Дмитрий Руденко - Станция Университет Страница 34

— Ребята! — Катя перевела дыхание. — Какие вы… молодцы! Спасибо, что вы машинки не тронули!

Резким движением встревоженной птицы сбросив одеяло, рванулась с дивана разбуженная Гольданская.

— Ну мы же сюда не в машинки играть приехали! — прохрипела она и, недовольная, умчалась в ванную.

Катя хлопала ресницами, как первоклассница. Я потерял дар речи. Лаврентьев спрятался под одеяло, лежа на полу. Остапишин, морща лоб и закусив верхнюю губу, соображал, как выйти из положения, Лишь Калиша беззастенчиво продолжал храпеть в соседней комнате.

— Ребята, — Катя стойко держала удар. — Ребята! Давайте я вам завтрак сделаю! Яичницу будете?

— Будем, Катюх! Конечно, будем! — как ни в чем не бывало подхватил Остапишин. — Я помогу! Томатики есть? Лучок? Огурчики? Я порежу.

Сделав хорошую мину, все дружными усилиями спасли положение. Когда все расходились, Катя повернулась ко мне: «А ты тоже уходишь?». И я остался…

Баба Лена

В один из последних зимних дней на катке, залитом перед легкоатлетическим манежем МГУ, группа студентов занималась «коньками». Среди них был Лаврик, но даже для него — чемпиона МГУ по хоккею — не было исключений, наоборот, он должен был подавать пример. Урок вела суровая баба Лена, маленькая старушенция, лет семидесяти-восьмидесяти, с ярко-оранжевыми кудряшками. Одета она была в синий шерстяной тренировочный костюмчик эпохи советских физкультурников и шапочку-конькобежку с остреньким мефистофельским выступом надо лбом, застегивавшуюся под подбородком на пуговку.

Баба Лена, как и Николсон, была легендой МГУ. В молодости ей светил паралич, но баба Лена переборола недуг, а во время войны ездила на передовую давать концерты бойцам Красной Армии. А потом она пятьдесят лет преподавала в университете и ни разу в жизни не пила, не курила и не занималась глупостями с мужчинами, поэтому фигура у нее была прекрасная — сзади пионерка, спереди — пенсионерка. Рассказывали, что один студент польстился сзади на ее изящную фигурку, так она его потом чуть до инфаркта не довела.

Занималась строгая баба Лена с особо ослабленными — спец-группой «Здоровье», в которую часто попадали прогульщики физкультуры. Лаврик был в их числе. А вела она уроки так, что мало не показалось бы даже мастеру спорта. Мучила немилосердно, превращая зачастую занятия в шоу, за которыми с радостью наблюдали прохожие, среди которых время от времени оказывался и я.

Легенда МГУ Елена Борисовна Гуревич, или баба Лена: «Настоящий журналист должен уметь садиться на шпагат!»

В тот день студенты, среди которых ростом и мрачностью выделялся Лаврик, понуро стояли в линейку и громко, вместе с бабой Леной, кричали: «Рубка, рубка, рубка, стоп!», топая лезвиями коньков по льду Так они учились кататься! К концу занятия несчастные перешли от упражнения «рубка» к более продвинутой композиции. Теперь вся компания громко пела: «Веселей, моряк, делай так, делай так!»… Однажды 80-летнюю бабу Лену отважились попросить уйти на пенсию, дать дорогу молодым. В ответ она пришла к заведующему кафедрой физкультуры и села на шпагат: «Если кто-нибудь еще с кафедры физвоспитания так сможет — уйду».

Я дождался Женю, и, обсуждая на ходу технику фигурного катания, мы помчали на торжественное открытие галереи Людмилы Евгеньевны, мамы Остапишина. Галерея «Ласта» (аббревиатура из первых букв имен всей семьи Остапишиных — Людмила, Алексей, Станислав, Александр) расположилась в старинном особняке XVIII века на улице Чехова, дверь в дверь с «Лигой трезвости», куда съезжались кодироваться алкоголики всей страны, создавая оживленную толпу перед входом в здание. Название галереи ассоциировалось у нас со спортинвентарем, но Людмила Евгеньевна была непоколебима: в древнерусском «ласта» — это ласточка.

Вернисаж готовили тщательно. При входе вывесили картину «Психоделическая атака оранжевых кенгуру», а центром выставки стало полотно нижегородского художника «Красная корова», немедленно воскрешавшее в памяти известный шедевр Петрова-Водкина. Пришел приятель Сашиных родителей писатель Георгий Вайнер, написавший «Место встречи изменить нельзя». Появился и Дима Калинин. Накануне он стал жертвой классического гоп-стопа: поздним вечером у Ваганьковского кладбища на него набросились двое громил, намереваясь стянуть длинное кожаное пальто, только что купленное на первые три зарплаты в «Коммерсанте». «Не отдам!» — взревел Калиша, вступая в неравный, но праведный бой.

В галерее непобедимый Дима нарисовался в своем героическом пальто, но с двумя фингалами. Вайнер, уже прошедший в этот день сквозь строй алкоголиков из «Лиги трезвости» и мимо психоделических кенгуру, приметив Диму, съязвил: «Бандитская пуля?». «Черная кошка», — элегантно парировал Калиша.

Банановая республика

Бизнес Алексея Остапишина, старшего брата Саши, между тем шел в гору. Голубые ели малого предприятия «Торто» замерзли в прошлом. Теперь Алексей ежедневно гнал в столицу фуры с фруктами и овощами из Европы. Первые дивиденды Алексей направил на приобретение двухкомнатной квартиры в районе ВДНХ. За 55 метров жилья успешный предприниматель выложил три тысячи долларов! Это была космическая, неподъемная по тем временам сумма. А в апреле и вовсе случилось нечто фантастическое. Создав со своими старыми друзьями компанию «Русагро», Алексей тут же пришвартовал к российскому берегу первое коммерческое судно с бананами. Бананы были мечтой россиян от мала до велика. Фольклор даже увековечил их в песне «В Москве бананы дефицит, за ними очередь стоит, хочу банан! Хочу банан!» на мотив «Танца маленьких лебедей» из балета Петра Чайковского «Лебединое озеро».

Рефрижераторное судно ледового класса в Питере встречала толпа жадных дистрибуторов, которая растащила приплывший экзотический товар в мгновение ока, осчастливив Алексея и обозначив ему жизненный путь на несколько лет вперед. «Бананов в Москву завезено столько, что москвичи даже при всем желании не смогут их съесть» и «Следующим экологическим кризисом в России будут банановые шкурки», — трубили газеты через месяц. А Саша Остапишин, теперь уже блестящий знаток английского, стал помогать Алексею переговариваться с многочисленными иностранными поставщиками. Ему в помощь была приобретена чуть ли не первая модель мобильного телефона, представлявшая собой чемодан с ручкой. С этим устройством Саша стал приходить на занятия, вызывая трепет в душах простых смертных, в том числе и моей. Не выпуская мобильника из рук, мой друг прямо в коридорах МГУ уверенно договаривался о выгодных ценах и заниженных инвойсах с колумбийскими и эквадорскими воротилами, уносясь в бриллиантовую даль. К лету он приобрел подержанный, но все же настоящий «БМВ 318» за целых три тысячи долларов! Иномарки только-только появлялись в Москве. В основном по улицам по-прежнему колесили «Волги», «Жигули», «Нивы», «Запорожцы» и «Таврии». Восходящая звезда эстрады Киркоров ездил на старой, обшарпанной семерке «Жигулей»! Приехавшего в Москву Депардье повезли на Бородинское поле тоже на «Жигулях». А у Саши уже была «БМВ»! На таких машинах ездили только удачливые коммерсанты и бандиты, которых, между делом, стало удивительно много: они были нужны смутному времени для передела собственности. Молодые, здоровые, часто бритые наголо, одетые в черные кожаные куртки и тренировочные костюмы «Адидас», они переговаривались на каком-то своем языке: «ты че рамсы попутал?», «ты, типа того, не быкуй, падла». Откуда они вообще взялись? Короткие сиплые фразы сопровождались характерными движениями пальцев — «распальцовкой», или, как еще говорили, «пальцами веером»: это когда мизинец, указательный и большой пальцы отогнуты, а средний и безымянный подогнуты к ладони. Их звали Вованами, Колянами, Женьками… Весной 93-го они беспощадно бились за место под солнцем.

— Слышал, Глобуса в «Лис’С» убили? — спросил меня Остапишин на лекции.

О «Лис’С» я слышал, это была самая недоступная в Москве дискотека, располагавшаяся в спорткомплексе «Олимпийский», ее рекламировали по телеку: «Курицы говорят: «Я пойду на дискотеку «У Лис’Са». Только там можно познакомиться с путевым парнем!». А вот о Глобусе мне не было известно ничего.

— Кто такой Глобус? — полюбопытствовал я.

— Авторитет криминальный! Читай, — Саша протянул мне свежий номер газеты.

В ней рассказывалось, что Глобуса, которого на самом деле звали Валерием Длукачем, действительно застрелили. Он с телохранителем выходил из дискотеки, и их расстреляли из автомата. Глобуса убили сразу, а телохранителя ранили. Друзья Глобуса втащили обоих в белоснежный Chevrolet и на огромной скорости рванули к Институту Склифосовского — спасать раненого. За ними, попрыгав в Lincoln и Ford, погнались нападавшие бандиты. Замыкал кавалькаду наряд милиции, бросившийся в погоню и за теми, и за другими на «Жигулях». По дороге друзья Длукача вызвали подмогу, та подоспела очень быстро: к Склифу подкатили четыре иномарки, перекрыв все подъезды к институту, около двадцати человек заняли боевые позиции вокруг здания. Закончилось тем, что милиция задержала всех. Я прочитал историю с интересом, но она была обычной, каждый день по всей Москве шли разборки, а газеты кричали: «Бои идут уже на Садовом», «Рэкетиры сожгли непокорную фирму», «Подорвали в автомобиле», «Поджог магазина». Япончик, Михась, Сильвестр, Бобон, Петрик, Роспись, Кокос — имена маститых бандитов становились широко известны. Лихие девяностые набрали ход.