - сказал Мотовило, уходя.

- Поживи пока здесь, пусть твоя душа оттает. Я тебя доставать не буду. Если хочешь, как-нибудь заеду, продуктов подброшу.

- Приезжай. Можешь и без продуктов приехать. Просто так приезжай.

Ты нормальный мужик, Гоша.

- Приеду, обязательно приеду.

Сидоров прожил на даче до весны…

Первым, с кем решил встретиться Сидоров, был капитан Мотовило, опер из районного отделения милиции. Шел шестой час вечера и скорей всего Гоша Мотовило был еще на работе. Подойдя к отделению, Сидоров некоторое время постоял на крыльце, покурил, понемногу вытравливая из своего сознания бомжа и приводя себя в состояние человека, которому нечего бояться милиции. Докурив, выбросил окурок и, решительно открыв дверь, подошел к окошку дежурного. Дымчатые очки, добытые Окрошкой, оказались с небольшими диоптриями и слегка резали глаза, но Сидоров все-таки надел их, маскируясь под законопослушного легального гражданина.

- Здравствуйте господин старший лейтенант, - поздоровался он с молоденьким коротко стриженным старлеем. - Как мне увидеть оперуполномоченного капитана Мотовило?