Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 24

Год за годом нарастало ощущение, что в собственном доме она чужая. Всякий раз, когда Эленуца, приезжая на каникулы, возвращалась под родной кров, она замечала, что число слуг и служанок еще увеличилось. Вокруг нее целый день роились незнакомые лица, покой и тишина окончательно покинули родительский дом.

Сколько раз говорила она про себя: «Пора бы отцу утихомириться». Но письмоводитель, человек энергичный и деятельный, думал лишь о делах. Как только весна поворачивала на лето, его громкий резкий голос раздавался на просторном дворе начиная с трех часов утра.

Гица был уже тем хорош, что всегда и обо всем говорил с иронией, даже об «Архангелах», даже об отце.

Эленуца с трудом переносила не прекращающиеся в доме разговоры о золоте, об «Архангелах», о килограммах, спрятанных про запас, о рудокопах, которых нужно нанять. Эуджения и Октавия вступали в разговоры о золотых промыслах с такой легкостью, словно речь шла о модных туалетах. Возмущенный Гица не единожды повторял:

— Ты только посмотри! Скоро мы все превратимся в золотые статуи!

Погрузившись в глубокое кресло, домнишоара Родян прислушивалась к незатихающему веселью, шум которого доносился из соседних комнат, и чувствовала, что веселит всех все тот же прииск, который, казалось, был не где-то в горах Корэбиуцы, а здесь, прямо у них в доме. «Какое дурацкое веселье!» — повторяла про себя Эленуца, думая, как бесконечно далека эта шумная суета от того ощущения счастья, какое она испытывала вчера, в первый день пасхи.

Еще в субботу вечером Василе Мурэшану прислал ей книгу рассказов, купленную им в городе. Но слуга, которому вручена была книга, передал ее доамне Марине, а она позабыла отдать книгу дочери и вспомнила об этом только на следующий день, вернувшись из церкви. Девушка, схватив книгу, бросилась в комнату, принадлежавшую трем сестрам, где Эуджения и Октавия вертелись перед зеркалом, оглушительно восторгаясь новыми нарядами. Даже не взглянув на сестер, Эленуца забилась в уголок дивана и погрузилась в чтение. Счастливые сестры, напевая, удалились. Не переводя дыхания, Эленуца проглотила первый рассказ и принялась перелистывать книгу. Она не очень поняла, о чем читала, мысли у нее разбегались. Пасхальная литургия все еще звенела в ушах. Как бы в кадильном дыму виделись ей батюшка Мурэшану и Василе. Он и на этот раз пел красиво, но не так проникновенно, как в ночь на страстную пятницу. Вдруг, небрежно листая страницы то вперед, то назад, она заметила на белом листе, следующем сразу же после переплета, короткую строчку, написанную бисерным почерком. Будто приятное дуновение, похожее на ласку, ощутила она на бледных щеках. В душе вспыхнула радость и вместе с ней любопытство. Она поднесла книжку поближе к глазам и опасливо прочитала:

«Истинное счастье в нас самих».

Под этой строчкой, написанной изящно и тонко, не было ни подписи, ни даты, ни года, ни указания места. «Истинное счастье в нас самих», — повторила Эленуца. Что означает эта надпись, начертанная рукой Василе Мурэшану? Намек на ее положение богатой девицы? Вызов? Или просто изречение, которое Василе в минуту раздумья взял да и вывел на белой странице? Эленуца никак не могла понять, по какой причине появилась в книжке эта фраза. Перевернув несколько страниц, она принялась было снова за чтение, но отложила книгу.

Изречение занимало Эленуцу больше, чем книга. Она снова перечитала надпись и, вглядевшись, заметила, что буквы выписаны тщательно и что надпись совсем свежая. Тут Эленуца возмутилась:

— Какая дерзость!

Но потом, поразмыслив и припомнив все, о чем говорила с Василе, как он выглядел и как вел себя, она решила, что ничего дерзкого в нем нет. Наоборот, как заметил Гица, Василе, оказавшись рядом с девушкой, был даже чересчур робок, смущен, неловок. Но если эта надпись не намекает на то, что она богата, тогда что же он хотел сказать этой фразой? Эленуца подумала, что, возможно, таково убеждение Василе и он начертал его без всякой задней мысли. Подумала она еще и о том, что в семинарии молодые люди слишком увлекаются философией, живут текстами из Священного писания и молитв, а потому нет ничего удивительного в их привязанности к афоризмам. А может быть, эта истина касается только священников?

Эленуцу осаждали вопросы, но она все больше укреплялась в мысли, что слова эти обращены к ней. Уже не сомневаясь в этом, она подумала: да, у нее есть все, что могло бы составить счастье любой девушки, и все-таки она несчастлива. Внезапно она ощутила, что высказанная Василе мысль давно знакома ее душе. В сердце Эленуцы шевельнулось теплое чувство к стеснительному, словно девица на выданье, семинаристу, на которого она до сих пор смотрела только с детским любопытством. Кто, как не он, разгадал ее тайные печали! Все, что она обсуждала с Гицей, устрашенная поклонением золоту, царящим у них в доме, Василе Мурэшану выразил четко и ясно в пяти словах! До сих пор Эленуца не могла толком разобраться, почему не чувствует себя счастливой. В конце-то концов никто не принуждал ее обожать золотого тельца, но счастья у нее от этого не прибавлялось. Зато теперь она ясно поняла, что несчастной чувствует себя потому, что в душе у нее пустота.

Эленуца так остро ощутила в себе душевную пустоту, что ей стало жалко самой себя. Ей уже семнадцать, а она и краешком глаза не заглянула за занавес, укрывающий тайну, которой дышит все вокруг. Только и слышит, что лихорадочные разговоры о золоте, золоте. Выходит, единственными светлыми днями были те, которые она провела в пансионе!

О господи, как же прав Василе Мурэшану, начертавший на чистой странице: «Истинное счастье в нас самих!» Да, да, она уже предчувствовала свое счастье, ведь душа ее жаждала лишь прекрасного, чистого!..

Теперь она распахнет свою душу, отметет все препятствия, которые встают на пути, ведущем в царство света. Если родители и сестры довольствуются жизнью, где все связано только с «Архангелами», поощряющими лишь дурные страсти, то Эленуца станет выше этого. Вместе с Гицей, которого она полюбила еще больше, потому что теперь лучше поняла его, она пойдет другой стезей, путем к счастью. Что это будет за путь, Эленуца не знала, думала она о новом счастье, которое ее ожидает. В мечтах прошел для нее весь первый день пасхи. Ей чудилось, что жизнь предлагает ей бесчисленное множество дорог, проложенных по цветочным коврам; что в воздухе витает какое-то сладостное дуновение и она впивает его. Целый день она не расставалась с книгой, испытывая глубокую признательность к семинаристу, который все время был рядом с ней, но только почему-то его нельзя было увидеть.

Вечером она заснула счастливая, а на следующий день открыла глаза с твердым решением сделать жизнь еще более прекрасной. Эти-то блаженные светлые грезы и спугнули заявившиеся в дом спозаранку гости.

Сначала Эленуца, сдерживая себя, пыталась исполнять все желания отца, но потом почувствовала, что не в силах этого сделать. То, о чем ей мечталось, было далеко от домашней действительности, как небо от земли. И люди, и разговоры, и наряды, и угощение — все было ей невыносимо. Душа ее стремилась воспарить, вознестись над этой жизнью, где так тесно сплелись алчность, спесь и глупость, где все, что она видела вокруг, связывало белоснежные крылья, раскрывшиеся у нее за спиной, — хотя куда ей лететь, она не знала.

Вдобавок Войку, это «солнышко», вызывал у нее отвращение. Пусть отец думает, что он красив и умен, пусть нашептывает ей, что он из хорошей, богатой семьи, — Эленуца каким-то тайным подспудным чувством, которое нас никогда не обманывает, сразу же поняла, что этот молодой человек весь свой блеск истратил на сияние глаз, физиономии и волос, так что для души ничего не осталось. Она только удивлялась разительному контрасту между серыми стертыми словами и сияющим лицом, повторяя про себя: «Павлин, настоящий павлин». А когда обнаружила, что кандидат в присяжные поверенные не умеет смеяться, отвращение ее стало безграничным.

«Значит, это и есть тот принц, о котором толковал мне отец!» — презрительно фыркнула Эленуца.

Запершись в своей комнате, она с ужасом думала, что за обедом ей придется сидеть рядом с Войку.

Она не знала, сколько времени ей удастся скрываться, как вдруг услышала голос матери, доносившийся из соседней комнаты:

— Куда же она запропастилась, господи! Из-за нее уже на четверть часа задерживается обед!

Сердечко Эленуцы радостно забилось.

— Боже мой, если бы они не нашли меня! Как было бы хорошо! — зашептала она про себя.

Но радовалась она напрасно. Уже через минуту послышались шаги Гицы, подошедшего к запертой двери.

— Возможно, она здесь, читает, как и вчера, — раздался его голос. Постучавшись осторожно в дверь, он спросил: — Эленуца, ты тут?

Бледная Эленуца отворила дверь. Перед ней стояли Гица и мать. Не успела девушка шагнуть за порог, как появился отец.