Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере Страница 18

Однако в ларце оказался не ключ, а две оловянные таблички с письменами. Епископ зачитал их вслух:

«Здесь по приказу императора Декия Траяна за ослушание воле нечестивого царя земного, за верность Царю Небесному, заживо погребены семь юношей-христиан. Имена же сих мучеников таковы: Максимилиан, Мартиниан, Иоанн, Ексакус тодиан, Дионисий, Антонин и Ямвлих. Да ведают потомки православных их святые имена. И, если посетит Господь рабов Своих до славного Своего пришествия, да помянут чтущие эти строки в своих молитвах к сим святым мученикам рабов Божиих Федора и Руфина, поведавших об их страданиях во имя Христово. Богу же нашему слава во веки веков, аминь».

– О, дивное чудо! – воскликнул епископ, закончив чтение. – Да посрамятся ныне нечестивый Феодор Эгинский и ученики его, которые дерзают утверждать, будто в жизни будущего века воскреснут лишь наши души, но не наши тела. Хотя Сам Спаситель наш утверждал обратное: мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут[35]. Однако эти еретики, водимые гордыней, собственное суемудрие почитают выше слов Господних. Но вот живое свидетельство их неправоты – эти юноши, которых Спаситель воскресил из мертвых, как воздвиг Он некогда из гроба друга Своего Лазаря[36]. Но если праведный Лазарь пребывал в могиле всего четыре дня, эти юноши были воскрешены во плоти спустя почти двести лет после своей мученической кончины! Явил Господь правду Свою и Истину Свою, и Истина Господня пребывает вовек!

.

Спаситель воскресил юношей из мертвых, как воздвиг Он некогда из гроба друга Своего Лазаря

– Что ж, теперь мы имеем неоспоримое документальное подтверждение данного чуда! – промолвил градоначальник. – Я сегодня же напишу императору подробное донесение о случившемся и отошлю его эстафетой в Константинополь. Не дивитесь, достопочтенные юноши – наша столица уже давно находится не в Риме, а в Константинополе[37]. После чего буду ждать распоряжений государя. Вас же прошу до тех пор оставаться здесь. Я прикажу, чтобы из города вам доставили все необходимое: одежду, мебель, ковры. Пришлю людей, которые будут прислуживать вам и каждый день доставлять сюда пищу с моего стола. Поверьте, я приложу все усилия к тому, чтобы сделать ваше пребывание здесь максимально удобным…

– А я стану каждый день приходить к вам, – промолвил епископ. – Буду читать вам Священное Писание, беседовать с вами о вере. Если же неотложные дела лишат меня радости видеть вас, я пошлю вместо себя кого-нибудь из городских священников, дабы, имея в изобилии пищу телесную, вы не были лишены пищи духовной.

– Мы благодарим тебя, владыко, – с почтительным поклоном ответил Максимилиан, и в подтверждение его слов шестеро юношей тоже склонили головы. – Ведь мы сейчас как никогда нуждаемся в молитвах и в слышании Слова Божия. Господь весть, выдержали ли мы испытание мученичеством за Него. Теперь нам предстоит иное испытание – испытание чудом…

– Однако пообещайте, что вы не покинете этой пещеры до тех пор, пока я не получу из Константинополя указаний императора относительно наших дальнейших действий[38], – прервал его градоначальник. – Разумеется, как православные христиане, мы должны воздавать Богу – богово. Однако при этом не забывать, что кесарю должно воздавать кесарево. Так предписал нам Царь Небесный.

Они молчали.

На прощание Ямвлих окликнул меня:

– Приходи к нам, брат! Мы будем ждать тебя! Ты придешь?

– Конечно! Вот тебе крест – завтра же я к вам приду!

– До завтра, брат!

– До завтра, братья!

Однако я не пришел к ним ни назавтра, ни в последующие дни. Ведь теперь у меня не выдавалось свободной минутки. В дядину лавку валом валил любопытный народ. Всем хотелось расспросить меня о чуде, потому что узнать о нем больше было негде и не у кого: по приказу градоначальника пещера у подножия горы Охлон надежно охранялась, днем и ночью возле нее несли караул вооруженные воины. Лишь епископ имел право невозбранного входа к семи воскресшим юношам. А чудо, окутанное покровом тайны – двойное чудо. И дядя быстро смекнул, что на рассказах о нем можно неплохо заработать. Правда, Мина, Гервасий и Мелетий попытались сделать то же самое.

Однако куда им было до дяди! Ведь у него имелся собственный, подлинный, непосредственный очевидец и участник чудесных событий, случившихся в нашем городе – я.

С утра до ночи я до хрипоты рассказывал любопытным, как встретился с Ямвлихом, как нас допрашивал градоначальник, как я ехал вместе с ним к пещере, как увидел воскресших отроков… А с улицы до меня доносился голос дяди:

– Чудо! Чудо! Рассказывает очевидец! Невероятное чудо нашего времени! Спешите услышать о чуде из первых уст! Такого вы еще не слышали никогда! Чудо! Чудо!

Теперь основным товаром в дядиной лавке стали не пироги и булки, а рассказы о чуде, которыми я по его приказу потчевал любопытных. Должно быть, он заработал на них немало сребреников…

В итоге я каждый день откладывал встречу с Ямвлихом и его братьями на потом. Вдобавок я опасался, что солдаты, охранявшие пещеру, не пропустят меня к ним. Но скоро градоначальник получит из столицы распоряжение императора, и тогда… Тогда пойду к своим названым братьям и объясню им: я не нарушил своего обещания. Я просто-напросто не смог его выполнить.

А вскоре по городу пронесся слух: к нам из столицы едет сам император Феодосий. Вот чудо-то! Точнее сказать, одно чудо – к другому!

Не буду рассказывать, как в нашем городе готовились к торжественной встрече императора. Думаю, вы сами без труда сможете представить это. А за три недели до его приезда градоначальник отдал распоряжение доставить меня в свой дворец. Ведь он был обязан показать императору первого очевидца чуда. Разумеется, окажись на то воля дяди, тот ни за что не отпустил бы меня: рассказы о чуде по-прежнему пользовались спросом среди горожан и приносили ему доход. Однако приказы власть имущих должно исполнять с почтительным поклоном и улыбкой на лице. Так было, так есть и, вероятно, так будет всегда.

Вслед за тем меня, как говорится, взяли в оборот. Искусные портные сшили мне шелковую одежду, а лучший городской сапожник стачал для меня башмаки из тончайшей кожи. Трудами цирюльника кожа на моих руках стала нежной как атлас, а мои вихры превратились в тщательно, волосок к волоску, уложенную прическу. Так что когда я взглянул на себя в серебряное зеркало, то узрел в нем благообразного юношу в ореоле воздушных локонов, похожего на меня настолько, насколько пряничный барашек, облитый патокой, с золотистыми изюминками вместо глаз, походит на живого барашка. Кто это? Неужели я? Я попробовал улыбнуться юноше в зеркале – и тот одарил меня ответной снисходительной улыбкой…

Мало того: меня учили, как я должен держаться во время встречи с императором. Как подходить к нему, как кланяться, как улыбаться, как и что отвечать, если он соизволит удостоить меня своей беседы. Оказывается, хотя я умел ходить, говорить и улыбаться задолго до того, как осознал себя, до сего времени я делал это неправильно. А как должно делать это по правилам придворного этикета, меня учил старик Акила, уроженец нашего города, в прошлом – знаменитый актер-трагик, блиставший на столичной сцене. По рождению Акила был иудеем. Однако во время тяжелой болезни, услышав приговор врачей, дал обет креститься, если Бог христиан сохранит ему жизнь. Выздоровев, Акила безотлагательно исполнил свой обет. После чего покинул сцену и столицу, посчитав лицедейство делом, недостойным православного христианина, хотя именно оно было источником его существования. Впрочем, по приезде на родину предприимчивый Акила нашел себе новый источник заработка, и немалого: он учил хорошим манерам тех, кто, разжившись, так сказать, богатством неправедным[39], стремился выбиться в благородные люди и сделать карьеру при дворе. А кто мог научить их этому лучше, чем актер, в свое время игравший вельмож, героев и даже царей?! Надо сказать, что Акила не скрывал своего презрения к тем, кто стремился корчить из себя вельмож и героев. И пытался предостеречь меня от этой участи.

– Помни, дружок, – говаривал он мне, – каждому из нас в жизни отведена своя роль. И худо или хорошо, но мы должны ее сыграть. Другое дело, что при этом нужно не заиграться. И суметь остаться собой. Остаться человеком.

Возможно, это был самый главный урок, который преподал мне Акила – человек, который, лицедействуя на сцене едва ли не всю свою жизнь, все-таки не стал лицемером. Только… всегда ли ученики следуют советам своих учителей?

Но вот наконец в наш город приехал император. В тот день во всех храмах Ефеса были отслужены благодарственные молебны. Однако главное торжество проходило в соборе в честь Пресвятой Богородицы, что стоял на городской площади. Там богослужение возглавлял сам епископ Стефан. А в первых рядах молящихся с золочеными свечами в руках стояла вся городская знать во главе с градоначальником. Сзади толпился народ: всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на державного гостя. На земного царя, удостоившего наш город своим посещением. Пожалуй, в тот день народу в соборе собралось больше, чем на Пасху.