Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 45

Василаке был из тех студентов, которые не торопятся учиться, понимая, что самая счастливая пора — студенческая. Никто лучше него и Унгуряна не понимал толк в пирушках. Принесли шампанское, выпили по бокалу, и Василаке заказал песню, потом вторую. Принесли коробки с сигарами, которых всем присутствующим хватило бы на целый месяц. Дым, шум — голоса все громче, все оживленнее.

Прункул следил, чтобы стаканы наполнялись и опоражнивались как можно чаще. Унгурян побуждал Василаке произносить тосты. Зал гремел от хохота, песен, выкриков. То и дело между молодыми людьми вспыхивали горячие споры, которые Василаке тушил очередным тостом.

Было уже за полночь, когда Унгурян произнес свою традиционную речь.

— Я с любовью думал о вас, братцы, и мне так хотелось вновь увидеться с вами! И теперь, когда мы с вами встретились, я не могу с вами расстаться. Хочу вам сообщить, что до восьми утра никто не выйдет отсюда. А теперь послушаем Пырву.

Пырву учился на третьем курсе медицинского факультета. Высокий белобрысый парень, он усердно занимался, но не сторонился и пирушек. Голос у него был такой, какого Унгуряну слышать еще не доводилось — а он, уже шестой год пребывая в университете, слышал многих молодых певцов, кочующих по столицам.

Шум постепенно затих, и Пырву запел.

Снова принесли еду, бутылки вина, коробки с сигарами. Василаке не уставал провозглашать тосты, едва только умолкал Пырву. Незаметно наступило утро.

Если бы в кармане у Унгуряна были только те триста злотых, которые дал ему отец на прощанье, студенту ни за что бы не расплатиться по счету за эту ночь. Но за время каникул отец не раз совал ему деньги, о которых потом забывал.

Повиснув на руке Прункула, Унгурян плелся к нему на квартиру.

Им частенько доводилось спать вдвоем; случалось, что, возвращаясь после ночной попойки, они брели, смертельно уставшие, к той квартире, какая ближе, но чаще всего идти можно было только на одну квартиру из двух. То у Унгуряна, то у Прункула оказывались неожиданные большие долги квартирным хозяевам. Проходило три-четыре месяца, и уже ни у того, ни у другого не было крыши над головой. Дожидаясь денег по телеграфу, они засиживались допоздна в кофейнях и гуляли по улицам до утра.

Много денег спускали в злачных местах столицы два молодца из Вэлень. Редко они брали в руки книгу, но и взяв, вскоре с отвращением бросали. Случались минуты, когда они задумывались, испытывали угрызения совести, клялись самим себе взяться за ум. Но воли у них не было, а вести, приходившие из дома о положении дел на прииске, настраивали на прежний легкомысленный образ жизни — и они весело гуляли и сладко спали.

Унгурян-младший частенько с недовольной миной говорил:

— Какой черт заставляет отца хвастаться каждой находкой на прииске?

Но недовольство его длилось недолго, поскольку всякая добрая весть отмечалась новой попойкой.

Старики же хвастались, потому что золото затмевало им все, потому что чувствовали себя счастливыми, сильными, непобедимыми и хотели, чтобы все на свете об этом знали.

Вот так и сложилось, что молодые люди больше интересовались состоянием дел у «Архангелов», чем, к примеру, здоровьем родителей, братьев и сестер. Не было письма, чтобы они не спросили о делах акционерного общества. Мало-помалу им стало казаться, что их счастье и несчастье зависят от «Архангелов», что «Архангелы» для них и мать, и отец. Родители могут и умереть, но если прииск будет исправно выдавать золотоносную породу, то доля, которую они имеют в общем капитале, обеспечит достаток и им не придется менять образа жизни. «Архангелы» превратились для них в солнце, дарующее жизнь, к которому они постоянно обращали свои взоры. Они и знать не хотели о других приисках, которыми владели их родители. Все, кроме «Архангелов», считалось чепухой.

Однако если бы молодые люди всерьез вникли в добычу золота, то убедились бы, что никаких оснований презирать остальные прииски нет. Ионуц Унгурян и Георге Прункул возлагали большие надежды на «Шпору» и прииск «Влэдяса». Молодой Унгурян, если бы он полюбопытствовал, мог бы узнать, что золото, которым он сорит направо и налево, добывается не у одних только «Архангелов».

Фамилии Унгурян, Прункул, так же как и Негру, которую носил тесть Иосифа Родяна, были исконными в Вэлень. Деды и прадеды их промышляли кто старательством, кто земледелием, кто тем и другим. Один из предков Унгуряна был владельцем золотых приисков, пожалуй, даже покрупнее, чем Иосиф Родян. Процветал в те времена знаменитый прииск «На Хусдоапе». Семейства эти частенько поминаются в разговорах рудокопов и старателей, а дома их и до сих пор остаются самыми красивыми и просторными в Вэлень. Так что, издавна владея приисками, эти три семейства в Вэлень да еще несколько могли бы прожить, не занимаясь золотодобычей, поскольку скопили уже значительный капитал, денежный в первую очередь, владея вдобавок лугами и пахотными землями.

Молодые люди, думая о собственном будущем, могли бы брать в расчет и земельную часть имущества своих родителей. Но они про землю даже не знали. Ни разу в жизни в пору сенокоса не вышли они на светлую луговину, которая им принадлежала. С землей у них не было никакой связи. Впереди им светило только одно — «Архангелы».

Не думали они и о том, сколько расходуют родители и сколько откладывают. Будь они повнимательнее, то даже Унгурян мог бы заметить, что его отец далеко не все денежки пускает в расход. Старый Унгурян если и тратил деньги, то только на выпивку и еще на благодарность Лэицэ. Но, сколь бы старик ни был жаден до вина и сколько бы ни пил, выпивка не могла разорить его, если принять в расчет доходы от «Архангелов» да еще от двух приисков. И с Лэицэ он не так уж часто встречался, потому как был весьма тяжел на подъем и редко бывал в городе. Значит, возможность отложить «белые денежки про черный день» была, и занималась этим его жена. Никто в селе не знал, сколько денег у Георге Прункула, но всему селу было известно, что каждый грошик он десятью узлами завязывает. Оба совладельца «Архангелов» никогда не были бедняками, а потому, продолжая жить по-прежнему и теперь, когда шло богатое золото, они не впали в крайность и не стали гоняться за роскошью. Унгурян был счастлив тем, что мог сладко есть и пить, а Прункул тем, что мог отложить лишнюю денежку. Больше всего денег у них уходило на содержание отпрысков.

Сыновья же и в грош не ставили как земельные владения, так и родительскую рачительность. Это им даже в голову не приходило. Они ощущали только свою зависимость от «Архангелов», а когда представляли себе, что золото на прииске может иссякнуть, им становилось страшно, словно они оказывались на краю бездонной пропасти, готовой их проглотить. Почему они с таким легкомысленным пренебрежением относились к остальному родительскому имуществу, которое могло бы их выручить в тяжелую минуту, объяснить невозможно. Может, они инстинктивно чувствовали, что отложенное подальше — пустяк по сравнению с их аппетитами, что припрятанный капитал можно спустить за месяц, что при той жизни, к которой они привыкли, его хватит на один зуб.

Но минуты, когда молодым людям приходило в голову, что и у «Архангелов» золото может кончиться, были чрезвычайно редки. По всему выходило, что прииск только теперь начинает входить в силу. А потому студенты продолжали пировать и Унгурян что ни месяц заявлял товарищам:

— Пришла пора стреляться!

Всем было известно, что означают эти слова. Все знали, что самое позднее через три дня снова будет разливанное море, и потому радостно кричали:

— Ура! Да здравствует архангел Гавриил!

XV

За несколько дней до духова дня управляющий «Архангелов» получил от своего зятя, доктора Врачиу, письмо:

«Дорогой тесть!

Извините великодушно за отсутствие мое и Марии на пасхальных праздниках. Я и теперь не устаю повторять, что безмерно об этом сожалею: ведь пасхальные празднества в Вэлень — настоящее чудо. Но на духов день мы хотели бы восполнить то, чего лишились на пасху: приехать к вам с женой и еще одним знакомым. Скажу сразу, он не из тех, кто мечтает лишь об „Архангелах“, и вовсе не похож на корыстолюбцев, которые вьются около вас, хотя вполне достоин быть акционером вашего общества. Этот добропорядочный юноша с многообещающим будущим имел счастье однажды видеть домнишоару Эленуцу. В нашем городе он недавно, но уже состоит на службе юристом в самом крупном нашем банке. Могу также сообщить, что он весьма приятной наружности и отлично воспитан. Я взял на себя смелость пригласить его в Вэлень, не испросив вашего согласия. Теперь ничего поделать не могу и мне придется привезти его с собой, даже если это вам не понравится. До свидания. Всех обнимаем.

P. S. Не забудьте прислать за нами коляску. Приезжаем поездом после полудня».