Ник Хорнби - Смешная девчонка Страница 30

Барри Баннистер представил их в актерском фойе, они пожали друг другу руки и сделали вид, что пришли на рядовую встречу бородатых интеллектуалов в ночном эфире Би‑би‑си. Но стоило Барри выйти, как между ними воцарилось затяжное, неловкое молчание. Сдохну, а первым не заговорю, подумал Деннис.

– Спасибо, что не накаляете обстановку, – сказал наконец Уитфилд. – Весьма достойно с вашей стороны.

– Это вы в каком же смысле? – приветливо спросил Деннис, внезапно увидев способ накалить обстановку так, как Уитфилду и не снилось – и более того, как не снилось даже ему самому в наиболее изощренных фантазиях.

Уитфилд вытаращился на Денниса, пытаясь понять, действительно ли тот остался в неведении.

– Ладно, проехали, – сказал Деннис. – Извините. Не важно.

– Хорошо. Должен признать, вы – джентльмен, – произнес Уитфилд с видом человека, который сказал все, что хотел.

– Каждому свое.

– Это так, – неуверенно выговорил Уитфилд. – Значит… мы не будем?..

– Простите?

– Спорить о вкусах?

– Наверное, нет, – ответил Деннис. – Я считаю, это бессмысленно.

– Разумеется.

– Но я приношу вам свои извинения.

– А я – вам, – выдавил Уитфилд.

– Что вы, что вы, не извиняйтесь, – сказал Деннис.

Его тошнило, он с трудом заставлял себя смотреть в глаза своему противнику и едва сдерживал злые слезы – такое в последний раз было, когда ему исполнилось двенадцать лет. Но сейчас расстановка сил оказалась в его пользу, и чтобы удержать преимущество, ему пришлось перебороть и рвоту, и рыдания.

– Неужели за истекшую неделю не стало лучше? – спросил Деннис.

– За истекшую неделю?

– «Барбара (и Джим)»?

– Сериал?

– Естественно. А вы о чем подумали?

Уитфилд погрузился в молчание, а потом ответил:

– Я подумал, что у вас возникло желание поговорить об Эдит.

– Что вы, – ужаснулся Деннис. – Боже сохрани. Только о сериале.

– Вы же знаете, ваш сериал мне не нравится, – изрек Уитфилд.

– Мы ведь уже согласились: каждому свое, – повторил Деннис.

Он беспокоился, не преждевременно ли раскрывает карты, но видел, насколько разозлился Уитфилд из-за того, что ему так долго морочили голову.

– Я, конечно, и раньше смотрел отдельные серии. Но то, что я увидел на минувшей неделе, оказалось, на мой взгляд, ниже всякой критики.

Этот эпизод, озаглавленный «Речь», получился, к огорчению Денниса, неважно. Сама идея была неплоха: Джима приглашают выступить в Оксфорде, где он когда-то учился. Барбара, прослушав речь мужа, вносит небольшие коррективы, а потом вызывается его сопровождать. В Оксфорде она сначала повергает в ужас, а потом очаровывает старого наставника Джима. При всем том в этой серии немного хромала режиссура. Действию недоставало внятности, актовый зал выглядел неубедительно, а исполнитель роли старого профессора и вовсе никуда не годился. Но в данном случае это не имело значения. Вернон Уитфилд обругал бы и самый удачный ситком.

– Но публика в студии умирала со смеху.

– И что из этого? – фыркнул Уитфилд. – Не знаю, где выискивают желающих сидеть в студии.

– Нам не приходится выискивать, – сказал Деннис. – Зрители сами заказывают билеты. Приезжают к нам автобусами, со всех концов страны.

– Понимаю, – сказал Уитфилд.

– Они – простые люди.

– Не сомневаюсь, – сказал Уитфилд. – Именно это и внушает мне беспокойство.

У Денниса в конце концов стали чесаться руки, его определенно провоцировали на конфликт. Люди, по воскресеньям выбиравшиеся из дому, чтобы посмотреть, как снимается «Барбара (и Джим)», были совершенно нормальными; точнее говоря, они, с его точки зрения, вполне убедительно представляли многомиллионную аудиторию телезрителей. Время от времени Деннис садился где-нибудь в заднем ряду и прислушивался к разговорам. В промежутках зрители обсуждали свою поездку, работу, сетовали, что не могут выпить чашку чая или покурить. А иногда до него доносились (порой в искаженном виде, но неизменно цитируемые с восторгом) отдельные реплики, а то и пересказы предыдущих эпизодов, адресованные соседям, которые и без того знали их содержание и, согласно кивая, дополняли чужие рассказы памятными деталями. Зрители, приехавшие из самых отдаленных мест, всегда испытывали душевный подъем, невзирая на усталость. Им даже не верилось, что в студии появятся настоящая Барбара и настоящий Джим. Чем зарабатывают на жизнь эти люди, Деннис не имел понятия, но твердо знал, что среди них нет ни ведущих «Третьей программы», ни обозревателей из литературного приложения к «Таймс». Конечно, его отношение не отличалось беспристрастностью, потому что эта публика любила то же, что и он сам, но одно ему было предельно ясно: это не дураки.

– Чем вам не нравятся простые люди? – спросил Деннис.

– Мне очень нравятся простые люди, взятые по отдельности, – ответил Уитфилд. – Но в массе они внушают мне тревогу. У меня такое впечатление, что им изменяет разум. Могу только сожалеть, что Би‑би‑си опускается до их уровня.

– Я бы не сказал, что мы опускаемся до их уровня.

– Об этом и нужно говорить в эфире. Но… к чему сотрясать воздух? На Би‑би‑си мы видим сплошные ипподромы, эстрадные представления и еще поп-группы, где музыканты выглядят и голосят, как питекантропы. А что будет лет через десять? Через пятьдесят? Вы уже позволяете себе шутить с экрана на тему общественных уборных и бог весть чего. Ради какой-нибудь гиены, которая будет завывать от хохота, ваши персонажи – это только вопрос времени – скоро начнут прилюдно срать.

– Кому интересно смотреть, как другие срут? – удивился Деннис.

– Пока никому, – ответил Уитфилд. – Но до этого недалеко, помяните мое слово. Такие веяния уже носятся в воздухе. И пока у меня есть силы, я буду с ними бороться.

– Короче говоря, вы думаете, что «Барбара (и Джим)» приближает появление передачи под названием «Полчаса на горшке»?

– Я не думаю, милый юноша, – я точно знаю.

У Денниса мелькнула мысль: уж не спятил ли окончательно этот тип? А потом: не прикончат ли друг друга они с Эдит? И наконец: не совершат ли они двойное самоубийство, поселившись среди нудистов где-нибудь в Швеции?

За ними пришел Барри Баннистер.

– Другие гости сейчас заканчивают обсуждение событий недели, – сообщил он. – Они останутся вас послушать. Роберт задаст пару вопросов, но в целом он будет только направлять дискуссию. Нам интересен ваш диалог друг с другом.

Мужчина с бородой и в очках, Роберт Митчелл, ведущий ток-шоу «Покуривая трубку», сотрудничал с периодическими изданиями и выступал по «Третьей программе». Сейчас он беседовал с двумя участниками передачи о смерти поэзии.

– Все нормально, – зашептал Барри. – Они закругляются. Через считаные секунды он обратится к вам. Не тормозите. И помните: у нас прямой эфир, так что старайтесь формулировать мысли с первой попытки, ладно?

Они прошли вслед за ним через просвет в огромном занавесе.

– Напрасно ты спутался с Эдит, – шепнул Деннис, и они с Уитфилдом ступили в ослепительное море света, чтобы занять свои кресла.

– Добрый вечер, – громогласно произнес Уитфилд, не дав Роберту Митчеллу закончить фразу и не дождавшись, пока подъедет камера.

По лицу Митчелла пробежала едва заметная тень раздражения; Уитфилд заморгал и покрылся обильной испариной. Он слишком тепло оделся: сорочка с галстуком, шерстяной джемпер и пиджак; Деннис вдруг понял (и даже немного расстроился), что на телевидении его оппонент проиграет всухую.

Уитфилд принялся клеймить развлекательные передачи за низкий интеллектуальный уровень – эта риторика «Третьей программы» навязла у Денниса в зубах. Однако критик больше не моргал, а таращился перед собой, широко раскрыв глаза; белая сорочка мало-помалу становилась прозрачной от пота.

– Хотелось бы узнать, – осторожно начал Деннис, – существует ли иная точка зрения на интеллектуальность.

Уитфилд снисходительно улыбнулся.

– В наше время, конечно, существует, – сказал он. – Я убежден, что приверженцы комедийного жанра нашли способ раздвинуть границы, чтобы включить себя в число интеллектуалов.

– То есть вы утверждаете, что комедия не может быть интеллектуальной?

– В редких случаях может. Например, сатирические передачи последних лет сделаны очень умело.

– Но ведь их авторы и исполнители – выпускники Кембриджа, – заметил Деннис.

– Вот именно, – подтвердил Уитфилд. – Мыслящие ребята.

– А как же Шекспир? – удивился Деннис. – «Много шума из ничего», «Конец – делу венец» и так далее?

– Я вас понял, – сказал Уитфилд. – «Джим и Барбара» – это все равно что Шекспир? Великолепно.

– Шекспир не гнушался веселить простой народ.

– «Простой народ» – последнее прибежище негодяя{44}, – объявил Уитфилд.