Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 23

Часов в одиннадцать выбили затычку в пивной бочке, и дамы получили право первыми отведать пива. Все, кроме супруги доктора Принцу, ограничились одним стаканчиком.

— Я обожаю пиво. Напрасно вы смеетесь. Моя норма — три кружки, — заявила она.

— Верно, верно, — подтвердил ее муж. — Но эти три кружки она выпивает подряд.

— Вам хорошо, — подхватил адвокат Стойка. — С мужем-доктором нечего бояться, что бы ни случилось.

— Случилось! — фыркнула обиженно докторша. — Это от трех-то кружек?!

— Действительно, — поддержал ее муж, — три кружки — совсем немного. В пиве, как всем известно, очень мало алкоголя.

Тут раздалось ржание адвоката Поплэчана, и вся компания неведомо почему вдруг дружно расхохоталась. Даже Родян не смог удержаться. А случайно оказавшаяся в комнате Эленуца обнаружила, что домнул Войку смеяться не умеет. Да, этот светившийся самодовольством и постоянно улыбающийся юноша не мог смеяться, как все люди. Несмотря на все усилия, из его горла вылетело лишь козье «ме-ке-ке». О какой симпатии могла идти речь? Войку стал еще более противен Эленуце.

Она приоткрыла дверь, чтобы уйти, но отец остановил ее:

— Куда ты? Побудь с гостями!

Девушка осталась, но стоило отцу отвернуться, как она ускользнула за дверь. Желая быть предупредительным по отношению к юноше, тем более что привезли его по настоятельному велению самого управляющего, Родян пояснил:

— Девочка должна помочь матери. Пройдемте с нами в ту комнату.

— Прошу вас, не беспокойтесь. Мне и здесь хорошо, даже очень. Прошу вас. Я вовсе не притязателен. Ни на что не претендую! — медовым голосом затараторил Войку, не переставая улыбаться.

Управляющий нахмурил брови и взглянул на юношу. Тот явно его не понял, но Иосиф Родян был не из тех, кто повторяет приглашение дважды. Отвернувшись от Войку, он перешел в соседнюю комнату, где был накрыт длинный стол и куда все время носили бокалы пенистого пива. Недолго потолкались в ней и оба жениха. Незаметно выскользнув на веранду, они воссоединились с Эудженией и Октавией и отправились гулять по саду.

Как только в доме появились гости, разговор пошел об «Архангелах», и только об «Архангелах». Можно было подумать, что прииск — огромный светящийся шар, вокруг которого летают завороженные пламенем ночные бабочки.

Иосиф Родян с воодушевлением рассказывал о своем прииске. Глаза его горели. С мельчайшими подробностями рассказывал он, как ведутся работы. Уверял, что через три-четыре недели непременно будет открыта еще одна золотоносная жила, параллельная той, которая уже разрабатывается. Ход к новой жиле уже пробивают сквозь скалу. Штольня дается трудно: камень твердый, словно гранит. Дорога к золоту, можно сказать, за семью печатями. Но теперь штольня уже тянется метров на триста и до новой жилы остается метров десять, от силы пятнадцать. Родян говорил, что нужны деньги, много денег, потому что работают семьдесят шахтеров, расчет с ними происходит каждую неделю, и часто приходится выкладывать сразу больше тысячи злотых.

Гости слушали с благоговением, словно он открывал перед ними священную тайну. Глаза у всех горели, и стоило приглашенным хоть на минутку остаться одним, как они начинали перешептываться. Все были уверены, что Иосиф Родян не говорит им всей правды. Поплэчан и Стойка утверждали, что новая жила уже открыта, только управляющий не желает в этом признаться, отпугивая людей баснями о непомерных расходах.

Петре Стойка даже обмолвился:

— Что за суды-пересуды! Да за один-единственный пай в компании «Архангелов» я свой диплом, не сморгнув глазом, отдам.

— У тебя неплохой вкус, — усмехнулся доктор Принцу. — Но сдается мне, что сбыть диплом тебе не удастся.

Старик Поплэчан заржал, потом задумчиво выговорил:

— Что до меня, то, будь я в силах, я бы пошел в забой простым шахтером, если бы только Родян взял меня. Голову даю на отсечение, что через год все его семьдесят шахтеров станут богаче каждого из нас.

— Вполне возможно, — процедил доктор.

Все замолчали, меланхолически глядя вдаль. Войку осторожно приоткрыл дверь, заглянул в комнату и быстро втянул голову назад.

— Честное слово, я бы не отказался помолодеть, — заметил Стойка.

— Охотно верим, — хором отозвались остальные.

— И жениться на какой-нибудь из дочек Родяна.

— Если ради этого, дружок, то сдается мне, что ты проходил бы в холостяках всю жизнь. Родян выбирает женихов, будто в гвардию. За такого гуляку, как ты, он ни за что не выдаст дочку. Ему подавай людей серьезных, усердных, вроде Албеску и Тырнэвян. Ты ведь не умеешь денежку в платочек десятью узлами завязывать, — заключил доктор.

— Ox! — вздохнул Стойка. — Жить-то словно медведь в берлоге — тоже никакого удовольствия. От капли вина человеческая жизнь светлей становится.

— Браво! — воскликнул старик Поплэчан. — И мне расстаться со стаканчиком не так-то легко, — пояснил он, разглаживая усы. — Но за пай у «Архангелов» я бы поклялся перед попом на святом Евангелии, что до конца жизни не притронусь к выпивке.

— Что поделаешь! Не каждому дано быть богатым, — вздохнул доктор, поправляя очки.

Послышались тяжелые шаги хозяина, потом появились женихи с невестами; только Эленуца все где-то пропадала. Юный Войку вежливо улыбался двум сестрам и, казалось, вовсе не страдал от отсутствия Эленуцы. Но Родян, заметив, что молодой человек снова в одиночестве, поймал на дворе дочь и с глазу на глаз отчитал ее.

— Мне не нравится, как ты себя ведешь. Что гости подумают?

— Пусть думают что хотят! Какое мне дело! — отвечала девушка.

— Вот я тебе покажу, какое дело!

Иосиф Родян взял дочь за руку и привел в дом. Рассыпавшийся в комплиментах Войку стал похож на петуха, который, вытянув крыло, приближается к курочке. К счастью Эленуцы, именно в этот момент и появился Лэицэ.

VIII

Эленуца заперлась в своей комнате. Она чувствовала себя несчастной: из всех гостей один доктор Принцу ей был симпатичен. Она с облегчением вздохнула, укрывшись ото всех хотя бы до обеда. Ах! Если бы она могла не покидать своего убежища целый день! Просто безумие, думала Эленуца, портить таким образом праздник. И кому пришло в голову наприглашать всех этих людей в дом? Ну женихи еще куда ни шло, хотя и они ей ни к чему, как и все остальные, но Поплэчан, Стойка, их жены да еще докторша, будто обложенная пуховиками, которыми она будет трясти все праздники воскресения господня! Примостившись в глубоком кресле, Эленуца представляла, как счастливы, должно быть, поповны и семинарист, встречая праздники среди семейного согласия. Вдруг она подумала об «Архангелах». И ей сразу стало ясно, что все эти гости явились в дом не из дружеских чувств, что их сильней магнита притягивает золотая жила «Архангелов». Эленуца всей душой возненавидела этот прииск, особенно за то, что из-за него в доме появился кандидат в присяжные поверенные Войку. То, что она заподозрила, взглянув в первый раз на него, теперь превратилось в уверенность. Этот несносный молодой человек появился в их доме только из-за золота. Сама она, Эленуца, ничем не могла его прельстить, ибо они никогда не встречались и молодой человек совсем ее не знал. Это «Архангелы» заставили Войку приползти сюда.

Принадлежать к кругу богатых людей — значит терпеть жадность и лесть окружающих, сносить насмешки и выдерживать презрительные взгляды, хотя большое приданое не заключает в себе никакого счастья. Эленуца вспомнила, что в обществе, на балах, в школе — повсюду она встречала особо радостные взгляды, и с льстивыми словами к ней обращались гораздо чаще, чем к другим девушкам. Тогда она ничего не понимала, но теперь вдруг ощутила, что все доброжелательство, которое люди проявляли к ней, было вызвано только «Архангелами». И чем больше Эленуца думала о своей жизни, тем явственнее чувствовала, как на нее давят «Архангелы». Девушке стало противно, страшно. На какой-то миг ей показалось, что ее опустили в шахту, что вокруг пахнет серой и сыростью холодного камня.

Домнишоара Эленуца Родян если и тянулась к кому-нибудь в своей семье, то только к Гице. Мать она любила, когда была маленькой, и помнила Марину в крестьянской плахте, какие носили все женщины в Вэлень. Теперь мать носила городские платья, а дочь, проведя не один год в пансионах, мало-помалу от нее отдалилась.

Еще девочкой, впервые увидев мать в непривычном одеянии, она бросилась вон из комнаты и расплакалась. Зато старшие сестры хлопали в восторге в ладоши и по очереди целовали мать. Даже сам письмоводитель одобрительно поглядел на жену. А Эленуца почувствовала себя чужой в родном доме, только Гица остался ее прибежищем и утешителем.

Не любила Эленуца и шума, громких споров, бесконечной суеты, царящих у них в доме. Распрощавшись с детством, ее сестры начали вести барский образ жизни — каждый день ездили в коляске на прогулку в город, увлекались охотой и верховой ездой. Им шили туалет за туалетом, от которых уже ломились шкафы. Эуджения и Октавия громко смеялись, громко говорили, громко распоряжались, словом, вели себя так, словно весь мир принадлежал им. Эленуца по натуре была спокойной, мечтательной, склонной даже к меланхолии. Ей мешали шумные восторги сестер. Она чувствовала себя счастливой, только когда возвращалась в пансион.