Моник Швиттер - Память золотой рыбки Страница 25

— Чаще или больше? — поинтересовалась она.

— Вообще-то все время, и безумно много. Он сутками пропадает. Я его всегда, рано или поздно, нахожу с бомжами в парке.

— С бомжами?

— Да, он просто к ним подсаживается. И говорит: «Разрешите представить, мать моего ребенка, моя дорогая: Соня. А это, Соня, Манни, Крикен и Фёдо. Дай им руку. Ну что, как дела, как жизнь?

— Что ты тут забыл?

Он пожимает плечами:

— Забыл.

— А домой ты пойти не хочешь?

— Не-а.

— Крис, пожалуйста.

— Позже, малыш. — При этом малыш он произносит так, что это звучит издевательски, он преувеличивает шипящие и говорит «малыш-ш-ш».

Несмотря на солнечные очки, Соня закрывала глаза рукой. Медленно она продолжала:

— Но больше всего меня волнует, что он уже две недели не ходит на терапию и не пьет таблетки.

— А ты не можешь незаметно подмешать их ему в еду?

— Они закончились, и он никак не соберется взять у врача новый рецепт.

— А ты не можешь...

— Ты не можешь — вот это я больше не могу слышать, я ведь делаю это годами! Я получаю для него рецепты, напоминаю ему о сеансах терапии, о том, что он должен принять таблетки, и тем не менее все становится только хуже.

— Понимаю.

— Нет, Инес, вряд ли ты понимаешь. Раньше это получалось, я круглые сутки заботилась о Крисе. Но с появлением Максима у меня просто больше нет такой возможности. К тому же Максим — ребенок, требующий ужасно много внимания.

Инес подумала: «Так тебе, пожалуй, хочется думать, Соня», — и сказала:

— Максим кажется мне совершенно нормальным ребенком.

— Нет, он похож на своего отца.

Инес молчала. Соня мрачно продолжила спустя какое-то время:

— Он полностью зациклен на мне и совсем теряется, стоит мне отойти или если его что-то смущает. У него просто нет опоры, он неумолимо падает. — Она тяжело вздохнула.

— Что же тут поделаешь? — спросила Инес.

— Боже мой, да, хорошо бы знать.

— Эй ты, поговори с нами! — потребовала Инес, откинув голову назад и глядя в небо.

— Думаешь, он ответит?

— Нет. Скорее нет. Но было бы здорово.

— Да, пожалуй. Что-то вроде: Приведите ко мне младенцев!

— Я думаю, это звучит так (низким голосом): Пустите детей приходить ко Мне[14], — поправила Инес, удивившись самой себе, что после столь долгого времени в ней еще дремлют знания Библии, — понимаю, ты бы превратила Максима в маленького христианина, и все было бы хорошо.

Это была лишь шутка, но шутка с последствиями. С того дня Соня то и дело задумывалась о крещении. Сначала, не рассказывая об этом Инес.

Прилив начался на удивление быстро, и, как странно, вода прибывала сразу с нескольких сторон. Они вскочили и поспешили уйти, забыв слюнявчик, шляпу от солнца и штопор. Кроме детей в защитных костюмах и панамах, все перегрелись на солнце, горело лицо (Инес) или спина была огненно-красной (Марк), перед глазами мелькали мушки (Крис) или навалилась тяжесть (Соня). Соня сердилась из-за покрывала для пикника, которое промокло, несмотря на их быстрые сборы. «До скорого, — сказала она. — Я хочу только домой. И Максим тоже». И они исчезли, на своей машине, Соня, Крис и Максим. В это время Инес и Марк с Лилит дальше наблюдали за приливом, с безопасной парковки, пока вода не достигла максимального уровня.

Заиграл орган, неожиданно и в полную мощь, так что Инес вздрогнула, а Лилит проснулась. У Магдалены завалился кадр, а бледное лицо Сони вытянулось в измученную гримасу. Она сама выбирала музыку и много раз проверяла, что произведения известны органисту, и он сыграет их, все в нужное время. Тем не менее Соня была уверена, что он самовольно изменил программу. Эта музыка подходит для похорон, но не для крещения же! Вины органиста здесь не было, он играл, как и было условлено, вторую часть органной сонаты ре мажор Мендельсона. При первом прослушивании она показалась Соне возвышенной, торжественной и величественной. «Andante con moto», — гласит указание Мендельсона, она перевела его как «спокойно, но с движением», сначала не поняла, но потом решила, что это полностью подходит для торжества. Теперь же каждый звук причинял ей страдания, и внутренне она извинялась перед Максимом, которого музыка, однако, ничуть не смущала.

Пастор поднял руки и велел Соне и Инес встать и выйти вперед. Время настало. Сердце Инес билось быстро и сильно, она ощутила отчетливый порыв к бегству. Но, стоило ей сделать первый шаг в сторону крестильной купели, держа Максима за руку, а пастору кивнуть ей, как все стало происходить само собой. Она улыбалась, она ободряюще пожимала Максиму руку, за несколько радостных шагов она достигла своей цели, крестильной купели, и обнаружила, что вблизи в упитанном ангеле вовсе не было ничего смешного, и он ничуть не был ни на кого похож. Его радостное лицо было неповторимым и ясным, как заря.

«Дорогая мама, дорогая крестная, сегодня вы привели вашего ребенка, чтобы он был окрещен во имя триединого Бога. Если вы обещаете рассказывать ему о Боге, прививать ему христианскую веру и помогать ему жить по-христиански в наше время, то ответьте: Да, с Божьей помощью!» С какой-то даже излишней поспешностью Инес ответила: «Да, с Божьей помощью!» Потом она подхватила Максима, легко, несмотря на его пятнадцать килограммов при слабом тонусе, и подняла его над купелью. И в этот миг открылся огромный мерцающий пузырь, в котором шел спектакль, спектакль из жизни Инес. Она увидела, как сидела в темной кладовке, она увидела Марка, своего мужа, на стремянке в кухне и Магдалену, которая встала со своего стула из-за обеденного стола, придвинула стул к кладовке, снова на него села и сказала сквозь дверь: «Добрый вечер вам от нас, как дела? Как там внутри погода? Настроение?» Короткая пауза. «К сожалению, ничего не слышно, связь сейчас очень плохая, момент, через пару секунд попробую еще раз». В ответ молчание. «Инес, это твоя свидетельница Магдалена, ты, может быть, помнишь, почти пять лет назад я была с тобой в загсе, где ты вышла замуж за незнакомца по имени Марк. Я просто обязана снова проверить, как там ваш брак и как поживают его участники. От твоего супруга я только что получила очень положительный отзыв, он в восторге от жизни с тобой и, конечно, от тебя самой, теперь твоя очередь. Пожалуйста, подумай и ответь по команде начали. Начали!» Инес: «Прости, я не знаю, все как-то исчезло». — «Исчезло? Ну хорошо: Я, Магдалена, договорилась с тобой, Инес, незадолго до твоей свадьбы выпить кофе. Мы виделись всего лишь второй раз. Ты сказала, что у тебя назначена встреча с ювелиром, ты должна передать ему пачку банкнот, а он тебе чек и кольца на пробу. — “Кольца на пробу? — переспросила я. — Что же ты будешь пробовать?” — “Я выхожу замуж, — ответила ты, — за мужчину, которого знаю не лучше, чем тебя. Мы познакомились две недели назад”. — “Понимаю, — сказала я, — это будет по-настоящему хорошо или совсем не сложится”. Ты рассмеялась. “Вот именно. И у меня еще нет свидетельницы. У тебя есть планы на третье июля?” — “Нет, — ответила я, — то есть, теперь уже есть!” Третье июля, это был изумительный день, признайся, уж это ты помнишь, были слезы, шампанское и купание в Эльбе. Ну а теперь, моя дорогая, ответь: по-настоящему хорошо или не сложилось?» И с этими словами Магдалена открыла дверь в кладовку и посмотрела Инес в глаза. И Инес ответила: «Да, я вспомнила. И, мне кажется, хорошо, спасибо». Зазвучал саундтрек, она встала, схватила Магдалену и закружилась с ней. Марк спустился со стремянки, отложил тряпку в сторону и достал с полки вино. «Спасибо, мне не надо, — сказала Магдалена, бросая взгляд на откупоренную бутылку, — у меня ужасно болит голова и мне нужно прилечь. За вас!» А Инес с Марком еще долго сидели, опустошили бутылку и наполнили свои сердца воспоминаниями, потому что за пять лет многое случилось, и — так им теперь казалось — это было только хорошее. Даже когда Инес незадолго до того, как пойти спать, еще раз посмотрела на потолок и почувствовала покалывание.

На этом месте пузырь лопнул, и Инес снова почувствовала такое же покалывание. В то же время Максим стал таким тяжелым у нее на руках, что ей показалось, будто она его вот-вот уронит. Она подняла глаза и посмотрела прямо в камеру, которую Магдалена всегда направляла на самое главное, как помнила Инес со времени своей свадьбы, а самым главным сейчас был Максим; его лоб пастор три раза окропил водой из маленького золотого черпачка ангела, произнося при этом слова: «Я крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа», и Инес почувствовала себя застигнутой врасплох глазом камеры и улыбнулась, сжав при этом зубы, потому что Максим становился все тяжелее, ее силы уменьшались, а покалывание становилось все более жгучим. Наконец пастор дал знак, что Максима можно опустить. Он вытер ему лоб и произнес над ним крестильную молитву, которую выбрала Соня, в то время как Инес обернулась к Марку и увидела, как он шепчет что-то на ухо Лилит, от чего малышка начала безудержно хихикать.