Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла Страница 31

Сантос со своей стороны понимал, чего не хватает ее любви, он видел также, что недостаток страсти она пытается возместить благосклонностью и уважением.

Порой Мария вдруг превращалась в капризную девочку либо подростка, каким была когда‑то, влюбленного без взаимности, но словно отравленного предубеждениями зрелого возраста и разочарованиями прояштых лет. Однако, несмотря ни па что, Мария видела в Сантосе верную опору, преданного друга и возлюбленного, который рассеял все тени и наполнил новым содерясанием ее жизнь, состоявшую прежде из накладных, хлопот по хозяйству, кино и визитов; с ним же она связывала свои мечты о детях.

За одну неделю они условились о помолвке и решили, что свадьба будет через четыре месяца. Все началось с того вечера в кафе, на пятый день их знакомства, когда он взял ее руку, а она, почувствовав одновременно неловкость и влечение к нему, сухо сказала:

— Нам это уже не к лицу: если намерения серьезные, то и действовать надо соответственно, как полоягено.

Сантос крепче уперся ногами в деревянный пол, чтобы унять дрожь в коленях, и ничего не ответил. А когда наконец заговорил, упрямо тряхнув головой и не поднимая глаз от мраморной доски стола, его едва можно было расслышать:

— Да, да, конечно, как ты скажешь: если хочешь, чтобы мы условились обо всем как можно скорее, а потом поженились, так и сделаем.

Ее знакомство с Хименесом Луной и остальной своей холостой компанией Сантос обставил по всем правилам. Он пригласил друзей в кафе «Леванте», и, когда они оба, она — в изящном платье, он — в новом пиджаке, прибыли туда, все уже были в сборе, потому что Мария слишком долго одевалась.

— Вот Хименес Луна, это Хуан Саласар, Эль Авила, Антолинес, его брат Антонио, — представлял приятелей Сантос.

Мария протягивала руку, робко наклоняя голову. Им отвели почетное место в центре плюшевого дивана. Пока все усаживались, гремя стульями, Мария завела оживленный разговор с Антонио Антолинесом, очень красивым юношей, и с Саласаром. Она перескакивала с одной темы на другую и все время улыбалась. Изредка бросая взгляд на Сантоса, Мария замечала, что он страдает, и на какое‑то время принимала серьезный и виноватый вид, как девочка, которую перед банкетом учили, как себя держать, а она все позабыла. Но очень скоро Мария снова заговаривала с Антонио Антолинесом или Саласаром так, что и Антонио стал тревожиться, поглядывая на жениха, да и все остальные чувствовали себя неловко от создавшегося положения и непривычного для них присутствия порядочной женщины.

Когда они вышли и распрощались со всеми, Сантос повел ее домой, крепко сжав руку Марии. Он шумно дышал, а потом вдруг разразился язвительными упреками:

— В следующий раз проделывай рто с кем‑нибудь другим, а надо мной еще никто так не шутил.

— О чем ты говоришь? — Мария притворилась удивленной, хотя все прекрасно понимала и приготовилась к защите.

— О том, что если ты еще раз вздумаешь выкинуть такое, то не увидишь меня как своих ушей. Ты просто плохо воспитана.

Мария вдруг рассердилась и выпалила:

— Со своими грузовиками ты совсем голову потерял. Наверное, когда ты был тореро, ты больше был похож…

— На кого?

— На мужчину.

Сантос выпустил ее руку, повернулся и зашагал в сторону улицы Карретас. Потом тетка гладила ее по волосам, а Мария плакала, положив голову на стол: «Зачем я это ему сказала, зачем?..» Набросив на плечи пальто, она побежала в кафе Регуло.

— Нет, сегодня они не приходили, — ответил Регуло, осматривая ее с ног до головы.

Опустив голову, Мария медленно побрела домой по людным вечерним улицам. Почти одновременно атаковав ее с двух сторон, какой‑то мальчишка и мужчина шепнули ей что‑то; потом она столкнулась с супружеской парой, и пальто съехало у нее с плеча, открыв полную белую рукут, складку возле подмышки и обтянутую черным высокую крепкую грудь. Перекинув пальто через Руку, Мария шла, привлекая взгляды мужчин, и от этого чувствовала себя еще более одинокой. «Я хуже собаки, хуже собаки, зачем я это сказала, дура, зачем вообще расстроила его?» У дверей своего дома Мария увидела Сантоса. Спокойно и твердо смотрел он, как она приближается; кровь отлила от щек Марии. Сантос сделал шаг ей навстречу, но смотрел теперь куда‑то в конец улицы. На Пласа Майор слышались беготня и крики детей, совсем близко раздался резкий свисток полицейского, иглой вонзившийся в вечернюю тишину, в дальнем баре начали зажигать огни.

— Я пришел, чтобы покончить с этим, ничего у нас не выйдет. Возвращаю тебе твою фотографию, а ты верни мои, — Он поднес руку к карману.

— Хорошо, — с трудом произнесла она. И вдруг расплакалась. — Прости меня, прости. Я хотела знать, как ты себя поведешь.

— Да неужели?

— Клянусь тебе.

— Ну, знаешь…

Видя, что Сантос колеблется, она воспрянула духом:

— Уж и пошутить нельзя…

— Хорошенькие шутки! — снова вскипел он. — Ты еще слишком мало знаешь меня. Так что поосторожнее, а лучше найди себе кого‑нибудь другого. Я ни о ком плакать не стану. Мне сорок шесть, дорогая.

— Но…

— Так что имей в виду…

— Почему бы тебе не зайти на минутку? — Мария умоляюще смотрела на Сантоса. — Я сварю кофе. Пойдем!

Они поднялись. Мария была недовольна собой, а как держался Сантос, ей понравилось. Он был мужчина. Настоящий мужчина и любил ее.

Но совсем незадолго до свадьбы, когда все необходимые документы были оформлены и сделано оглашение, Сантос снова стал казаться ей (и она с этим ничего не могла поделать, хотя уже устала от борьбы с собой) лишь маленьким, добрым человеком, добрым и сдержанным, погруженным в свои дела да воспоминания о том времени, когда семь прыжков — шесть, пять, четыре, три, два, вот он, бык, есть! — возвращали его к жизни и он мчался, преследуемый рогами. Мария уже не понимала, что же ей нравится в Сантосе и что отталкивает; в юные и зрелые годы у нее сложился идеал мужчины, и Мария невольно отождествляла его с Сантосом, хотя тот не соответствовал этому идеалу ни фигурой, ни разговором, ни положением, словом, ничем и ни в чем. Она долго ждала, и сейчас он был здесь, перед ней, чтобы вознаградить это ожидание. Мария с нежностью и беспокойством думала о совместной жизни, которая представлялась ей смутно, но всегда в виде одной и той же сцены: тонкая сорочка, шелковое одеяло, полумрак, рядом мужчина, и от этого первого раза зависит, понравится он тебе или нет. Но этого она еще не знала. И вдруг, охваченная раскаянием либо досадой на себя, она брала Сантоса за руку, как бы спрашивая у него, а Сантоса переполняло счастье, немного отдающее печалью.

Они уже наметили маршрут свадебного путешествия: Сеговия, Авила, Саламанка, Бургос, а под конец Сантандер. Они прогуляются по Сардинеро, если будет хорошая погода, а потом вернутся в Мадрид. И всюду будут вести себя, как молодожены, ведь она еще не старая.

— Разве я старая?

— Что ты, глупышка! Сантандер — прекрасное место, — отвечал он.

— Тогда будем ходить танцевать.

— Обязательно. Сантандер мне нравится, там такие пляжи…

— А мы пойдем на танцы.

В церкви Сан — Висенте был только Авила, а вечером на званый обед в ресторан «Бомбилья» у реки пришли Саласар и Хименес Луна. Со стороны Марии было много гостей, потому что Сантос пригласил лишь шестерых. Во время венчания и потом Мария казалась очень красивой со своей высокой грудью и покорными глазами. Сантос же был серьезен и печален, хотя на званом обеде обнимал гостей за плечи, с важной любезностью предлагая сигары. Мария выпила несколько рюмочек и уже ни о чем не думала, ей хотелось только, чтобы обед длился как можно дольше. Марии было хорошо, словно девочке, которой дали немного вина, а потом вдруг исполнили самое заветное ее желание на глазах у всех, и она ни от кого не собиралась скрывать свое счастье. Танцы открыли жених и невеста; Мария не прижималась к нему и смотрела в сторону, хотя была полна любви, а он был печален, почти мрачен, что выглядело немного смешным в такой момент. Но танго кончилось, Сантос тоже улыбнулся и, откинувшись назад, бросил через головы танцующих пачку «честерфилд» прямо на стол, за которым сидел Хименес Луна.

Поезд отошел в пять и в Сеговии был в восемь, так что им как раз осталось время, чтобы переодеться, поужинать и подняться к себе. Второй по величине отель города, очень комфортабельный, был почти пуст. К ужину они едва прикоснулись, разговаривали мало и лишь изредка взглядывали друг на друга. Когда подали десерт, за окнами совсем стемнело, только горный хребет еще кое — где освещало солнце. Ужин подходил к концу, скоро надо будет идти к себе, а Мария бледнела все больше и все чаще умолкала. После кофе она, чтобы побороть смущение, выпила четыре рюмки коньяку; он тоже, повторяя: «Что ж, такое не каждый вечер бывает, еще рюмочку». Никто в ресторане, — ни официанты, ни четверо дельцов, ужинавших неподалеку от них, ни пожилая супружеская чета, сидевшая напротив, — не подозревал, что они молодожены. Сантос чувствовал, что Мария нервничает все сильнее.