Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение Страница 33

— В час добрый! — сказал он.

На улице, несмотря на мороз, у Хольта по телу разлилось приятное тепло. Огни города стали ярче, он чувствовал развязность, удаль и такую беззаботность, какой давно не испытывал.

Девушки дожидались на вокзале под часами. Хеннинг снял шляпу, преувеличенно низко поклонился и поцеловал блондинке руку, та захихикала.

— Но, фрейлейн… — паясничал Хеннинг.

Рядом с пышной блондинкой стояла подруга, ростом ниже ее на полголовы. Хольт, ни слова на говоря, повернул ее к свету. Маленькая, изящная фигурка, из-под платочка выбились темные пряди волос. Лицо совсем юное, с зелено-серыми глазами и вздернутым носиком. Под бесцеремонным взглядом Хольта девушка растянула тонкие губы в улыбку, смахнувшую на какой-то миг отпечаток порока с ее лица.

— Так это, значит, Зигрид, — сказал он. — Будем говорить друг другу «ты» или «вы»?

Они шли к машине. Хеннинг обернулся к Хольту:

— Но-но! «Ты» нам еще пригодится как предлог в свое время…

— То есть как в свое время? — перебил Хольт.

То ли ему захотелось поразить Хеннинга, то ли коньяк придал ему смелости, но он взял Зигрид за плечи — она, закинув голову, подыграла ему — и поцеловал ее в губы.

— Черт побери! — воскликнул Хеннинг. — Клянусь, фрейлейн, я на такое никогда бы не осмелился!

Хольт все еще прижимал к себе Зигрид; ее податливость волновала его. Наконец он ее отпустил.

— Стало быть на «ты», — заключил он.

Она наклонила головку набок и, сделав книксен, сказала:

— Как повелишь, — и при этом лукаво прищурила один глаз.

— Надо думать, мне сегодня скучать не придется! — сказал Хольт.

В машине Хеннинг спросил:

— Что же мы предпримем?

— Поехали на Репербан,[14] — предложила блондинка.

— Но, милая фрейлейн! — восклинул Хеннинг и грубо подтолкнул ее локтем в бок. — Мы же не какие-нибудь провинциалы!

Хольт втихомолку посмеивался. Он немножко злорадствовал. Прогадал Хеннинг со своей блондинкой, думал он. Хеннинг повел машину в сторону Альтоны.

Они зашли в кабачок. И здесь было полно военных из оккупационных войск, но не офицеров, а рядовых. Блондинка скинула пальто и оказалась в платье из тафты с глубоким вырезом между пышными грудями. Хеннинг, заглянув за вырез, сказал:

— Интересно! — и подозвал кельнера.

Кельнер угодливо изогнулся.

— Давно не изволили к нам заходить.

— Шотландское еще осталось? — осведомился Хеннинг. — Вот и дайте его. И четыре порции копченого мяса по-гамбургски.

Кельнер принес бутылку и откупорил ее тут же у стола. Это было настоящее шотландское виски. Хеннинг тотчас налил себе и блондинке и передал бутылку Хольту. Зигрид, обвив рукой шею Хольта, шепнула ему на ухо:

— Тебе незачем меня подпаивать!

Себе Хеннинг налил изрядно, а блондинке наполнил до краев большую рюмку, вложил ей в руку и сказал:

— В час добрый!

Блондинка пригубила, но Хеннинг схватил ее за кисть и насильно заставил выпить до дна. Она поперхнулась, закашлялась, стала хихикать. Лицо у нее покраснело, разгорячилось. А Хеннинг снова налил ей полную рюмку.

Хольт и Зигрид тоже пили. Когда кельнер принес дымящееся мясо, бутылка уже была пуста. Хеннинг уплатил по счету. Сразу же затем они покинули кабачок.

Хеннинг долго петлял по темным улицам; виски, казалось, на него совсем не подействовало. Зато у Хольта всякая связанность исчезла, и он всю дорогу целовался со сговорчивой Зигрид, пока Хеннинг наконец не остановил свой «мерседес» и не вышел молча из машины. Остальные последовали за ним.

В баре было так сумрачно и накурено, что едва можно было различить парочки в нишах. Хеннинг пересек зал, подошел к стойке, обменялся несколькими словами с буфетчиком и удовлетворенно кивнул. Помахал остальным, чтобы шли за ним. Они поднялись по лестнице. Блондинка шаталась. Хольт за руку тащил Зигрид. Коридор, двустворчатая дверь.

Комната большая и жарко натопленная. На полу — прохудившийся ковер. Обстановка состояла из старомодной кровати, кушетки, низенького столика и двух кресел. Возле кровати горел ночник. Зигрид пристроилась на кушетке, подобрав под себя ноги. Блондинка рухнула в кресло; она была пьяна.

В дверь постучали. Кельнер в потертом фраке расставил на столике бутылки, коньячные рюмки и бокалы для шампанского. Хеннинг сунул ему пачку кредиток и запер за ним дверь. Блондинка хихикнула. Хольт подсел к Зигрид, она тем временем растянулась на кушетке. А Хеннинг, расставив ноги, стоял у столика. Он все же сильно охмелел; темные волосы свисали на лоб, галстук съехал на сторону, но Хеннинг не качался. Откупорив бутылку коньяку, он налил всем по полному бокалу для шампанского и одним духом опорожнил свой. Снова наполнил себе и, указывая пальцем на блондинку, как бы в свое оправдание, пояснил Хольту:

— Чтобы скрасить фрейлейн, надо быть в надлежащем градусе! — И снова залпом выпил. — Так! — сказал он. — В час добрый! — и поглядел на блондинку. — Почему не пьешь? — Приподнял ее, обхватив за бедра, вылил ей в рот коньяк и отпустил. Блондинка соскользнула в кресло.

Глядя на Хеннинга, Хольту вдруг стало страшно. Он поспешно проглотил свой коньяк и наконец хмель туманной пеленой застлал ему глаза; сквозь эту пелену он видел растянувшуюся на кушетке Зигрид, смутно видел, как Хеннинг скинул с себя пиджак, жилет, развязал галстук, расстегнул ворот сорочки. Хеннинг снова стащил с кресла безвольную блондинку и, наклонившись над ней, уже еле ворочая языком, с невероятным цинизмом промямлил:

— Фрейлейн имела любезность меня возбудить… Так не будет ли фрейлейн добра… — И с этими словами бросил ее на кровать. Тыльной стороной руки отер лоб. — Дерьмо! Кусок дерьма!..

Зигрид, приподнявшись с кушетки, обвила Хольта руками, но он еще раз оторвался от нее и, когда хмельная волна вновь накрыла его, схватил пустую бутылку и швырнул в ночник; грохот, звон разбитого стекла, и комната погрузилась в темноту.

Двое суток Хольт никак не мог избавиться от тоски и мути в голове и желудке. Он пытался читать, но тут же его одолевало раздумье. Он вышел из дому и, вдыхая чистый морозный воздух, побрел через Харбургские холмы; к вечеру он уже шагал по болоту Машен с его курганами, и ему стало полегче. На курганах лежал глубокий снег.

Сцену в комнате для свиданий Хольт помнил смутно, за ночь он успел напиться до бесчувствия. Как ни тягостно все это было, он не занимался самобичеванием, а трезво, не оправдываясь, пробовал разобраться в себе. Не злился он и на Хеннинга — ведь проще всего свалить вину на другого. Вправе ли он упрекать Хеннинга, когда сам ничуть его не лучше? Да он все время старался от него не отстать. Угнетало не то, что он напился, развратничал, — это Хольта не слишком трогало. Угнетало сознание, что его опять несет по течению. Мехтильда или Зигрид, танцевальный зал Неймана или гамбургские кабачки — все одно и то же. Не обманывай себя, говорил Хольт, ты катишься под гору. Где они, твои благие намерения?

На обратном пути в Виденталь он не обращал внимания ни на пламенеющий закат, ни на своеобразную красоту заболоченной равнины. Он шел, понурив голову, руки в карманах, и только снег поскрипывал у него под ногами. Издалека все яснее и четче вырисовывался перед ним путь, на котором он там, у отца, сам не зная почему, потерпел крушение. Пытался он окинуть взглядом и другой путь, путь, по которому ему предстояло идти здесь и в который он, собственно, никогда по-настоящему не верил.

Там потерпел крушение, здесь его несет, как щепку. Может, он попал на ошибочный путь, может, опять заплутался? Тогда надо понять ошибку. И он решил: на этот раз он избежит ее вовремя, пока не поздно, на этот раз не впадет в отчаяние и тупую покорность. Разве не лежит у него в кармане письмо Уты? «Приезжай сюда, сейчас или позже, на короткое время или надолго, как захочешь…» Сейчас или позже, подумал Хольт, но только не слишком поздно, а тогда уж лучше немедля! «Я живу одна, решила держаться подальше от людей…» Хольт вспомнил Блома. Держаться подальше от людей, подумал он снова, нет, его не устраивало смиренное существование в страхе божьем, как наставляла его сестра Мария, его куда больше притягивала мысль уйти от людей и жить своей жизнью, похоронив честолюбивые мечты и всякое тщеславие. Разве не потерпел он крушение именно с людьми, со Шнайдерайтом, с Гундель, разве не наталкивался постоянно на отчужденность и враждебность? Уйти от людей не значит ли уйти и от судьбы? Жизнь вдали от людей представлялась ему гармоничной и послушной всем его желаниям.

Он прибавил шагу, он уже почти решил. Лесная сторожка у озера, это должно быть в каком-нибудь уединенном месте в горах, вдали от города. Хольт рисовал себе идиллическую картину. И только возле дома, сбивая в саду снег с башмаков, он вернулся к действительности. В холле Бригитта приняла у него пальто. Заглянув в кухню, Хольт увидел, что там хлопочет какая-то пожилая женщина.