Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере Страница 30

Впрочем, Марии не требовалось постоянно напоминать о долге перед Богом и об адских муках для тех, кто нарушит его. Девочка была на редкость послушна и смиренна. Она не роптала ни на отсутствие нарядов и игрушек, ни на строгость поста, ни на краткость сна, ни на необходимость молиться днем и ночью. Когда же Аврамий спрашивал племянницу, не нужно ли ей чего-нибудь, Мария, не поднимая глаз, лепетала:

– Отче, помолись за меня Богу, чтобы я могла избавиться от лукавых помыслов и вражьих козней…

И Аврамий, что следил за духовным возрастанием племянницы ревностней и строже, чем мать наблюдает за тем, как растет ее дитя, радовался, слыша это. Как же Мария чиста душой, как усердна в молитвах, безгранично предана Богу! Вот они, благодатные плоды его духовного руководства, его непрестанных забот о спасении души этой девы – кроткой агницы, нескверной голубицы, смиренной невесты Христовой!

Мог ли он знать, что все его труды пойдут прахом?! Где теперь скитается его злосчастная племянница, ставшая богоотступницей? Ведь разве не предала она Бога, нарушив обеты, данные Ему? Проклята она, и есть, и будет, если только не обратится к покаянию![60]

Возврати ее, Боже спасений наших, и отврати от нее ярость Твою![61]

Глава 6. Друзья и ближние

День сменял день, месяц сменял месяц, но о пропавшей Марии не было никаких вестей. Беглянка словно канула в никуда, как оброненный перстень – в бездонный колодец. Ни вести, ни следа.

А на исходе второго года после ее исчезновения к Аврамию, как всегда нежданно, наведался отец Стефан.

– Вот что, отче! – заговорщическим шепотом произнес он, опасливо озираясь по сторонам, хотя вокруг не было ни души. – Я пришел предупредить тебя…

– О чем? – недоуменно спросил Аврамий.

– Да разве ты не знаешь? Впрочем, откуда тебе? Ты ведь слишком простодушен, слишком чист душой… Да и кто бы мог подумать?! Какое искушение!

– Да что случилось?

– Не мне бы говорить тебе об этом, отче! – горестно воскликнул отец Стефан, воздев очи горе и молитвенно сложив ладони. – Но ради нашей былой дружбы я должен сказать тебе правду. Как говорится, истина дороже. Твоя племянница Мария… Ее видели в одном городе, не так далеко отсюда.

Знаешь Асс? Так вот, она живет там в гостинице «Прелестное местечко». Она…

Если бы Аврамий услышал: «она умерла», то ужаснулся бы меньше.

– Увы, это правда! – донесся до него голос отца Стефана. – Мой знакомый сам ее видел! Ему сказали, будто она там пользуется спросом… успехом. Да что с тобой, отче?! Ах да, понимаю. Это же твоя воспитанница, твоя духовная дочь… Что ж, увы, в семье не без урода. Поверь, я от всего сердца сочувствую тебе. Потому-то и пришел предупредить тебя. Нужно что-нибудь предпринять прежде, чем эта история получит огласку. Кстати, я в свое время слыхал любопытную историю про одного старца-прозорливца, который помолился об одной девице – та и умерла. Ты ведь у нас великий молитвенник, отче… А эта… все равно уже погибла. Да, вот еще что…

Отец Стефан снова опасливо оглянулся по сторонам:

– Не говори никому, что это я тебе о ней рассказал. Да и о том, что мы с тобой знакомы – тоже не говори никому. Мало ли что. Ведь скоро о том, чем теперь занимается твоя племянница, узнают все… А я и так человек опальный. Только-только в священники рукоположили – а ведь я в Церкви, почитай, с детства… Врагов хоть отбавляй. А все потому, что я их праведнее. Как Господь сказал: все, хотящие благочестиво жить, гонимы будут… Прощай, отче.

– Прощай, – эхом повторил Аврамий, сознавая, что понес новую утрату. Сначала он лишился Марии, а теперь – человека, которого всю жизнь считал своим лучшим другом…

Аврамий сидел на полу своей кельи, словно человек, оплакивающий умершего. Что ж, разве он и впрямь не оплакивал Марию? Ведь до сих пор он еще надеялся: вкусив пресловутых мирских утех, соблазнительных внешне, но горьких изнутри, и убедившись, что мир и впрямь подобен аду, его беглая племянница, подобно блудному сыну, одумается и вернется. Теперь надежды больше нет: Мария погибла. Не телом – душой. Она сама виновна в этом!

Однако что это за история о девице, умершей по молитвам прозорливого старца? Аврамий и впрямь ее слышал. Но не от покойного отца Иоанна – от собственной матери, непрестанно и неустанно напоминавшей сыновьям о том, какие неисчислимые беды и кары земные и небесные ожидают непослушных и своенравных детей.

«Как-то раз пришла одна женщина к старцу и просит его:

– Помолись, батюшка, чтобы Господь мою дочь к Себе забрал!

– Что ты, мать! – удивился старец. – Зачем ты для родного детища смерти просишь?

– Для ее же блага! – отвечает женщина. – Раньше такая покорная девка была, такая смиренная – хоть к ране приложи. А как подросла – словно ее подменили или околдовали. О молитве нерадит, на парней заглядывается, мне грубит и прекословит. Одно слово, погибает. Так пусть лучше умрет, чем душу свою вконец погубит. Уж ты, отченька, сделай милость, помолись Боженьке, чтобы Он ее к Себе забрал. Ей же лучше будет…

Помолился старец – и в тот же день девица умерла. А ему было откровение, что предстала она пред Господом, аки крин непорочный».

Но с какой стати отцу Стефану вздумалось напомнить ему эту историю? Или это – совет? В самом деле, если Господь оборвет жизнь Марии, Он тем самым избавит ее от совершения новых грехов. И все-таки вправе ли человек желать смерти другого человека? Даже для его же блага… Ответь, Господи!

Увы, и на сей раз молитвы Аврамия остались без ответа, словно Бог не слышал его.

А на другое утро к затворнику пришел отец Ефрем. То был один из друзей Аврамия. Точнее – сподвижник. Ведь отец Ефрем тоже был монахом и имел сан диакона, в который его рукоположил знаменитый епископ Кесарийский Василий, коего еще при жизни называли Великим[62]. Ефрем переселился в Эдессу из своего родного города Низибии, завоеванного персами. А вслед за ним прилетела слава о его подвигах и трудах во славу Господню. И, по мере его житья в Эдессе, оная слава росла и умножалась, яко кедр ливанский.

Отец Ефрем переселился в Эдессу из Низибии. А вслед за ним прилетела слава о его подвигах и трудах во славу Господню. И оная слава росла и умножалась

Рассказывали, будто, когда Ефрем был еще младенцем, его родители увидели знаменательный сон: на языке их сына выросла раскидистая виноградная лоза, усыпанная прекрасными, сочными гроздьями. Но сколько слетевшиеся отовсюду птицы ни клевали ягоды, они не убывали, скорее, приумножались на чудесной лозе. И хотя отец и мать Ефрема, как и их родители, были не высокоучеными мудрецами, а простыми земледельцами, они поняли – это не простой сон, которому не должно верить, но Божие знамение, предвещающее их сыну великое будущее. И прославили за это Господа[63].

Действительно, в цветущей младости Ефрем, презрев мирские утехи и суетную славу, до которых так охочи юноши, стал монахом, учеником славного Низибийского епископа Григория, и четырнадцать лет пробыл у него в послушании. Со своим владыкой он побывал на Вселенском соборе в Никее, осудившем лжеучение ересиарха Ария. Впоследствии Ефрем и сам много боролся с теми, кто дерзал превратно мудрствовать о Господе. Уже поселившись в Эдессе, он посрамил местного еретика Аполлинария. И какую мудрость проявил при этом! Он явился к женщине, которой еретик доверил на хранение написанную им книгу (в ней-то и было изложено его лжеучение!). Назвавшись учеником и почитателем Аполлинария, Ефрем попросил одолжить ему для прочтения труд многоуважаемого учителя. Разумеется, мнимый ученик еретика получил оную книгу и вернул ее в срок… предварительно промазав страницы клеем. Впрочем, это обнаружилось позднее… к ужасу и отчаянию злосчастного Аполлинария, надумавшего перелистать свой драгоценный труд перед предстоявшим ему богословским диспутом. Не сумев пережить гибели своего творения, старый еретик умер. Что до его ереси, то в недолгом времени она сошла на нет. И заслуга в этом принадлежала отцу Ефрему!

А сколько грешников он обратил к покаянию! Об этом в Эдессе рассказывали истории, одну удивительнее другой. Например, как однажды некая женщина, торговавшая своим телом, пристала к отцу Ефрему с бесстыдным предложением. Любой богобоязненный человек с негодованием отверг бы его и проклял блудницу. Однако Ефрем повел себя иначе.

– Изволь! – заявил он женщине. – Только место я выберу сам. Сделаем это… на городской площади!

– Ты что, рехнулся, монах? – воскликнула продажная красавица. – Ведь люди увидят! Стыдоба-то какая…

– Ты стыдишься людей, – ответствовал отец Ефрем. – А ведь они смотрят лишь на внешнее. В то время как Бог ведает не только наши дела, но даже самые сокровенные мысли. Так насколько больше, чем людей, нам должно бояться и стыдиться Господа!