Вильхельм Муберг - Мужняя жена Страница 21

На третий день Мэрит была совсем здорова, но тут вышла естественная помеха, так что на этот раз у Повеля не было повода приставать к ней с расспросами.

Мэрит ухватилась за это спасительное состояние и тянула, пока было можно. В отчаянье она не могла придумать ничего другого в свое оправдание. И она лгала со страхом в душе. До сих пор ей удавалось выпутываться, но ведь не могло же это длиться без конца.

И Повель стал для молодой жены досадной помехой в ее существовании, которую изо дня в день приходилось обходить, прибегая ко лжи и хитрости. В его присутствии она должна была следить за собой, старалась быть такой, как всегда. Эта постоянная настороженность тяготила ее, давила, как непосильное бремя. Ей так легко и спокойно было дома без мужа. Она могла погружаться в свою тайну без опасений. Если муж неожиданно входил, она чувствовала себя застигнутой врасплох посреди своих дум, ей казалось, что он застал ее на месте преступления. В душе она жила одной жизнью, в глазах мужа другой, и это состояние было ей непривычно.

Каждый вечер она встречалась с Хоканом у водопоя. Из-за этого она уходила к ручью пораньше, а возвращалась с молоком только после заката.

Постоянно случалось что-нибудь, что задерживало ее в роще: один раз пастушонок не смог загнать скотину в загон, другой раз она не досчиталась коровы и пошла в лес ее искать, третий раз у коровы вспухло вымя, и ее трудно было выдоить. Всегда случались досадные задержки.

Мэрит плела свои небылицы с величайшим спокойствием и самым простодушным видом. Она вдруг увидела, что куда как горазда на выдумки. Она придумывала объяснения всему, о чем Повель мог бы ее спросить. Прежде она всегда была правдивой, и ее порой пугала эта лживость, которой она за собой раньше не знала. Повель же с готовностью верил ей, потому что никогда раньше не уличал ее в неправде. Не успевала она солгать один раз, как уже нужно было придумывать новую ложь, и она поняла, что одна неправда тянет за собой другую. И она стала опасаться, как бы эта вдруг открывшаяся в ней способность ко лжи не подвела ее однажды, если все это будет длиться долго.

При всем этом радость неумолчно бурлила в ней. Спустя некоторое время ей пришло в голову, что она уж чересчур усердно старается скрывать от мужа свою новую жизнь. Его доверчивость была ей лучшей защитой. Повель был убежден, что она занята только мужем, работой, хозяйством. Ему и в голову не приходило, что жена может делать что-то втайне от него. Ни зло, ни добро, казалось ему, не может коснуться ее помимо него. Все ее радости и горести могли быть связаны только с ним.

Повель не видел в жене человека с живыми, изменчивыми чувствами. Прежде это обижало ее, но теперь только радовало, потому что она мало-помалу осмеливалась даж. е при нем погружаться в свою радость. Ей не было нужды следить за собой. У нее голова шла кругом в ожидании встречи с Хоканом, но Повель ничего не замечал. А когда она возвращалась вечером из рощи после объятий Хокана, румяная от пережитых наслаждений, с пылающим лицом и гулко стучащей кровью, Повель и этого не видел.

В эти дни пышным цветом распустилась юная свежесть Мэрит. И эта разительная перемена прошла мимо глаз Повеля, хотя Мэрит жила бок о бок с ним.

Стоило ростку на его поле подняться хоть на вершок, он тотчас примечал это. Пристально наблюдал он и за тем, как вызревает колос. Но в эти весенние дни проходило мимо его глаз то, что творилось с его женой. Он и не заметил, как налилась зрелостью юная женская плоть и как стала Мэрит воистину мужней женой.

Но правда и то, что не от него исходило тепло, которое дало ей созреть.

Отплачу и я тебе добром

Хокан Ингельссон боронит поле, на котором посеет рожь. День знойный, и воловья упряжка движется еле-еле. Большая борона медленно волочится по земле взад и вперед. Она ползет неуклюже, как огромная жаба-многоножка. Лениво, словно нехотя, разрывает борона чернозем острыми когтями.

Четвертый час подряд боронит он поле. Он-то выдержит, на нем нет ярма, а вот волов ему жаль, они изнемогают от жары в своей толстой шкуре. Хорошо еще, что волы так терпеливы. Нож холостильщика лишил молодых бычков норова и воли и превратил их в боязливых, покорных тупых животных, которые терпят и вицу, и ярмо, и тяжкий груз. Люди холостят неразумную скотину, им нужна покорная выя, чтобы надеть на нее ярмо.

Хокан охолостил своих быков, потому что ему понадобились тягловые животные, чтобы пахать землю. Но землю-то он пашет не для себя, он и сам яремный раб. Выходит, и у него ярмо на шее.

Да, ярмо на нем есть, но оно больше не гнетет его. Жизнь его так полна, что для дум о долгах в ней не остается места. Мэрит — его суженая, только его. Он точно с головой окунулся в ее мягкое тепло. Блаженным безумием наградила она его. От ее объятий у него дух захватывает. Он как будто раскален ею. Она вспыхивает под его устами, как огонь под дыханием, и нет для него на свете большей радости, чем видеть, как она загорается от его ласк. До конца дней своих будет он помнить ее такой, какой она бывает в те минуты, когда страсть захлестывает ее. Несказанно прекрасным становится ее светящееся восторгом лицо. Какая сила изменяет его? В такие минуты перед ним женщина, которой он до этого не знал. Она и сама говорила ему, что становится на себя не похожа.

Но Мэрит боится божьего суда за свой грех. Он убеждал ее, что она хозяйка своему телу и в ее власти избавить его от мук или искать для него утехи. Не пастор с его проповедями распоряжается ее телом. Она вольна отдать его тому, кого сама изберет. Но ее мучит страх… Он уже давно примечает, что только страх и делает людей набожными и богобоязненными. И не потому, что они норовят попасть в рай, а потому, что хотят спастись от ада. Такое благочестие немногого стоит, без него можно обойтись, потому что оно не делает людей лучше.

А вот его, Хокана, муки совести одолевают. Словно тать в ночи, забрался он в чужой дом и украл Мэрит у мужа. Ему надо было сказать Повелю напрямик:

— Я отниму у тебя жену. Так и знай!

Тогда она не досталась бы ему так легко, но зато он поступил бы открыто и честно. И не совершил бы неправого дела. Повель должен отпустить на волю жену, раз не может быть ей мужем. Неправда лишь в обмане, на который он пускается.

— Я беру ее у тебя. Она моя теперь!

Вот как надо было сказать. И вина перед соседом не тяготила бы его.

А теперь для него мука мученическая встречаться с ним. Кровь кидается ему в лицо, как только он завидит Повеля. И говорить ему с ним тягостно, слова не идут с языка. Он стал сторониться соседа. Уже много дней не бывал он в его доме. Но Мэрит говорит ему: им надобно хитрить, чтобы не выдать себя. Ни словом, ни взглядом не должны они открывать, что у них на душе. Но излишняя хитрость тоже опасна. Вот он, похоже, чересчур старается. Ведь Повель может и недоброе заподозрить, если он ни с того ни с сего станет его сторониться. Не след ему забывать, что они с Повелем приятели, и вести себя он должен по-дружески. Ему надо, как и раньше, приходить к ним в дом, а не бегать от Повеля.

И Хокан поддается на ее уговоры. Он видится с Повелем, хоть встречи эти для него горше горького. Внутренний голос постоянно твердит ему: «Вор! Трусливый вор!» Тяжкое напоминание для человека, который до сих пор никогда не поступал против совести. А иной раз Хокану чудится, будто Повель подозревает что-то. Вот уж и встречает его не так сердечно, как бывало раньше. Наверняка что-то учуял. И слова Повеля он толкует на свой лад, думает, нет ли подвоха в его речах, не хочет ли он выведать что-нибудь насчет его и Мэрит? И Хокан с тревогой спрашивает Мэрит, так ли это. Но она только смеется в ответ. Повель знает не больше, чем дитя в люльке.

Случается, что он застает Повеля и Мэрит вечером около их избы, а когда они прощаются, она уходит в дом с Повелем, а он остается за порогом. И тогда сердце его когтит жгучая боль, и он еле сдерживается, чтобы не закричать:

— Несправедливо это! Не по совести! Не с тобой она должна идти, а со мной… Она моя! Час назад в лесу она была со мной!

И по пути домой его грызет мысль, что он не довел дела до конца. Он отнял жену у Повеля, но оставил ее в его постели. Да, он остановился на полдороге — не годится это! Повель ведь не знает, что Мэрит теперь его, Хокана, жена и, должно быть, не может понять, отчего ему нельзя трогать ее. Нет, этого нельзя так оставить! Глубокие складки прорезают лоб Хокана, в мучительном раздумье шагает он за бороной, лениво ползущей по полю.

Со стороны косогора слышится шум. Хокан вглядывается вдаль, заслоняя ладонью глаза от солнца. Какой-то всадник едет в деревню. Ей-богу, этот незваный гость едет к нему.

Жданный, но незваный.

Ленсман едет к нему в дом.

Хокан Ингельссон знает, какое у ленсмана до него дело. Но он продолжает как ни в чем не бывало боронить поле. Не станет он бежать навстречу этакому гостю и распахивать перед ним двери настежь. Пускай ленсман колотит в дверь, все равно никто ему не отворит, Элин собирает хворост на лугу. Не найдя хозяина в доме, ленсман заглянет в хлев, а потом отправится в поле. Пускай потрудится, заработает свой хлеб. В поле он найдет, кого искал, потому что Хокан не собирается хорониться от него.