Вильхельм Муберг - Мужняя жена Страница 20

И вот сейчас он слюбился с замужней, не страшась кары на том свете. Не хотел он верить, что они навлекли на себя божье проклятие только за то, что уступили неодолимому влечению плоти.

Но теперь тревога одолела Мэрит. То, что довелось ей изведать с Хоканом, было настолько не похоже на все пережитое прежде, что не могло быть дозволено смертным. Но, может, бог столь милосерден, что простит ей ее радость, хоть она и греховна? И зачем только бог сотворил грех таким сладостным? Что за влекущая сила таится в нем? Сделай господь грех мерзким и пакостным, она сумела бы остеречься его. Греху надо было бы походить на прокисшую зловонную пищу, которая уж за версту подает людям знак, чтобы они не прикасались к ней. Тогда никто не стал бы грешить…

Блуд — короткое слово, которое Мэрит слыхала и от людей и с церковной кафедры. Почему все то, что она изведала, зовется этим коротким словом? Видно, так придумал кто-нибудь из божьих пророков, Моисей или кто другой. А может, люди его придумали, Мэрит этого толком не знает…

Но она не может не задавать себе вопроса: накажет ли ее бог? Может, ей зачтется та борьба, которую она так долго вела с собой? Может, господь припомнит, что она недавно ходила в его храм, надеясь, что он поможет ей бороться с соблазном? Может, он за это смягчит свой гнев на нее?

Мэрит умолкла, и тогда Хокан спрашивает:

— Ты небось каешься теперь?

— Нет… нет!..

Она почти выкрикивает ответ, и руки ее обвивают его так бурно, что он начинает догадываться: могучую силу, дремавшую в его суженой, вызвал он к жизни.

— Вовек не стану каяться!

Нет, Мэрит не хочет думать, что она погрязла в блуде. Напротив, она вознеслась в горние выси. И если когда-нибудь ей придется за это гореть в аду, то все-таки она успела побывать и в раю.

Мужняя жена

Время было сеять рожь, а Повелю надобно было подготовить еще одну делянку, и потому рано утром в понедельник он уже был дома. Мэрит встретила его на крыльце. Не успел, он сойти с коня, как она спросила его о свекре. Да, старик плох, и никто не знает, что у него за хворь. По всему видать, он может кончиться в любой час. Сам он, однако, еще надеется выздороветь, все его думы о земном.

А тут дома? Вроде бы все ладно? Повель видит, что жена, вышедшая ему навстречу, пышет здоровьем, щеки ее алеют как маков цвет. Мэрит и сама подтвердила, что ничего худого в доме не приключилось, и стала рассказывать ему о незначительных событиях, случившихся в усадьбе за эти два дня.

Частью это была правда, а частью выдумки. Надо же ей было что-то рассказать Повелю. Сначала она говорила с опаской, но видя, что он все принимает на веру и не выказывает ни малейшего сомнения, осмелела и стала лгать более уверенно.

В первую ночь ей привиделся дурной сон, будто на чердак забрались воры. Она так громко кричала со сна, что даже Тура в своей каморке услыхала эти крики. Наутро девушка сказала ей, что до смерти перепугалась, накрылась с головой овчиной и лежала, вся дрожа. Самой Мэрит вовсе не было страшно после того, как она проснулась. А что она во сне напугалась, так в том ведь она не вольна. Никогда бы не подумала, что она может так кричать…

И вышло, что она сама рассказала Повелю о том, что Тура слышала крики, и придумала этому удачное объяснение.

Повелю и в голову не пришло усомниться в ее рассказе, и он даже почувствовал легкие укоры совести. Мэрит не из пугливых, но и ей небось было тягостно и тоскливо в доме без него. Не след ему лишний раз бросать ее одну.

И поля дожидаются его. Их тоже зря бросать не след.

Не вернись Повель домой, Мэрит продолжала бы наслаждаться глубоким и блаженным покоем. Но с его приездом в душу ее вошли тревоги, сомнения, муки совести. За минувшие сутки она почти позабыла о том, что он есть на свете. Для нее существовал только Хокан. Но теперь она начала понимать, что в ее руках горе и радость другого человека. То, что случилось меж ней и Хоканом, касалось третьего. Хокан говорил ей об этом, она не хотела его слушать, но это была правда. И только теперь неверность мужу стала мучить ее. Слова Повеля, его вид, его глаза — все излучало доверие к ней. Без опасений оставил он на нее дом и усадьбу, уезжая к отцу. Он не задумался доверить ее попечению все свое добро. Но ей ли было оберегать его дом, если она и себя не смогла оберечь? Место мужа на супружеской постели она отдала другому. Едва ли было бы постыднее отдать другому все его добро.

Она хотела только одного: чтобы Хокан пришел к ней. Позабыть Повеля и стать милой Хокана было делом простым и скорым; это было легче, чем выйти из одной двери и войти в другую. Но куда труднее будет выйти из дома Повеля и навсегда уйти к Хокану. Она венчанная жена Повеля, он волен распоряжаться ее судьбой, и надо как следует поразмыслить, прежде чем решиться бежать от него. Она уже опозорила себя перед богом, но пока еще не опозорилась перед людьми.

С приездом Повеля перед нею замаячило ее будущее, и она спрашивала себя: что же с ними станется, с нею и с Хоканом? Удастся ли ей выполнить то, о чем они с Хоканом порешили меж собой? Сделаться беглянкой она не хочет. Она хочет остаться в деревне и быть хозяйкой в своем дому. Но этому мешало вот что: Хокан не хочет ее ни с кем делить. Как же сможет она оставаться в доме Повеля и в то же время отдавать себя только Хокану?

Теперь Мэрит считала себя женой Хокана и ничего так горячо не желала, как остаться верной ему. Он подарил ей счастье, и у нее начинала кружиться голова, когда она думала о тех радостях, что ей доведется изведать, если они станут жить вместе. Она догадывалась, что и сама дала Хокану такое счастье, какого никогда не сможет дать мужу, проживи они в супружестве хоть сто лет. Но Повель вернулся, и нельзя закрывать глаза на то, что ее ждет.

Стать двумужней… Нет, нет! Сердце ее противилось этому, все нутро у нее переворачивалось при мысли об этом. Она только что нарушила верность мужу, и теперь не может еще и Хокану изменить. Она обещала Хокану, что не станет себя делить. Она могла лгать и скрывать свою неверность, но перед Хоканом она должна быть чиста, — надо же ей быть чистой хоть перед кем-нибудь! Нет, от Хокана она не хочет таить и самой малости. Но даже если б он и не потребовал от нее верности, то и тогда она нипочем не стала бы женой сразу двоим. Соединение с мужем претило ей, оно было противно и душе ее и телу.

Придется ей пустить в ход всю свою хитрость, чтобы выпутаться из этого затруднения. Только хитрость и изворотливость оставались у нее для того, чтобы скрыть свое тайное блаженство. И потом, Повель не может мучиться от ее измены, пока не откроет ее. Стало быть, ей следует таить свою радость не только ради себя, но и ради него. Так убеждала себя Мэрит.

жизнью, как в этот час. Он проголодался, но Мэрит уже стряпает ужин, он утомился, но скоро ляжет в постель. Все было хорошо.

А сейчас, после двух дней отлучки, это чувство довольства ощущалось им еще сильнее. Повель лежал на лавке и думал о том, что ему грех сетовать на жизнь. В доме отца ему больше не было так хорошо, как прежде, и это, видно, оттого, что ему теперь куда лучше в собственном доме, где он сам себе хозяин. Тут ему все по душе, и причиной тому — теплая близость молодой жены, которая хлопочет в доме, пока он отдыхает.

Усадьба у него богатая, без долгов. Телом он здоров и крепок, хвсрь и боль неведомы ему. Само собою, дневной труд на земле нелегок, но потом приходит вечер и приходит ночь. И наступает воскресенье, когда можно хлебнуть вина, и притом вдоволь, потому что есть время проспаться до того, как наступит новый трудовой день.

И в жены ему досталась девушка, которую он желал и которую сам выбрал. Иной судьбы Повелю и не надо. Отец, должно быть, скоро умрет, но такова уж доля всех стариков; он и сам умрет в свой час, так что горевать тут не о чем.

В этот вечер Повель, как никогда, был доволен жизнью. В доме отца ему было одиноко по ночам; может, ему недоставало Мэрит? Только сейчас, когда он лежал, наблюдая за ней, ему это пришло на ум. Насытившись ужином, он лег и стал дожидаться Мэрит. Она мешкала, как всегда, когда у нее по вечерам бывало много хлопот по дому. Потом она пришла. Она улеглась в постель, и он, как всегда, потянулся к ней.

Но тут она вдруг стала жаловаться на нездоровье. Что-то ей неможется. Голову, как сверлом, сверлит, и в середке ноет. Нынче ей не хотелось бы… И она попросила, чтобы он не трогал ее сегодня…

Повель не стал ее неволить и тотчас согласился, хотя и был немного разочарован. Не то чтобы кровь у него была уж очень горяча; просто он привык обладать ею перед сном. Это было вроде как заведено.

Мэрит была так благодарна ему, что он даже устыдился. Само собою, он побережет ее, раз ей неможется. Что он, изверг, что ли, какой?

Но когда нездоровье жены не прошло и назавтра, Повель встревожился. Он приступил к ней с расспросами. Что это с ней сделалось? Днем она вроде бы работала, как всегда. Может, ей следовало бы поберечь себя и полежать в постели? Вечером она, как обычно, ходила в рощу доить и, видно, надорвалась, неся полное ведро молока. Раз ей не по себе, то нечего изводить себя, не след ей ходить на дойку. Худо печется она о своем здоровье, а ведь оно нужно не только ей, но и ему. Не подумала она, верно, об этом. Повель распекал ее, но ведь это было для ее же пользы.