Михкель Мутть - Международный человек Страница 18

“Сейчас напьюсь”, — подумал Фабиан со злостью.

Как бы там ни было, это был тот редкий случай, когда он сидел дома, потому что, хотя за окном синели тени и наступала короткая июньская ночь, погода была ясная, теплая и приятная, он свободно мог еще где-нибудь шататься, чтобы, совершив круг, вернуться домой под утро. Времени у него было достаточно, ибо в данный момент он пребывал в свободном полете, и средств хватало, потому что в Аргентине у него было несколько выступлений и он заработал денег на полгода. И здоровье пока позволяло, три вычеркнутых из жизни дня никак не сказывались на нем. Он сравнительно поздно начал бражничать и хорошо переносил алкоголь.

6. Телефонный разговор

Времени было около половины двенадцатого, когда зазвонил телефон, стоящий на столике между Фабианом и девушкой.

“Взять трубку?” — буркнул он.

Телефон продолжал звонить.

Фабиан взял трубку. Это был Рудольфо, который, как сообщалось в газетах, работал теперь во Дворце и руководил важной канцелярией. С тех пор — примерно полгода — они не встречались и не разговаривали.

Рудольфо не любил сложных предисловий, к тому же на новой работе ему была дорога каждая секунда. Поэтому он без долгих разговоров сделал Фабиану предложение возглавить четвертую нижнюю канцелярию.

Фабиан попросил дать ему время подумать до утра, даже не спросив, что из себя представляет работа в четвертой нижней канцелярии. Ему было все равно — четвертая или сорок четвертая. Какая разница? Главное, был номер. До сих пор в его жизни номеров не было.

Стоит ли говорить, что его внутренний слух уловил в этом предложении желанные перемены в жизни, предвестие и камертон нового витка?

Рудольфо, разумеется, не стал пускаться в объяснения, видимо, полагая, что всякий нормальный человек знает, что собой представляет четвертая нижняя канцелярия и что входит в обязанности будущего руководителя.

“Это, конечно, замечательно, что ты решил подумать, — заявил шеф оптимистично. — Кстати, нет ли у тебя там гостей?”

“Нет, — соврал Фабиан, стараясь артикулировать так отчетливо, как только можно. — Я размышлял о жизни”.

“Это радует”, — ответил Рудольфо.

“Мне не нравится моя прежняя жизнь, — сказал Фабиан. — Я хотел бы прожить вторую половину жизни не так, как первую”.

“Это желание делает тебе честь”, — одобрил Рудольфо.

“До свидания, приятных сновидений”, — произнес Фабиан.

“Я со своей стороны желаю тебе исполнения приятных снов, — сказал Рудольфо. — Спокойной ночи”.

Они одновременно положили трубки. Фабиан тряхнул головой и попытался мысленно прокрутить последнюю фразу Рудольфо, стараясь проникнуть в ее суть.

Он посмотрел на Миранду, которая разглядывала его, подперев щеку рукой, как энтомолог какую-нибудь букашку или филателист почтовую марку. Видимо, ей не часто приходилось наблюдать такое поведение.

Фабиану пришла в голову идея. Он попросил Миранду ответить: “да” или “нет”.

Он не объяснил девушке, о чем идет речь.

Поскольку, хотя он и мечтал о жизненных переменах, все же не мог отказаться от желания поиграть с судьбой, пококетничать, как стареющая шлюха.

Даже в эту минуту он не хотел серьезно разбираться в том, как правильно поступить в этом случае.

Девушка сказала “да”.

“Что „да“?” — спросил Фабиан.

“Скажи „да“, если тебе что-то предлагают”, — ответила Миранда.

“Почему? А вдруг это какая-нибудь жуткая гадость?” — парировал Фабиан.

“Кто же в такое время предлагает какую-нибудь гадость?” — промурлыкала с упреком Миранда.

В эту минуту ее аргументация показалась Фабиану логичной.

Задним числом ему, конечно, было стыдно признаться, что такое важное решение было принято по такому недостойному критерию, как мурлыканье незнакомой Миранды. Это было почти то же самое, что русская рулетка. Если бы девушка сказала “нет”, то Фабиан тоже ответил бы шефу “нет”, продолжал пить — что из того, что он возжелал перемен.

А так он сразу перезвонил шефу и сообщил, что ему не нужно больше времени для размышлений, что он готов занять должность через неделю.

А юной особе он сказал, что они могли бы пожениться.

“Если уж перемены, то полные”, — подумал он при этом, кашлянул, поправил галстук и принял соответствующую государственному чиновнику и женатому человеку позу.

Порой, скользнув взглядом по своим коллегам, Фабиан с ужасом и в то же время с азартом думал, а что если и все остальные чиновники их канцелярии принесли свои порывы на алтарь отечества на основании таких же внезапных зигзагов мысли, как и он сам?

Но нет, это было невозможно.

7. Вероятные причины

Теперь осталось только спросить, почему все-таки шеф ему позвонил. Наверняка свою роль сыграла экстравагантность, которая всегда была присуща Рудольфо. Вот, полюбуйтесь-ка, беру на работу того, про кого никто и не подумал бы. Весьма вероятно, что если бы он не застал в тот вечер Фабиана, то не стал бы ему снова звонить, потому что промелькнувшая было мысль могла быстро улетучиться. Шеф любил импровизировать, он играл с мгновениями.

Ну и конечно, родовые связи. Не знаю, как там исторически обстояли дела с распрями и примирениями, шеф, во всяком случае, утверждал, что его мать и бабушка Фабиана принадлежали племени Барсука. Дядя шефа и дедушка Фабиана происходили из племени Лося. Рудольфо был уверен, что их предки в Ливонскую войну сражались на одной стороне. По крайней мере, что касается Пюхаярвеской войны, то это было задокументировано. Впоследствии дядя и дедушка были записаны в Архангельский полк царской армии.

Поэтому шеф доверял Фабиану. И Фабиан не мог отрицать, что в больших делах тоже доверял шефу.

Часть вторая МИССИЯ

Момсен

Когда точно должна была начаться “Миссия”, никто в канцелярии не знал. Об этом не говорили и на собрании, на котором присутствовало множество крупных деятелей. Дату держали в секрете. Ее знал, очевидно, только Рудольфо. Однако возможно, что не знал и он.

Все зависело от изменений в осеннем расписании Аэрофлота, которые должны были произойти 15 сентября. Часть делегации летела через Москву, потому что так выходило в несколько раз дешевле по сравнению с западными компаниями. До 15 сентября лететь не было смысла — в политической жизни продолжался мертвый сезон.

В том, что “Миссия” приближалась, не было никаких сомнений, в этом убеждала возрастающая нервозность во Дворце, то, что входящие и выходящие факсы и телефонные звонки участились втрое, а также расширился поток прибывающих и отбывающих таинственных эмиссаров.

В чем же на самом деле состояла суть “Миссии”?

Коротко говоря: Эстония должна быть принята миром.

И на самом высоком уровне.

Для этого шеф пустил в ход весь свой магнетизм. Он достиг такой концентрации, что смог бы и у иных своих приближенных удержать во рту фальшивые зубы безо всяких крючков — если бы эти приближенные не были так молоды и у них не отсутствовала бы потребность в протезах.

“Миссию” предполагалось провести в нескольких точках земного шара. Сколько она будет продолжаться, это зависело от конкретных обстоятельств. Совершенно ясно, что за два-три дня с делом не справиться.

В связи с этим возникла масса практических вопросов. Как прожить в столицах мира, как есть, пить, ездить на такси, платить за гостиницы в случае, если Пакс их не поддержит. Ведь в уплате по счетам не поможет даже магнетизм.

Потом откуда-то просочилась информация, что за всей “Миссией” стоит спонсор, всемогущий гном Момсен, арканзасский миллиардер сомнительного происхождения и одновременно филантроп, который, используя свои связи в столицах мира, уже помог нескольким молодым республикам Африки и Азии, сделал им прямыми стези. При этом он купил себе три или четыре республики поменьше. Но сделал это исключительно из любви к ближнему, безо всякой пользы для себя. Скорее наоборот — их содержание приносило одни убытки и не было никакой надежды, что эти крошечные государства начнут приносить прибыль раньше, чем через десять-пятнадцать лет. К эстонцам он вроде бы относится хорошо, потому что у них якобы спокойный характер, они хорошо поддаются программированию, умеют читать и писать и даже готовы пользоваться услугами Аэрофлота.

Конечно, в парламенте разразились бурные дебаты: этично ли, что Эстонию в ее крестном ходе к восстановлению независимости содержит сомнительный миллиардер из другой страны. Оппозиция еще до начала “Миссии” истолковала это как предательство нации. А когда у них спросили, какие они видят альтернативные источники финансирования, то они вынуждены были признаться в отсутствии конструктивной программы.

Во всяком случае, поддержка Момсена значительно упростила задачу Коэрапуу: ему не пришлось окончательно утратить личное достоинство, чтобы для обеспечения “Миссии” деньгами спекулировать накладными задницами и силиконовыми грудями, как он боялся.