Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 46

P. S. Не забудьте прислать за нами коляску. Приезжаем поездом после полудня».

Иосиф Родян с удовольствием прочел письмо. Он был рад повидать Марию с доктором и принять у себя молодого человека, которого так расхвалил его зять. Он доверял доктору Врачиу и весьма ценил его мнения о людях. К тому же этот новый знакомый — человек, конечно, молодой и ехал к ним ради Эленуцы. После пасхальных праздников Иосиф Родян резко изменил свое отношение к кандидату в присяжные поверенные Войку: к себе не приглашал и всячески старался избегать его в городе. Войку ему никто не рекомендовал, он его выбрал сам, услышав, будто тот из хорошей семьи. Молодой человек расположил к себе Иосифа Родяна сияющей улыбкой и вечной готовностью соглашаться. К тому же Родян счел, что он красив, элегантен, — словом, непременно понравится Эленуце. Теперь Родян почувствовал облегчение: Войку ему больше не нужен, есть новый претендент на руку Эленуцы, и куда лучше Войку — в этом Родян не сомневался.

Эленуце недавно исполнилось семнадцать, и она вполне могла повременить с замужеством и год, и другой, тем более что сестры были старше ее, одна двумя, другая тремя годами. Но у управляющего «Архангелами» были свои соображения, согласно которым младшую дочь желательно было выдать замуж как можно скорее. Возможно, ему надоело видеть ее печальное личико, возможно, в нем говорила отцовская любовь, настоятельно пекущаяся о будущем дочери, возможно, он не чувствовал себя свободно в собственном доме, постоянно видя молчаливую неулыбчивую девушку. А может быть, он приметил, что Эленуца стала поглядывать на семинариста Василе Мурэшану. Иосиф Родян вовсе не хотел причинить своей дочери боль, заставив оборвать ниточку, что так легко протягивается между молодыми людьми. Но он готов был оборвать ее, потому что никогда бы не согласился породниться со священником. Зять-священник — этого только ему не хватало!

Прочитав письмо Врачиу, Иосиф Родян сообщил новость жене и дал понять, что с прибывающим в их дом незнакомцем следует вести себя как можно ласковее.

Марине не нужно было даже намекать: ей было достаточно увидеть свою старшую дочь, чтобы раскрыть свои объятия для любого и каждого, кто приедет вместе с ней.

Эленуце было сказано, что на духов день приезжает Мария с мужем, о третьем же госте даже не упомянули. Марина между тем принялась готовиться: заказала в городе пирожные, свернула шею индейке и откормленному гусю. Эленуца обратила внимание, что служанки под наблюдением матери приводят в порядок две комнаты, и тут же смекнула, что родители сказали ей не всю правду: должны быть и еще гости, по меньшей мере один. По ухмылкам матери и по взглядам отца она скоро догадалась, что ждут еще одного незнакомца.

Сердце у Эленуцы сжалось. После пасхи девушка много думала, а еще больше мечтала и сейчас сразу же почувствовала, что незнакомец этот явится только для того, чтобы помешать ей мечтать. После пасхи жизнь для Эленуцы приобрела вдруг новое, неведомое очарование. Ей представлялось, что она плывет по легким, ласково укачивающим ее волнам. Волны эти колышутся и вспыхивают под лучами весеннего солнца, и стоило ей закрыть глаза, как она видела эти волны.

Каждая новая книга, которую присылал ей семинарист, обладала особой прелестью. Василе Мурэшану усердно выполнял обещание: каждую неделю посылал ей книгу. Как ни странно, но девушке казалось, что жизнь ее стала радостнее именно благодаря книгам, которые приносили ей в субботу вечером. На самом деле каждая новая книга все больше сближала ее с Василе Мурэшану. Эленуца всякий раз лихорадочно осматривала титульный лист, нет ли на нем какой-либо надписи, строчки, написанной мелкими буквами. Ей бы очень хотелось увидеть хоть слово, написанное его рукой. Казалось, именно из-за этого она с таким нетерпением ждет каждую субботу книг.

Но семинарист на книгах больше ничего не писал. Послание заменял адресом, зато как тщательно было выведено на бумажной ленте, опоясывающей посылку: «Уважаемой домнишоаре Эленуце Родян»! Прочитав адрес впервые, Эленуца нашла, что семинарист слишком прозаичен, потому что даже ее приятельницы в подобных случаях писали на конвертах «милой домнишоаре» и пр. А он, молодой человек, красивый юноша, пишет всего-навсего «уважаемой…»! Но тщательно перелистав всю книгу в поисках какой-либо подписи и прочитав все-таки повесть, она вдруг решила, что «уважаемая домнишоара» — это самое лучшее обращение. «Почему?» — как бы спохватившись, спросила она себя.

Вместо ответа перед нею неожиданно и очень явственно возникло удивленное, растерянное лицо семинариста, каким она видела в страстную пятницу, когда зажигала его свечку. «Конечно, Василе не может ко мне обращаться иначе, как „уважаемая домнишоара“», — подумала Эленуца.

Все остальные могут обращаться как угодно, и только Василе — «уважаемая домнишоара».

Когда же Эленуца пыталась понять, что же отличает (а в этом у нее не было сомнений) семинариста от других молодых людей, то вместо отчетливого ответа у нее появлялось счастливое ощущение легкости и на душе становилось так светло, как никогда еще не бывало.

Мечтания, в которые погрузилась Эленуца в эти ясные весенние дни, освещали ее лицо, глаза. Сестры с завистью поглядывали на нее, так она похорошела. Светом, нежностью добротой светилось ее белое тонкое лицо, лучились черные влажные глаза. Походка стала плавной: казалось, что она не шла, а плыла, грациозно поворачивая головку. Эленуца еще больше замкнулась в себе, но выглядела гораздо веселее, чем раньше. Она не раздражалась и не выходила из себя из-за непрестанной суеты и шума в доме, которые раньше так сердили ее. Иосиф Родян радовался, замечая ее улыбку: «Нравится ей дома».

Всегда одна, сидя ли в уголке дивана или под цветущей вишней в саду, она все прислушивалась к едва слышной музыке, словно бы замирающей вдали. Незаметно для самой себя она увлеклась цветами — то полола, то поливала их. Иногда она наклонялась, осторожно притягивала к себе гибкие стебли, торопливо целовала цветок и, когда выпрямлялась, на ее белых щеках расцветали розы. Отчего? Оттого что слишком быстро выпрямилась или оттого что из глубины души выпорхнула сладостная, туманная тайна?

И вот в эту жизнь-мечту ворвалось известие, что в день вознесения господня к ним должен приехать чужой. Эуджения и Октавия, заметив, что Эленуца вдруг помрачнела, втайне обрадовались, потому что хмурость ее не красила. А Эленуца с неприязнью думала о незнакомце, который явится и нарушит течение ее жизни. Она никак не могла понять, по какому праву вовсе не желанные и ею не приглашенные молодые люди могут к ней являться. Ей казалось это и докучливым, и отвратительным. Бессознательно Эленуца мерила всех молодых людей одной меркой, а образцом для нее был семинарист Василе Мурэшану.

Ее чувства к нему нельзя было назвать любовью, скорее признательностью, вызванной его непохожестью на других юношей. Уж он-то никогда бы не явился к ней без приглашения. Он производил впечатление человека, который способен жить, погрузившись сам в себя, любит одиночество и склонен к созерцательности. Возможно, Эленуца приписывала Василе слишком много, решив, что он чужд земного и всегда непохож на других молодых людей, молчит ли, улыбается или разговаривает. Иногда Эленуце казалось, что она знает его давным-давно, и он представлялся ей братом, но потом она вновь смотрела на него как бы издалека и видела незнакомца, с которым ни разу не встречалась.

Когда Эуджении и Октавии стало невмоготу хранить про себя сногсшибательную новость и они поделились ею с Эленуцей, та спокойно сказала:

— Я знаю.

— Не можешь ты знать! — воскликнула Октавия, задетая безразличием, с каким Эленуца их выслушала. — Мы первые тебе говорим. Видишь, уже улыбаешься. Может, тебе выпадет счастье.

Эленуца печально усмехнулась.

— Не может дать счастья человек, который охотится за приданым, — возразила она.

— А откуда ты знаешь, что он охотится за приданым? — поинтересовалась Эуджения, поджимая губы.

— А за чем еще, если он меня и в глаза не видел?

— А он тебя видел, дорогая, — затараторила Октавия. — Видишь, ничего-то ты не знаешь. Он с тобой встречался.

Эленуца подняла глаза на сестер и вопросительно на них посмотрела.

— Нет, нет, нам ничего не известно, мы с ним не знакомы, но Врачиу написал, что этот господин тебя знает, что он видел тебя, — пояснила Октавия.

Эленуце стало немного легче. Она было подумала, что речь идет об одном из тех молодых людей, кто бывает у них в доме, что сестры знают его и только не хотят называть. Эленуце было бы это очень неприятно. Теперь же ей оставалось тщетно гадать, какому молодому человеку она попалась на глаза. Пока самым внимательным к ней был Василе Мурэшану. Но он не мог быть этим незнакомцем! Нет, это не он, — решительно отвергла собственное предположение Эленуца, и ей стало очень грустно. Она бы, конечно, не хотела, чтобы он оказался среди тех, кого привлекает золото «Архангелов», и все же ей было грустно, что подобное невозможно.