Юрий Петкевич - С птицей на голове (сборник) Страница 37

— Нам ли эта радуга или кому другому? — спросила Рая у дочки.

— А кому же еще, — не задумываясь ответила Олечка, — как не нам…

2

Вернувшись от Клавы домой, Рая сшила подушечку и привязала к животу, затем обмотала вокруг полотенцами и, одевшись, посмотрелась в зеркало. Она обрадовалась, будто на самом деле забеременела, и у нее вся жизнь переменилась. Каждую неделю Рая подкладывала ваты в подушечку, вскоре на работе и по соседству заметили — начали за ее спиной шушукаться. Наконец и дочка обнаружила, что у мамы вырос живот.

— Ты же хотела братика, — напомнила ей Рая.

— И что — он у тебя в животе?

Конечно, маленькая девочка ничего не понимала, но глубоко задумалась. Большой живот мамы впечатлил ее, и Олечка поверила про братца. И, когда она поверила, Рая, которая даже спала одетая и с подушечкой, решила отвезти дочку в деревню к бабушке.

Когда они вышли с чемоданом из дома, девочка запела. Уже давно наступило лето, но озабоченная Рая не замечала солнца на небе и удивилась:

— О чем ты поешь?

— Ни о чем, — ответила Олечка и продолжала: — Траля-ля-траля-ля!.. — И вдруг замолкла…

— Чего ты дальше не поешь? — спохватилась Рая и пожалела, что вмешалась; если бы не спросила — дочка продолжала бы не задумываясь: траля-ля, — и так идти можно, не уставая, очень долго.

На вокзале Рая столкнулась с Геней. Он невольно вытаращился на ее живот. С подушкой на животе Рае было жарко — да еще вокруг намотаны полотенца, а поверх платья она натянула кофточку, чтобы нельзя было за всеми этими покровами разглядеть обмана. У Раи вспыхнул на щеках румянец, а Геня и румянец заметил. Рая увидела, что ему очень больно, и ей стало жалко его. Она увидела, что Геня любит ее, и, хотя ей не нужна была эта любовь, однако не могла же Рая объяснить про подушечку на животе. Так и не находя никаких слов, Рая прошла мимо, даже не поздоровавшись, а он остолбенел, глядя на нее.

Рая скрывала от своей мамы, что Костелев бросил ее, а сейчас, когда он попал в тюрьму, не могла уже дальше притворяться и, приехав в деревню, отправила дочку на улицу и рассказала все маме, но про подушечку на животе не знала, как рассказать, и, вытирая слезы, отвернулась к окну.

— Поплачь, поплачь, — начала утешать ее старушка, глядя, как запотело от дыхания Раи стекло, и положила свою руку на ее руку на подоконнике, жалея дочку, когда все осуждали за то, что она, оставшись без мужа, нагуляла ребенка.

Олечка на улице оглянулась на маму в окне и увидела еще бабушку, которая перекрестила ее, и девочка побрела дальше. Над головой в синем небе сияло солнце, и в его обжигающих лучах трепетали листья на деревьях. Около заброшенной мельницы Олечка свернула к ручью. Сандалии звонко шлепали по сбитой глине на тропинке. Олечка поднялась на железобетонную плиту, которую положили через ручей, и увидела на другом берегу грузовую машину с опущенными бортами. На дороге разбросаны еловые ветки, а на лавочке перед домом сидели старики, сложив на коленях руки. Олечка догадалась, почему у машины опущены борта и зачем разбросаны веточки, и хотела повернуть назад, но ноги шагали сами, и она, уставившись на стариков на скамейке, не заметила, как перебралась на другой берег. Старики сидели на лавочке и ничего не ответили Олечке, когда она поздоровалась с ними, даже не кивнули. У них на лицах не мигали какие-то колючие, у всех одинаковые от горя глаза. Солнце здесь пекло сильнее и сияло ярче; песок под сандалиями нестерпимо накалился, и камешки прокалывали подошвы. Олечка не дыша прошла мимо. У одного из последних домов на улице еще разбросаны елочки и калитка распахнута, но здесь — ни души. Девочка побежала с обрыва вниз по горячему песку и на лугу успокоилась, забыла про стариков на лавочке и про елочки, собирала цветы и, выйдя к реке, робко улыбнулась.

Увидев из окна, как Олечка повернула за мельницей к ручью, Рая выскочила на улицу и поспешила вслед. Еще издали она заметила машину с опущенными бортами и почувствовала, что не все еще выплакала слезы. Подойдя к машине, Рая поздоровалась со стариками на лавочке и хотела спросить, проходила ли здесь ее девочка, но, увидев, что старики от горя ослепли и оглохли, побежала босиком по елочкам и острым камешкам к реке.

— Что ты здесь делаешь? — спросила у Олечки на берегу мама.

— Мечтаю о братике, — ответила девочка, все еще улыбаясь, когда посвистывал вокруг ветерок, нагоняя на воде рябь, на которую не уставали смотреть глаза.

3

Вернувшись в город, Рая узнала, как далеко отправили Костелева, села в поезд и поехала к мужу на свидание. В городе У. надо было делать пересадку. Рая зашла в подъезд какого-то дома, развязала под платьем тесемки, стащила с живота подушку и положила ее в вещмешок, забросила на плечи, а в руках несла сумки с едой и одеждой для мужа. Рая дождалась другого поезда и поехала дальше, обдумывая в дороге, что ответить Костелеву, если он спросит о Клаве.

Когда Рая вышла из поезда, моросил дождик; после спертого воздуха в вагоне захотелось глубоко вздохнуть, но она вспомнила, куда едет, и глубоко вздохнуть не получилось. Ей рассказали, на каком автобусе доехать до тюрьмы. Рая нашла остановку и оглянулась на брезентовый шатер цирка на колесах. Там играла веселая музыка, но она играла не для Раи. В небе кричали чайки с огромными страшными крыльями. Отвлекшись на чаек, прилетевших с реки кормиться на городские мусорки, Рая не заметила, как подошел автобус. Она втиснулась в него; рядом оказался прапорщик с будкой вместо лица. Рая догадалась, что этот прапорщик тоже едет — куда и она, и ей надо держаться его в незнакомом городе. Вскоре прапорщик вышел на остановке, и Рая за ним. Прапорщик поднялся на мост над железнодорожными путями, и Рая, запыхавшись, поднялась. Под мостом стояли столбы с электропроводами — один выше, а другой ниже — к реке; под дождем по проводам сверху вниз съезжали одна за другой капли, и Рая увидела тюрьму за забором с колючей проволокой.

Рая едва узнала своего мужа, когда Костелев вошел в помещение для свиданий, и догадалась, что ни о какой Клаве он в тюрьме не вспоминает. На его лицо с промелькнувшей черной тенью страшно было взглянуть. Рая подала мужу сумки с едой и одеждой, но он сказал:

— Не надо.

— Почему? — испугалась Рая.

— Это ты? — не мог поверить он.

Не представляя, как Рая могла простить его, Костелев удивился ее любви. Нужно радоваться, когда наступает прозрение, но здесь, в тюрьме, невозможно больно на это смотреть. А Рая уже все забыла, будто муж и не уходил из семьи, и подсовывала сумки.

— Почему — не надо?

— Когда ты приедешь домой, — прошептал он, — меня уже не будет…

— А где ты будешь?

Еще ничего не понимая, Рая бросилась к мужу на шею и обняла его. Они стояли, прижавшись друг к другу и не смея пошевелиться, а Костелев чего-то шептал Рае на ухо, но она ничего не понимала и не слышала, когда любовь поднялась из сердца к горлу.

— Заканчивайте! — не зная, куда отвести глаза, глянул на часы караульный солдатик.

Костелев оттолкнул жену и скорее, чтобы спрятать слезы, повернулся спиной. За ним хлопнула дверь, а Рая не знала, куда идти; ей показали коридор — она побрела по нему и пришла в себя уже в поезде, совсем не помня, как добралась до железнодорожной станции, как покупала в кассе билет и как села в поезд.

Рая доехала до города У., где надо было пересаживаться. Опять она, как во сне, стояла в кассе, чтобы купить другой билет, искала платформу, ожидала поезда, села в него и, когда поезд тронулся, вспомнила про подушечку, которую нужно привязать к животу.

Рая схватилась за вещмешок и, не обнаружив в нем подушечку, испугалась. Рая так привыкла к ней, что уже не чувствовала ее на себе, но, опустив глаза, увидела большой живот и, не показывая в поезде, как она испугалась, неслышно вздохнула. Но она совсем не помнила, где раздевалась и как привязывала к животу подушку. Можно так сойти с ума — Рае показалось, что все в вагоне смотрят на ее живот, и она отвернулась к окну. На землю не глядела — только на небо, на закат. А когда солнце спряталось, легла и закрыла глаза. Она уже засыпала, но вспомнила, как обнимал ее Костелев. Рая еще вспомнила, что муж чего-то шептал ей на ухо, но она не услышала, а сейчас, засыпая, услышала — и у нее зашелестели волосы на голове.

Лучше было бы ей не приезжать; когда Костелев увидел Раю — еще тяжелее ему стало. Он не мог больше выдержать в тюрьме. Их водили на работу по мосту над железнодорожными путями, а внизу стояли столбы с элек-тропроводами, и он еще весной задумал броситься на провода, а сейчас, глядя на жену, вспомнил о былом счастье, и ему стало совсем невыносимо. О своем ужасном намерении Костелев и нашептал Рае на ухо на свидании, но она только в поезде услышала и осознала его слова: когда ты приедешь домой — меня уже не будет.