Алексей Егоренков - Земля точка небо Страница 33

27 февраля 2004 года

А потом, без малейшего повода или намека, это случилось. Уже поздно было для новогодних подарков и слишком рано для весеннего пробуждения. Зима тянулась как тяжелая болезнь — окна дрожали от мокрого февральского ветра. По обе стороны Ленинградского тлели высокие сугробы с коркой ноздреватой грязи. Неподходящее время для хороших новостей — и всё-таки, после обеда позвонил Максим, и по его гордым намекам и нежеланию отвечать внятно Лиза поняла: на студии происходит что-то важное. Целый час она варила кофе, курила и гуляла: в спальню, поваляться на кровати, на кухню, заново наполнить чашку и прополоскать рот; даже вышла было на крышу, но быстро сдалась, не в силах выстоять под колким снегом. Наконец мобильник очнулся, и это снова был Макс.

— Ну? — выдохнула Лиза, едва сняв трубку. — Ну, что?

— Пока ничего конкретного…

— Я тебя убью!

— Да подожди, я составляю бюджет…

— Ты? Тебе разрешили?

— А кто еще… короче, мне нужно знать, за какую сумму ты возьмешься вести…

— Да хоть бесплатно!

— Тьфу, да само собой, ты ответь — полторы тысячи хватит?

— Конечно.

— Ну и ладно, — Максим явно собрался повесить трубку.

— Эй! Подожди! — крикнула Лиза.

— Что?

— Ну что! Ну расскажи же, что! — она едва могла устоять на месте.

— Пока еще рано…

— Нет, я точно тебя убью! — перебила Лиза. Ее зачем-то понесло на кухню. — Скажи, они взяли нашу идею?

— Ра-но, — мученически отозвался Макс. — Рано о чем-то говорить. Я перезвоню. И снова бросил ее одну, в еще большем нетерпении. Через два с половиной часа, когда Лиза в отчаянии ушла принимать ванну, опять раздался звонок. Пришлось наспех завернуться в полотенце и бежать в холодную гостиную. Чуть не вытянувшись на скользком паркете, ежась от сквозняка, Лиза схватила трубку, но звонил не Максим. Это была ее мама.

— Алло, мам?

— Привет. Ну, как твои дела в Москве? Хорошо?

— Хорошо…

— Дочка, я звоню сказать, ты там будь осторожнее. В новостях передавали, участились случаи…

— Мам, всё в порядке, — Лиза не успела как следует вытереться, и теперь остывшая вода капала с ее волос на плечи и струйками пробиралась между лопаток.

— Как у тебя с работой, ты сейчас еще снимаешься? Показывала твою программу Вальке и Славе, им очень понравилось. А я говорю — вы можете себе представить…

— Да? Классно, — сказала Лиза, которой было совсем безразлично, что думают Валька и Слава. Ее сейчас больше заботил холод и отсыревшее полотенце.

— Звонила твоя хозяйка, спрашивала, будешь ли ты в этом году снимать комнату.

— Не буду, — сказала Лиза.

— Вот и хорошо, не будешь где попало ночевать. Ты сейчас тепло одеваешься?

— Да, — сказала Лиза.

— Не забывай, когда уходишь из дома — закрой все двери и окна, выключи обогреватель. У тебя плитка или газ?

— Мам, — сказала Лиза. — У меня ванна стоит полная.

— Через край не течет?

— Мам. Мне надо идти.

— Ну хорошо. Передавай Диме привет, он хороший, порядочный мальчик.

— Ладно, пока.

— Хорошо. Целую.

— Пока. И я тебя.

— Ну пока.

— Пока. Лиза облегченно захлопнула трубку, бросила ее на столик и пошлепала в нагретую паром ванную. Бросив полотенце на пол и шагнув в пока еще теплую воду, Лиза подумала: «Скорей бы. Только бы всё получилось. Боже, хоть раз, только бы всё получилось». Но от Макса не было вестей до самого вечера.

27 февраля 2004 года

Они понятия не имели, откуда взялся Максим, но поручили ему бюджет. Худой помощник не мог запомнить его имени, но тем не менее с утра Макс торчал у экрана, расставляя наугад цифры и глядя, как растет общая сумма: десятки, сотни тысяч долларов. Его слегка мутило, видно, с похмелья, но больше Максим не чувствовал ничего.

Миром, думал Макс, управляют безымянные люди. Они сидят в офисах и наугад заполняют таблицы, потому что настоящие хозяева для этого слишком неуверены и пугливы. И Максим с удовольствием поменялся бы с ними местами. Глупо. Как обычно, всё развивалось очень глупо.

— Господа, — Члеянц начал совещание, постучав о гулкую столешницу толстой стопкой бумаги. — У нас на дворе как бы новый год, и нам, как всегда, очень нужны идеи. Прогресс не стоит на месте, наши конкуренты тоже… В этот момент стоявшие позади Макса люди с какой-то стати засмеялись и захлопали.

— Первое, игровые шоу, как вы знаете, это беспроигрышный вариант. К сожалению, пока у нас есть разве что «Животные»… Снова хохот и аплодисменты.

— Да, господа, не смейтесь, и притом окно в вещании, например…

— Я давал идею игрового шоу. Смешки утихли, и все собравшиеся оглянулись на Максима.

— Простите? Э-э… Павел? — Члеянц высоко задрал подбородок и указал стопкой бумаги куда-то в сторону Макса.

— Максим, — ответил Макс, пытаясь убрать недовольство из голоса.

— Да-да, мы вас слушаем, — помощник директора мелко кивнул.

— Я, — сказал Максим. Вдруг он понял, что впервые открыл рот на совещании, где обычно говорил только Члеянц, и внимание Макса тут же рассеялось между десятками чужих глаз. Он знал едва треть собравшихся.

— Идея, которую я давал… То есть, я давал идею шоу, которое… Нет, не шоу, а идея, которая… Мать вашу, да что это была за идея? Он увяз.

— Не вы ли, — помощник вытянул руку. — Не вы ли предлагали шоу взрослых клоунов?

— Нет! — выдохнул Максим. — Не это, а психологическое…

— А, страхи и желания, — обрадовался незнакомый тип, стоявший рядом.

— Да!

— Да? Секунду, — Члеянц поморщил высокий лоб. — Ведь нам нужны игровые. А это, мне помнится, было ток-шоу?

— Нет, — ответил Макс.

— Нет?

— Нет! — подтвердил незнакомый тип. И теперь, спустя восемь часов бумажной работы, Максим стоял в кабинете Бергалиевой. Директриса отдыхала в ребристом кресле и вязала титановыми спицами что-то сложное, а перед ней по кожаной столешнице вереницей стелились его документы: концепция «Страхов и желаний», бюджет на первый съемочный месяц, оценка по рискам и аудитории.

— Не поняла, какие-то люди приходят у тебя в студию, и что?

— Не просто люди, а люди с улицы, — поправил Макс. — Любой может стать гостем. Никто не уходит просто так. Это и реклама, и стопроцентная экономия на актерах.

— Будут сидеть отмороженные, — констатировала Бергалиева. — И что потом? Какой-то психоанализ?

— Нет, это раньше, — Максим до сих пор не определился, как обращаться к ней, поэтому держался безличной формы. — Сначала, перед записью, мы прогоним их через простые тесты, по сути…

— Вот именно, давай по сути, — директор кивнула, не поднимая глаз от вязания.

— Мы выясняем, о чем они мечтают и чего боятся.

— Мечтают попасть в ящик, боятся — что не возьмут. Дальше. Максим дернулся.

— Нет-нет! Вы… Ты не видишь главной идеи, — решился он. — Мы берем тайные страхи и желания. Глубинные. Основной инстинкт.

— Потрахаться, что ли? — отозвалась Бергалиева. Ее помощник вежливо хихикнул.

— Да! — не сдался Макс. — И потрахаться, и что угодно. Главное, чтоб эти страхи и желания оказались более-менее реальны. Мы покажем фрагменты самих тестов, графики, таблицы. Максим провел рукой над столом, едва не сбросив на пол вязание.

— А потом, — он принял театральную позу. — Мы осуществляем их. Либо самые глубинные страхи, либо…

— Не старайся меня впечатлить… как тебя там? — Бергалиева покосилась на Члеянца, но тот не заметил ее взгляд. — Тебя не это должно заботить. Она постучала спицей по распечатке.

— Я назначу тебя сопродюсером, и если то, что ты говоришь, разойдется с цифрой здесь внизу, я позабочусь, что всё дерьмо будешь разгребать ты и эта ведущая, кто там она? — директор снова глянула на помощника, который теперь был наготове.

— Элиза Фрейд?

— Фрейд, — подтвердила Бергалиева. — Если программа обвалится, это имя полетит вслед за ней. Возражений нет? Максим кивнул, не в силах разобрать ни слова. Ему хотелось в туалет и в душ. А после выспаться и перекусить. Тогда, впервые за годы, он смог бы заявить, что счастлив. Но сначала нужно было обрадовать Лизу. И признаться ей кое в чем.

15 марта 2004 года

Макс выбрал день, когда принес ей контракт и первые шаблоны сценариев. Он был идиотом год назад, когда считал, что влюблен безнадежно.

Нет, любовь наступила лишь теперь. Не то жгучее тепло, которое заставляло его строить планы, не изнурительный зуд, который мешал ему заснуть и вынуждал по два часа в день пропадать в офисном туалете. Дома, в студии, в разных кафе, где они пережидали вечерний ураган пассажиров, всякий раз, когда Лиза была рядом, это чувство преображалось — не росло и не гасло, а слегка меняло форму. Как мост без перил, думал он. Не сойти и не развернуться, и ни малейшего понятия — есть ли на том конце берег. Но приходилось идти, чтобы держать равновесие.