Александр Половец - Мистерии доктора Гора и другое… Страница 28

К исходу второго часа работы Чернов почувствовал усталость. А когда вагон был наполовину полон, у него уже плыли перед глазами радужные круги. Ноги стали тяжелыми, будто обвешанные пудовыми гирями. Он с трудом отошел от трала, принесшего очередную махину груза, прислонился к стене вагона. И почти сразу услышал бригадира, орущего ему сверху:

— Слышь, ты, молодой! Деньги приехал зарабатывать? Работай, черт тебя дери!

Кто-то из ребят сжалился над новичком — принес ему стакан холодной воды. Передохнув минуту, он зацепил крюком очередную тушу. Наконец, вагон вроде бы стал полон. Тыльной стороной рукавицы Чернов размазал пот и грязь по лицу, присел на оставленную кем-то рядом, неподалеку, грузовую тележку. Неожиданно раздался голос напарника:

— Эй, держи тушу за ногу!

Пришлось снова подняться, превозмогая дикую, налившую ноги чугуном, усталость. Сам напарник взялся за другую половину туши, и, раскачав, они забросили ее вглубь вагона — поверх остальных. Грузчики, успевшие закончить работу получасом раньше, собрались рядом и весело подбадривали:

— Валяй, кидай дальше, больше заработаешь!

Кончался первый день работы Чернова в порту.

Наступал новый этап его жизни.

Прошло три месяца. Чернов окреп, работать стало легче, смены завершались вроде бы быстрее. Но зато каждую ночь, едва он закрывал глаза, ему мерещились пароходы, стоящие под разгрузкой, кран, туши… потерявшие человеческий облик лица грузчиков, их огромные ручищи, покрытые несмываемой грязью, оскаленные рты, исторгающие запах алкогольного перегара. «Выдержу ли я эти два года?» — все чаще задавал он себе вопрос.

Однажды, во время перекура, Чернов обратился к одному из грузчиков, с которым у него вроде бы установились если не дружеские, то вполне доверительные отношения:

— Ну, ладно, отмучаюсь я положенный срок… Но начальство ведь не обманет, даст характеристику для загранплавания?

— Ты что, с ума сошел, парень? — рассмеялся собеседник.

— На моей памяти никто еще отсюда не ушел с хорошей характеристикой. Никто. Ты же видишь, как мы работаем. Люди зверьми становятся. Или калеками…

Он был прав. Только за то время, что Чернов успел здесь отработать, и только на его глазах произошло восемь несчастных случаев. Два из них закончились гибелью такелажников. Чего же удивляться, если люди, отработав смену в диких условиях, теряли человеческий облик — напивались до одурения, устраивали дебоши, обычно кончавшиеся отделением милиции. А то и тюрьмой.

Чернов:

— Прошло еще пару месяцев. Однажды к нам в бригаду направили четырех новичков, только что прибывших из разных концов России. Все они приехали сюда с теми же намерениями, что были у меня — рассчитывали попасть в море. На следующий день я и мой напарник Толя Лазарев разгружали вагон с цементом. Новички работали с нами. Мы вытаскивали из вагона мешки, при малейшем к ним прикосновении рассеивающие вокруг себя облака едкой пыли, укладывали их на поддон, который переносился краном в трюмы парохода, направлявшегося, как помню, на Кубу.

В каждом вагоне было 1800 мешков, в каждом мешке — 50 килограммов цемента. Обливаясь потом, мы вытаскивали их наружу. Цементная пыль забивала рот, ноздри, — выданные нам респираторы были неисправны, после первых же минут работы мы отбросили их в сторону. Свою половину вагона мы кончили раньше новичков и, жадно глотая воздух, вылезли на платформу.

Неожиданно работа в вагоне прекратилась. Заглянув вовнутрь, мы увидели одного из ребят корчившимся на пыльных мешках. Его рвало, его буквально выворачивало наизнанку. Мы вытащили парнишку из вагона, усадили на пирсе. Когда он пришел в себя, мы оставили его и снова вошли в вагон, чтобы помочь оставшимся завершить разгрузку. А к вечеру, вернувшись в общежитие, я сел за столик и, почти не задумываясь, написал заявление об увольнении.

В отделе кадров, куда я принес его, пришлось ждать — впереди было несколько человек, составлявших недлинную очередь — минут, может быть, на двадцать. Стульев свободных, однако, не было, и я присел на край стола, стоявшего в приемной недалеко от входной двери. И впервые обратил внимание на его поверхность: она была буквально испещрена надписями, нанесенными чернилами и даже вырезанными перочинным ножом. Смысл этой графики сводился, примерно, к следующему: «Ребята, не будьте дураками, бегите отсюда!»

Ну почему, почему я не обратил внимания на этот стол в тот день, когда пришел наниматься на работу в порт?..

Первый рейс

Непросто, ох как непросто советскому человеку стать «выездным» — иначе говоря, получить право «на законном основании» пересекать государственную границу. И статус моряка загранплавания не только не исключение из этого правила, но прямое ему подтверждение. В нормальных обстоятельствах кандидату на какую-либо должность необходимо обладать определенными качествами — быть таким-то и таким-то, иметь то-то и то-то…

Здесь же все наоборот: стремящийся стать советским моряком загранплавания должен НЕ обладать рядом достоинств. Например, он не должен иметь высшего или среднего специального образования. Не должен отличаться какими-то особыми талантами, выделяющими его из безликой массы корабельной команды. Не должен иметь родственников, живущих за границей. При этом он, разумеется, не должен иметь судимостей, а характеристика, выданная ему береговыми властями, должна быть безукоризненной.

Хотя и она не всегда поможет: выпускник Ленинградского, к примеру, института, приехавший даже по направлению в Калининградскую флотилию (здесь речь идет, разумеется, не о рядовом матросе — на том же рыболовном траулере немало профессий, требующих специального образования), практически не имеет шансов быть в нее зачисленным: нужна местная характеристика. А для того, чтобы ее получить, нужно устроиться работать здесь же, предпочтительно — поближе к порту. В принципе, это возможно, но… нужна местная прописка. Которую, конечно же, нельзя получить, не устроившись на работу.

Чернову удалось каким-то образом — признаемся, не вполне легальным — обойти эти препоны… Он до сих пор хорошо помнит, как стоял перед партийной комиссией Калининградской базы тралового флота по стойке смирно, а разместившиеся за столом пытливо допрашивали его — сколько мест работы успел он сменить, чем любит он заниматься в свободное время, сколько лет состоит в комсомоле…

Через это следовало пройти, Чернов знал это и был к этому готов. Как и к тому, что, даже при самом благополучном исходе, заграничную визу ему могут выдать лишь через год. А то и через все полтора — в зависимости от того, потребна ли в настоящее время рабочая сила в пароходстве, или она в избытке. В летнее время людей, как правило, не хватает, поскольку многие в отпусках — глядишь, и спустя месяц после этой комиссии ты уже в море. Ну, а зимой… зимой будешь ты болтаться в порту многими неделями, месяцами, пока обнаружится вакансия, и о тебе вспомнят в отделе кадров. Или — не вспомнят…

Настал 82-й год — год первого рейса Чернова. 22 июня группа моряков вылетела на Канарские острова, чтобы подменить экипаж судна, стоявшего там на приколе в порту. Был это так называемый БМРТ — большой морозильный рыболовный траулер под названием «ГРАНАТ». Почему-то все подобные суда традиционно называют именами драгоценных или полудрагоценных камней. «ТОПАЗ», например… или «САПФИР».

Обычно корабли эти находятся в море полгода. И если по истечении этого периода регистр его еще не истек, судно направляется в ближайшую иностранную гавань — чаще всего в африканский порт Дакар. Или на Канарские острова, в порт Лас-Палмас, где его поджидает специальная советская ремонтная бригада. Здесь проверяются основные системы корабля, его главный двигатель, электрика, перематываются электромоторы. Потом наводят косметику — красят, полируют металлические части.

Чернов:

— Для меня этот рейс явился каким-то чудом. Начиная с момента, когда была открыта заграничная виза, жизнь моя буквально преобразилась. Представляете — прилетаем в Шереметьевский международный аэропорт, кругом иностранцы, валютные киоски, бары… Советские паспорта мы перед вылетом сдали в паспортный отдел Калининградского морского порта, получив взамен специальные мореходные — их называют «паспорт моряка».

Ну, еще дают свидетельство о вакцинации — т. е. о том, что тебе сделаны уколы от желтой лихорадки и т. п. Это — требование международное. И, говорят, не напрасное: есть в некоторых африканских районах мушка, которая, садясь на кожу и прокалывая ее жалом, запускает в кровь человека личинки червячков. И если вовремя не принять меры, эти червячки вырастают, пробивают стенки сосудов, выходят наружу через кожу… Тогда смертельный исход почти гарантирован. Да и желтая лихорадка — тоже не подарок. Вакцина эта французская, из чего можно предположить, что подобные прививки делают и морякам других стран.