Дмитрий Быков - Статьи из журнала «GQ» Страница 15

Он ревниво оберегал ее от чужих взглядов и комментариев. Не знакомил ни с кем из друзей, зато отвел к родителям, уверенным, что сын-амбал служит охранником у крупного предпринимателя. Он, честно говоря, и сам давно мечтал вернуться на стезю добродетели, и в светлом образе Юдифи ему померещилась та соломинка, за которую ангелы Господни вытянут его на светлый берег. Она провела с ним несколько назидательных бесед. Он настаивал на браке. Она уклончиво ответила, что сначала — стезя добродетели, а там посмотрим.

Интересный излом национальной психологии: у британской молодежи, насколько я ее знаю, считается хорошим тоном выглядеть tough, то есть крутым и даже набыченным, — но оставлять этот маскарад за порогом офиса или квартиры, ведя жизнь тишайшего и упорнейшего карьериста. Вас может поражать их раскованность и свобода, но помните: внутри они законченные и неисправимые пуритане. Наши — наоборот, особенно если действительно имеют отношение к криминалу: стремятся к внешней респектабельности, лоску, семейственности. При этом внутри у них чаще всего гнилое болото — отсутствие принципов, пренебрежение моралью, злость на весь свет… но идеал их — насквозь филистерский: тихая семейная гавань и палисадник. Воистину каждый стремится к тому, чего у него нет.

И Вова не был исключением — он жаждал покончить с сомнительными занятиями, поскольку давно уже чувствовал их обреченность на сломе времен. Юдифь добилась своего. Полгода он бомбардировал ее письмами, а когда она зимой приехала в Ростов, сдавшись на его мольбы, да и соскучившись (главным образом по новым словам), Вова торжественно заявил ей, что с прошлым покончено. Он стал владельцем скромной автомастерской, и этот бизнес кормил его не хуже криминального. Он предложил ей руку, сердце и мастерскую. Он выразил также готовность в случае чего уехать вместе с ней — ведь иномарки ломаются даже в Англии.

— И что? — спросил я с надеждой. — Ты замужем? Он здесь?

— You moron, — сказала она и поморщилась. То есть ты дурак, сказала она. — Он стал такой невыносимо нудный, такой тошный. Такой серый. С ним стало невозможно говорить. От него разило трудовым потом. Он все распланировал — где мы будем жить и сколько зарабатывать. Он стал хуже наших. Я уехала на четвертый день, потому что это было incredibly погано…

— Но ты же сама хотела!

— Ах, мало ли что я хотела… Он мне до сих пор пишет. Скоро, может быть, приедет. Prikin, он приедет, а я в Петербурге. Я ему не написала, что поеду туда. Я не могу его больше видеть, нет, никогда, nevermore…

Не сказать, чтобы мне было очень жалко Вову. Я подумал о другом. Вот они воспитывают, воспитывают нас, пытаются сделать, чтобы мы были как они… Но хоть бы кто-нибудь из них задумывался, до чего им сразу же станет скучно, когда это наконец осуществится и мы станем достойны их цивилизованной, снисходительной дружбы!

Может, хоть эта история их образумит.

№ 9, сентябрь 2008 года

Нужен ли нам новый СССР?

В: Нужен ли нам новый СССР?

О: Да. Только без России.

Дружба народов.

Великая Русь — необязательное условие интернационального объединения, привидевшегося колумнисту GQ.

У меня созрел план, совершенно идеалистический и поэтому исполнимый. Как известно, быть реалистом как раз и значит требовать невозможного. Сперва два слова о том, почему я вообще его придумал: в последние годы мне случалось много ездить по бывшим республикам. Я мотался на Украину, в Азербайджан, Грузию, Эстонию, зацепил Казахстан, а в Латвии у меня столько друзей, подробно информирующих о тамошней жизни, что создается некий эффект присутствия. И вот что мне кажется: от развала СССР не выиграл решительно никто. От либерализации, демократизации, открытия границ — да; от поощрения частной инициативы — допускаю; от деидеологизации — конечно. Но почему-то мне кажется, что все это не было фатально связано с необходимостью распада СССР, который был империей в совершенно особом смысле. В функции колоний выступали не республики, не этносы даже, а народ — трудовые и творческие коллективы. Условный доминион — маленькая такая Англия — находился в столице. Причем в столице каждой республики, поскольку эта структура копировалась. А условные колонии жили на окраинах и все больше отделялись от центра, и процесс этот шел мирно, примерно как сейчас в России. И если населению хотелось свободы, разваливаться на республики было совершенно не обязательно — достаточно было обособиться от собственной власти либо, наоборот, создать надежные механизмы влияния на нее. А распад СССР никому не сделал лучше — только разрушил половину национальных культур, а заодно породил проблему гастарбайтеров (в Москве) и русских заложников (в Прибалтике и Средней Азии).

Творческая интеллигенция большинства республик по-прежнему дружит. Взаимное тяготение грузин и украинцев, армян и белорусов, латышей и казахов никуда не делось: культурный обмен, межэтнические браки, экономические союзы — что в этом худого? Не пора ли признать, что НАТО отнюдь не рвется включать в свой состав Украину и Грузию, что Прибалтика остается провинцией Европы, невыразительной в культурном отношении и проблемной в экономическом? Думаю, что хорошо одному Азербайджану — благодаря нефти и мягкому тоталитаризму Алиева-младшего, но знаю, что бакинская интеллигенция отнюдь не в восторге от превращения своего города в мононациональный. Короче, мне рисуется прообраз замечательной международной организации, которая помогла бы всем нашим бывшим сателлитам определиться с новой идентичностью: не воссоздать ли СССР без России?

Именно Россия служит камнем преткновения, поскольку чересчур назойливо зазывает всех к себе под крыло. То, что она вытворяет на грузинской границе, поддерживая режим Кокойты и наделяя жителей Абхазии российскими паспортами, вряд ли добавляет ей международного веса; то, как бездарно мы вели себя на Украине, помнят все. Азербайджан тянется к Турции — она ему ближе и в культурном, и в религиозном смысле. Вот, однако, в чем парадокс: во всех республиках национально-освободительные движения были антикоммунистическими, либеральными, и только в России возниктак называемый национал-коммунизм — сочетание самого пещерного шовинизма с красными лозунгами, которые ему на самом деле глубоко чужды. Красный проект был с самого начала интернационален. Имперскость — его грубейшее извращение.

Нынешняя Россия — самоупоенная, отцензурированная, безынициативная, сервильная, законсервировавшаяся в полусне, — не может, конечно, претендовать на любовь своего ближайшего окружения. Больше того, когда в любой избывших республик (исключая, может быть, Туркмению, где сам прием таких программ под вопросом) смотришь программу российских новостей — ужасаешься контрасту. Тебе рассказывают о проблемах соседей, рисуя при этом сусально-идиллический портрет России, главная проблема которой — жара или в крайнем случае дожди; но вот же они, соседи, и никакой катастрофы с ними не происходит! Они слушают эти новости и хохочут, потому что инфляция у них, пожалуй, еще и поменьше нашей, а что нефти не так много — так мы в России тоже, знаете, не очень пока почувствовали рост резервного фонда. Больше того, в провинции стало еще хуже, скучней, во всех отношениях тупиковей… Так что России еще расти и расти до приема в новый СССР.

Я не думаю, что в этот союз стоило бы сразу принимать упомянутую Туркмению, есть вопросы к Узбекистану, не все ясно с Киргизией. Можно бы установить некую планку, как в европейской восьмерке: некий минимум демократии, социалки, свобод… Допускаю, что пришлось бы выбирать между Арменией и Азербайджаном, — но люди, уставшие от противостояния, есть и в Ереване, и в Баку. Это же не завтра будет. Постепенно, мне кажется, все бы подтянулись. Потому что великие межреспубликанские проекты, которыми был славен СССР, — на памяти у всех. Объединяется же Европа, хотя трудно найти в мире более разномастное сообщество; носится же Чавес с идеей объединения Южной Америки — и помяните мое слово, это вопрос ближайших лет. В быстром, меняющемся, информационном мире выживают крупные игроки — такие, как Китай. Он ведь тоже, по сути, не государство, а конгломерат разнообразных, далеко не во всем единых территорий. Так что, если бы СССР воссоединился в формате «минус один», от этого, кажется, выиграли бы все.

А там, глядишь, и Россия подтянется. Когда станет достойна такого сообщества и перестанет считать победу на «Евровидении» мандатом на международное хамство.

№ 10, октябрь 2008 года

Кто любуется трагедиями?

В: Кто любуется трагедиями?

О: Свиньи с крыльями.

Мелкие бесы: Мировой пожар разжигает нездоровый интерес пошлых провинциальных демонов.