Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста Страница 22

– Меня не проведешь! – от души расхохотался Федерман. – Ты совершенно прав и легко можешь влипнуть. Инквизиция притянет к ответу – пропал. Баба, во что ее ни переряди, бабой останется. Ты, моя прелесть, – обратился он к мавританке, – раздобудешь моему другу какие-нибудь тряпки? Ну, прощай, Филипп. До встречи в Севилье.

Когда Гуттен предстал перед Францем с платьем и накладной косой и изложил ему свое дело, тот сначала потерял дар речи, а потом расплакался:

– Как же это, ваша милость? Неужто мне никогда больше не носить штанов?

Гуттен принялся было уговаривать его, а потом, исчерпав все доводы, сказал сухо:

– Ты волен поступать как знаешь, но помни: я не тронусь в путь по этому разбойному краю с таким слугой. Надевай юбки, да поживей! Жду тебя внизу.

Филипп вел беседу с трактирщиком, когда во двор один за другим влетели пять кавалеристов, громогласно потребовавших вина.

– Простите, сеньор, – обратился Филипп к тому, кто казался их начальником, молодому человеку, чьи правильные черты портило брюзгливое выражение, – не в Севилью ли вы направляетесь?

– Именно туда, – отвечал тот, окинув его надменным взглядом.

По ступеням деревянной лестницы неуверенно застучали каблучки, и офицер обернулся. Это спускался Франц, которого длинное платье и накладная коса превратили в хорошенькую девушку. Трактирщик расхохотался:

– Так я и думал! Уж больно смазлив был ваш слуга, чтобы поверить в его мужскую природу!

– Это моя сестра, – поспешил объясниться Филипп. – Мы прибегли к этому маскараду из страха перед бандитами, наводнившими все окрестности.

– И совершенно правильно поступили. Уму непостижимо, что ныне творится на дорогах.

Офицер, так же как и его подчиненные, пялил глаза на Франца.

Филипп кашлянул, чтобы привлечь их внимание.

– Хотел бы обратиться к вам, господа, с просьбой. Не позволите ли вы нам с сестрой следовать за вами до Севильи?

– Почтем за честь! – не задумываясь, воскликнул офицер.

– Сестра моя ездит на лошади по-мужски…

– Да она и сюда-то попала в мужском платье, – вставил трактирщик.

– Мы добрались из самой Германии без всяких приключений, но тут нас предупредили, что дороги небезопасны, и мы решили попросить защиты и покровительства у таких доблестных и умелых воинов, как вы, господа.

– Вы не могли сделать лучшего выбора, – без ложной скромности заявил офицер. – Позвольте представиться: капитан Лопе де Монтальво. Вон тот – Франсиско де Веласко, родом из Аревало; это – Франсиско Инфанте из Толедо, а это – Хуан де Себальос, уроженец Валдивиэсо. Они состоят у меня под началом. А вот это – Эрнан Перес де ла Муэла, лекарь, которому скучно стало заниматься своим врачеванием дома.

– Весьма рад познакомиться, – со всей любезностью отвечал Филипп. – Меня зовут фон Гуттен, а это моя сестра Франсина. Мы направляемся в Севилью, а оттуда в Кадис. Там сядем на корабль и поплывем на родину.

– Что ж! – сказал капитан, не сводя глаз с переряженного Франца, – по первому вашему слову мы готовы тронуться в путь.

Вскоре кавалькада уже скакала по дороге на Севилью.

– Ваша сестрица прекрасно держится в седле, – заметил Лопе де Монтальво, зачарованно глядя, как на два корпуса впереди колышется над седлом зад Франца. – До сих пор ничего подобного видеть не приходилось.

– Франсина, – слегка упавшим голосом сообщил Филипп, – всегда была привержена к забавам, несвойственным ее полу.

– Да что вы! – замахал на него руками капитан. – Она так несравненно изящна! Просто диву даешься…

Гуттен посматривал на него со все возрастающим беспокойством: было очевидно, что капитан, как и его подчиненные, в восторге от оруженосца. На первом же привале намерения их открылись со всей очевидностью, все наперебой пытались услужить лже-Франсине: Хуан де Себальос расстелил свой плащ, чтобы ей было мягче сидеть, Лопе де Монтальво поспешил вручить ей маленький бурдюк с водой, ибо она на ломаном испанском уведомила его, что не терпит вина.

Гуттен растянулся под деревом. В десяти шагах от него, устроившись возле каких-то развалин, кавалеристы утоляли голод хлебом и колбасой. В сторонке млел от сладких речей капитана Франц.

Солдаты время от времени посматривали туда, и до Филиппа доносились обрывки их разговора.

– Да, природа не поскупилась. Девица всем взяла: что лицо, что фигура, – заметил лекарь, низкорослый, толстый, плешивый человек с мягкими движениями.

– В толк не возьму, почему так носится капитан с этой потаскушкой, – фыркнул тот, кого звали Франсиско Веласко, – а то, что она потаскушка, сомнений не вызывает. Она совсем не под пару этому важному немцу. Провалиться мне на этом месте, если они брат и сестра! Поглядите, как он хмурится, когда наш капитан начинает ее обхаживать. Я, слава богу, навидался знатных дам и уж как-нибудь отличу их от уличных красоток, что бы те на себя ни напялили. Хотелось бы знать, для чего таскает ее немчура за собой.

– Известно для чего, – отозвался маленький, смуглый и гибкий солдат по имени Инфанте. – Но если она и впрямь принадлежит к почтенному сословию шлюх, ей придется одарить и нас своими милостями, даром, что ли, везут ее в Севилью с такими королевскими почестями?

– Заткнулся бы ты, – наставительно сказал Веласко. – Недостойно порядочного человека извлекать выгоду из несчастья ближнего, воззвавшего к нему о помощи. И не важно, один ли этот ближний путешествует или в сопровождении потаскушки.

Под хихиканье Франца и жаркий шепот капитана Филипп задремал.

Его разбудила команда Лопе де Монтальво. Капитан галантно взялся за стремя, чтобы помочь Францу сесть в седло. «Господи мой боже, – подумал Филипп, глядя на это, – кажется, я попал из огня да в полымя. Франц в штанах был всего лишь женоподобный увалень, а в юбке – ни дать ни взять проститутка самого последнего разбора».

Во все продолжение пути Франц искусно и бесстыдно кокетничал с капитаном, который поведал ему, что является отпрыском древнего рода и что в Саламанке находится его замок.

– Отец хотел, чтобы я постригся в монахи, но я не для того был рожден. Что, однако, прикажете делать второму сыну? Перед ним одна дорога: монастырь и университет. Тогда я взял да и увязался за первым же вербовщиком, забредшим в наши края. И не ошибся! Мне на роду написано воевать! Я ведь участвовал в осаде и штурме Рима.

– Вы из Германии? – спросил Гуттена поравнявшийся с ним Веласко, отхаркнувшись и смачно сплюнув.

– Да…– рассеянно отвечал тот.

– И на том спасибо, – буркнул солдат.

– За что спасибо? – очнулся наконец Филипп.

– Спасибо, говорю, что хоть не фламандец. Мы их на дух не переносим. Впрочем, сказать по совести, и вас . тоже.

– Позволено ли будет спросить, по какой причине?

– Понятия не имею, – сказал Веласко и, подхлестнув коня, поскакал вперед.

Под вечер они добрались до постоялого двора, и, едва лишь оставшись с Францем наедине, Филипп дал волю своему гневу.

– Ты вовсе ополоумел! Как только прибудем в Севилью, я дам тебе денег и немедля отправлю в Германию! Не хватало мне еще расхлебывать кашу, которую ты завариваешь!

– Возьмите меня в Новый Свет! – умолял его Франц. – Мне легче помереть, чем вернуться в Баварию. Ей-богу, я не тот, за кого все меня принимают… Я буду храбрым солдатом! Позвольте мне доказать вам это, и клянусь спасением души, вы не раскаетесь!

Но Гуттен, истомленный тяготами пути, уже спал.

Была глубокая ночь, когда он внезапно, как от толчка, проснулся. Комнату заливал яркий свет луны, и Филипп вздрогнул: круглая ярко-желтая луна явственно отблескивала кроваво-красным. В ушах у него звучал голос доктора Фауста: «Когда полная луна станет цвета крови, встретишь свой смертный час. Окажешься ввергнут в пучину бедствий, испытаешь грозную опасность. Не могу определить какую… Знаю одно: будь настороже, а еще лучше – воротись туда, откуда пришел. Но погоди… я вижу… вижу! Смерть настигнет тебя в ночь полнолуния, по вине женщины, от руки испанца, на голой равнине…»

Гуттен встал с кровати и вдруг заметил, что Франца в комнате нет. Ведомый недобрым предчувствием, он сошел по лестнице в хлебный амбар, неслышно проскользнул внутрь и в ужасе отпрянул. Капитан Лопе де Монтальво совершал с Францем то, что, по словам Камерариуса, совершал Франц с Фаустом.

«Не зря у луны сегодня такой зловещий отсвет, – ошеломленно подумал он. – Это луна доктора Фауста».

8. СЕВИЛЬЯ

Как только они прибыли в Севилью и распрощались с кавалеристами, Филипп напустился на Франца:

– Мерзостный развратник!

– За что вы меня браните, ваша милость? – захныкал тот.

– Не вздумай лгать и изворачиваться! Я все видел своими глазами! Ты блудодействовал с Лопе де Монтальво!

К несказанному изумлению, Франц, перестав всхлипывать, вдруг отвечал независимо и даже с некоторою надменностью: