Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере Страница 31

– Изволь! – заявил он женщине. – Только место я выберу сам. Сделаем это… на городской площади!

– Ты что, рехнулся, монах? – воскликнула продажная красавица. – Ведь люди увидят! Стыдоба-то какая…

– Ты стыдишься людей, – ответствовал отец Ефрем. – А ведь они смотрят лишь на внешнее. В то время как Бог ведает не только наши дела, но даже самые сокровенные мысли. Так насколько больше, чем людей, нам должно бояться и стыдиться Господа!

Его ответ настолько потряс блудницу, что она, сознав и оплакав свои грехи, обратилась к покаянию. О, бездна мудрости и красноречия отца Ефрема!

А сколько молитв он сочинил! Сколько толкований на Священное Писание, сколько бесед и поучений! Поистине, он был подобен многоплодной виноградной лозе, от которой питаются многие. Но не скудеет дар той лозы, ибо Господь насадил ее для блага верующих в Него.

Однако насколько велика была слава Ефрема, настолько сам он пребывал чужд оной славы. И, будучи высокообразованным человеком, сведущим не только в богословии, но и в мирских науках, называл себя несмысленным невеждой. Причем отец Ефрем был смиренным не только на словах (что бывает частенько), но и в жизни (что бывает намного реже). Как-то раз послушник, неся ему еду, споткнулся и уронил свою ношу на землю. После чего поспешил к Ефрему и повинился перед ним, прося прощения за то, что по его вине тот останется голодным.

– Что ж, если еда не захотела прийти ко мне, я сам пойду к ней, – безмятежно ответствовал отец Ефрем. И, подобрав с земли рассыпанную еду, съел ее во славу Божию.

Жители Эдессы почитали Ефрема как человека Божия. Так что когда умер их епископ, пожелали, чтобы его преемником стал Ефрем. Узнав о грозящей ему участи быть возведенным в архиерейский сан, тот прикинулся сумасшедшим. Причем так искусно, что многие решили – он и впрямь обезумел. Епископом поставили другого человека. Тотчас после этого Ефрем перестал юродствовать. Тогда все в очередной раз подвились его великой мудрости и великому смирению.

Ефрем не раз приходил к Аврамию для духовной беседы. Что до Марии, то она, подобно своей евангельской тезке, трепетно внимала мудрым речам двух подвижников.

Быстро же она забыла услышанное! И бесстыдно попрала духовный бисер, который щедро рассыпали перед ней Аврамий и Ефрем. Горе ей!

– Мир тебе, отче! – приветствовал Ефрем Аврамия. – Но что с тобой? На тебе лица нет. Что случилось?

Аврамий молчал. Ему было стыдно открывать отцу Ефрему свой позор. Ведь разве Мария не осрамила его перед Богом и людьми? Его духовная дочь, его ученица, его племянница торгует собой в Ассе! Что скажет Ефрем, когда узнает об этом?

Тем временем гость пристально вглядывался в лицо Аврамия. И вдруг спросил:

– Неужели?.. Что с ней?

И тут Аврамий не выдержал. Скорбь и гнев, переполнявшие его сердце подобно желчи и оцту[64], излились в сдавленном возгласе, похожем на стон:

– Умерла…

Но, похоже, Ефрем не поверил ему.

– Когда? – спросил он. – И отчего? Сдается мне, отче, ты что-то недоговариваешь. Что с ней случилось?

– Говорю тебе – она умерла! – в сердцах воскликнул Аврамий. – Нет, еще хуже! Горе мне, отче! Двадцать лет наших с тобой трудов пошли насмарку! Мария стала блудницей! Лучше бы ей было не родиться на свет!

«Мария стала блудницей! Лучше бы ей было не родиться на свет!» – «Не говори так, отче. Одно дело – наш суд. Но совсем иное дело – суды Божии»

– Не говори так, отче, – ответил Ефрем. – Одно дело – наш суд. Но совсем иное дело – суды Божии. И Божий Промысел о каждом из нас. Разве можем мы знать, кем завтра станет тот, кто неколебимо уверен в своей праведности, и тот, кого он считает презренным грешником, достойным земных и небесных кар?

Однако чтобы ты не счел это всего лишь словами, я открою тебе свою тайну. Послушай же, отче…

Глава 7. Суд людской и суд Господень

Ты, наверное, считаешь меня праведником. Что поделать: все мы смотрим на внешнее. А на моей совести столько грехов! Если бы ты знал, как борол меня враг в годы моей юности, когда я еще жил в миру! Как корабль без руля и ветрил, как оторванный ветром листок, носился я, не ведая, что всякий путь имеет конец, и не думая о том, чем завершатся мои собственные блуждания. Но вот как-то раз, бродя без дела и цели, набрел я на овечье стадо.

– Куда идешь, парень? – спросил меня пастух.

– Куда глаза глядят! – ответил я.

– Что ж, – усмехнулся он. – Вольному – воля! Только смотри, время уже позднее. А ночами у нас небезопасно: то волки рыщут, то лихие людишки шастают. Пойдем со мной. Переночуешь у меня, а завтра – ступай своей дорогой! Идет?

Я согласился. Вместе мы поужинали и при этом изрядно выпили. А наутро нас разбудили хозяева стада, требуя своих овец. Вот только овцы, как назло, словно сквозь землю провалились. Четвероногие ли волки их унесли или двуногие – Бог весть. Только виноватым в этом оказался я.

– Но почему? – возмутился Аврамий. – Ты же их не крал!

– Их – не крал, – загадочно произнес Ефрем. – Но мой арест был вовсе не ошибкой и не случайностью. Однако это я понял позднее…

В одной камере со мной сидело еще двое арестантов. Одного обвиняли в убийстве, потому что неподалеку от места, где его задержали, нашли труп человека. Другого приволок к судье некий горожанин, уверяя, что это – любовник его жены. И он изловил его с поличным в собственном доме. А жена удрала, ну да ничего, этот голубчик за все ответит…

Убитый человек, обокраденный пастух, обманутый муж… Как говорится, улики и свидетели были налицо. Так что у нас не оставалось надежды на людскую помощь – разве только на Бога. Хотя, стыдно признаться, в ту пору я был убежден – миром правит случай, и все мы – его баловни или жертвы. Вот мы и угодили под пресловутое колесо судьбы. А господин случай непредсказуем и неумолим…

На восьмой день заключения мне приснился некий незнакомец.

– Ты думаешь, что попал сюда случайно? – сказал он. – Но вспомни свои прежние дела и мысли и ты поймешь, что оказался здесь не без вины. То же касается и остальных. Будь же благочестив и уразумей Промысл Божий.

Я хотел возразить ему. В самом деле – в чем моя вина? Я невиновен!

И тут мне вдруг вспомнилось, как давным-давно в этом самом селе я повздорил с одним крестьянином. И решил отомстить ему. Ночью я свел у него со двора корову. Заведомо зная – если она не достанется на ужин волкам, так околеет от холода. Уж не за это ли я расплачиваюсь сейчас?! Как аукнулось, так и откликнулось…

Я рассказал свой сон сокамерникам. Они призадумались. И один из них, а именно тот, которого обвиняли в убийстве (его звали Иосифом), вспомнил, что однажды на его глазах утонул человек. А он и пальцем не шевельнул, чтобы его спасти, хотя мог бы. Стало быть, жизнь того несчастного – на его совести. Так вот за что он здесь…

Другой (имя ему было Мина) признался, что в свое время его подговорили дать ложные показания против одной вдовы, с которой судились родные братья. Им хотелось лишить сестру положенной ей доли отцовского наследства. Он польстился на обещанную ими награду: в самом деле, отчего бы и не солгать, если за это ему хорошо заплатят? И вот теперь он сам оболган и ждет расплаты. Что ж, по заслугам!

Их рассказы заставили меня призадуматься. В самом деле, разве можно счесть это случайностью? Нас здесь трое, и все мы держим ответ за проступки, совершенные втайне от людей. Но не от Бога, для Которого не существует тайн. Как говорится: будь горазд-лукав, летай хоть птицей – все ж суда ты Божия не минешь[65].

На следующую ночь мне снова приснился мой таинственный обличитель:

– Завтра вы увидите настоящих виновников, – промолвил он.

Пробудившись, я был задумчив.

– Отчего ты так печален? – спросили меня Иосиф и Мина. Я рассказал им свой сон. Конечно, теперь я уже уверился, что в нашей жизни нет ничего напрасного и случайного. Да, все мы виновны. Но помилует ли нас Господь?

На другое утро нас привели на суд к градоначальнику. Он начал допрос с Иосифа и Мины. Однако был вынужден прервать его: привели еще пятерых арестованных.

Не иначе как по воле Божией, моих сокамерников отвели назад в тюрьму. А обо мне словно забыли. Так что я присутствовал при том допросе и слышал все, что говорили арестованные. И это тоже оказалось не напрасно и не случайно.

Двое из них оказались братьями той самой вдовы, которую в свое время оболгал злосчастный Мина. Поистине, мир тесен! Одному из них вменялось в вину убийство, другому – бесчестная связь с некоей замужней горожанкой. Под пыткой злодеи признались и в других тяжких преступлениях.

– Когда я жил в городе, то похаживал к одной бабенке, – заявил убийца. – Долго мы с ней миловались. Только однажды ее муж подкараулил нас. К счастью, в это время к моей зазнобе за каким-то делом пришел сосед. Она спустила меня в окно, а потом попросила его проделать с ней то же самое. Мол, хочет удрать от заимодавцев, у которых она неладно взяла денег в долг, а отдать-то пока нечем… Этот дурак и помог ей смыться, а сам попался. Как же мы над ним смеялись! Решил сделать добро, а вместо этого угодил в каталажку. Что ж, не делай добра, не получишь зла!