Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман Страница 33

– Через «и» с точкой?

– Да. Отсюда такие выражения как «на миру и смерть красна», «с миру по нитки», и тому подобное. И этот «мир» ограничивался самыми дальними землями, какие община может вспахивать в течение дня. Каждый такой мир обладал огромной автономией – либо формальной, либо неформальной – и даже имел право на самооборону. Ubi bene, ibi patria. Разумеется, эти миры как единицы самоуправления всегда представляли опасность для централизованной империи. Государство всегда с ними боролось, но победить смогло только ближе к двадцатому веку и не без помощи языка. Реформы Витте и Столыпина по облегченному выходу из общины и введения права частной собственности на землю стали самой удачной операцией против общины. Они ее окончательно подорвали. Помочь стереть ее из истории им помог новый инструмент – возможность выкинуть слово «мир» через «и» с точкой через реформу языка, ибо silentium est aurum. Мир с тех пор означает ойкумену – неведомую и абсурдную бесконечность, то, что означало слово «мир», превратилось в безликое «община», под которое подпадает все, что угодно, включая колхоз, который никакой автономии не имеет вообще. И родина – она тоже превратилась из узколокального ландшафта в анонимную протяженность всей страны, которая неожиданно вся стала для каждого родина. Что чушь полнейшая и с исторической, и с онтологической точки зрения. Но очень удобная в управлении людьми, потому что некоторым не хватает возможностей выйти за пределы понятия «родина» и отказаться за нее умирать.

– И что это может означать? – уточнил Федор. – Они не могут действовать по указке правительства. Не думаю, что у правительства есть такая цель – устроить в стране бардак. Это только мой брат думает, что кругом масоны, и что министров хлебом не корми – дай над собственным гражданами поиздеваться. Явно группа действует против интересов большинства. Но почему тогда им такое позволяют? Почему эти ограничения, о которых вы говорите, сомнут меня, а их не тронут?

– Не уверен, что в правительстве вообще есть кто-то, кто понимает то, о чем мы говорим, – рассмеялся Горчаков. – Нет, они все – части одного механизма, который вращает жернова истории. Им не надо приходить в сознание, чтобы чинить вам лично какие-то препятствия. Даже больше скажу, vice versa, они не знают вас, и никогда не узнают. Когда вы начали стучаться во все двери, не понимая, как работает система, вы привлекли слишком много внимания, и теперь вся система настраивается так, чтобы исключить из нее все ваши усилия. Они делают то же самое. Но они в тени, а вы – на свету. И сейчас, когда сядете за стол, вас увидит вся страна.

– Думаете, они захотят от меня избавиться?

– От вас избавятся не они. От вас избавится механизм. Если кто-то и причинит вам вред, то это будет последний мент или последний алкаш, который даже не поймет что натворил.

Вскоре в дверь постучали, а потом и открыли. Это была та самая женщина, с которой Аркадий Борисович вышел из редакторской в прошлый раз. Планшетный компьютер в ее руках сверкал различными цветами, словно она не работала, а играла в какую-то аркадную игру, но в глазах отражалась нервозность и напряжение.

– Вас повсюду ищут, Федор Александрович! Что это такое? – возмутилась она.

Стрельцов поднялся со своего табурета у монтажного стола и направился за ней следом в зал для пресс-конференций, оставив Горчакова в помещении одного.

В коридоре оставалось только двое политологов – мужчина и женщина – о которых говорил Горчаков, да один представитель партии КПЦ, но не «младоцентренок», а гораздо серьезнее и опытнее. Журналистов уже попросили пройти в зал, и их веселые шутки и гул доносившиеся оттуда, нисколько не успокаивали взвинченного Стрельцова.

Федор быстро растерял всю уверенность в своих силах, пока шел от редакторской до конференц-зала. Сразу вспомнились и страх выступать перед аудиториями, даже скромными, в пять-шесть человек, вывалились из головы все заготовленные фразы, никак не приходило то, с чего следовало бы начать свое выступление, а руки охватил легкий тремор, который Федор иногда видел у Ивана после ночных запоев с друзьями.

Помещение вмещало около пятидесяти посадочных мест, но заполненными оказались чуть меньше половины. На первых рядах и вокруг прохода между двумя рядами разместилась основная масса журналистов – видимо, кто поопытнее и посмелее. Подальше – в основном студенты и практиканты одного с Федором возраста. Во главе всего – большой стол, выполненный, как и стойка ресепшн, в виде логотипа информагентства, на ней – пять или шесть микрофонов, расставленных вперемешку с бутылками негазированной воды. Позади – большой щит, на котором размещались название агентства и его адрес в Интернете.

– Прошу, проходите. – Редактор указала жестом на места для выступающих.

Федор нашел свое место, напротив которого красовалась табличка с его именем. Другие заняли свои места, а редактор – сбоку от стола, на специальном месте.

Несколько секунд она сверялась с планом выступления, а потом включила микрофон и нарочито кашлянула, как часто делают перед выступлением.

– Добрый день, дамы и господа, – произнесла она уже другим, более деловым голосом. – Перед выборами кандидаты очень часто применяют так называемые «грязные» технологии, выступают с различными сомнительными предложениями и пользуются услугами PR-агентств с дурной репутацией. Гражданские активисты, изучая архивы Интернета, нередко находят на них компромат, порочащие высказывания и фотографии. Каждый раз выборы превращаются в битву компроматов, и каждый раз звучат заявления, что это были самые грязные выборы за всю историю нашей страны. Сегодня мы обсуждаем тему «Выборы и честность». Есть ли перспективы на честные выборы после ухода Дракона? Может ли кандидат быть честным, и всегда ли на него найдется компромат? Кандидаты: марионетки или личности? Кто дергает за нитки? Все эти вопросы мы обсудим с нашими гостями, политиками, экспертами, гражданскими активистами.

Сперва их представили по статусу, Федора назвали последним, сделав ошибку в отчестве. Нарекли активистом благотворительных проектов, что совсем, на взгляд Стрельцова, не соответствовало теме пресс-конференции и выглядело нелепо. Но никто не обратил на это внимания. Потом начались выступления.

Первым слово взял самый статный, седой политолог. Конечно же он не являлся никаким политологом, просто имел свое мнение о политике, а сам преподавал в одном из крупнейших вузов страны политическую историю Отечества. То, что сам он влез не в свою шкуру и прекрасно это понимал, Федор догадался по той еле заметной улыбки, которая появлялась на его губах, лишь только его называли политологом.

Выступал он много и содержательно, используя много специальных слов. Рядом с его словарным запасом те одиннадцать фраз Горчакова, что позволяли Федору сидеть за этим столом с этими людьми, выглядели младенческим бормотанием. Его сосед же использовал все богатство языка для того, чтобы убедить остальных, что он в этой теме свой, и что ничем другим свою компетенцию ему доказывать не надо.

Сперва он начал рассуждать о выборах, что наступает новый электоральный цикл, и что теперь все станет по-новому. Больше свободы он не обещал, но то, что будет передел собственности и заказных убийств, подчеркнул отдельно. После он поделился предположениями, что партия КПЦ, которая до сих пор исправно обслуживала интересы Дракона, уже будет не нужна, на улицах власть в свои руки возьмет протестное движение, которое возглавит какой-нибудь Никита Воротилов – с либеральными взглядами и подозрительной сексуальной ориентацией, появится какой-нибудь охранитель наследия Дракона, но он будет слаб и невнушителен, и быстро растратит все материальные и идейные активы Дракона, проиграв демократической оппозиции в стратегической борьбе за власть в государстве.

Следом выступала женщина. Ее Федор узнал сразу, так как она не сходила с экранов телевизоров за все время выборов. Представили женщину как директора гражданского комитета «Наблюдатель», но для верности добавили, что она к тому же тоже – политолог.

Ее тема выступления касалась грязных технологий. Стрельцов никогда не слышал о таких формах накрутки голосов за того или иного избирателя. И если бы не постоянные возгласы в духе: «Да как же народ будет верить после этого Дракону?!» – можно сказать, что оно получилось содержательным.

Третьим взял слово человек из КПЦ. Первым делом он начал критиковать и первого, и второго выступающего, обвиняя их то в продажности, то в необразованности, то в некомпетентности, то в получении денег от Запада. Иногда переходил на крепкие выражения, хотя и в рамках приличия. На его табличке красовалась гордая фамилия «Зубцов». Это Олег Арсентьевич, сын председателя правления партии КПЦ, также член ее правления, как и его младший брат и сестра, и возможный преемник.