Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник) Страница 49

Особенно жестокой бомбардировке подвергся город Керчь 27 октября 1941 года. Большие группы фашистских самолетов в течение нескольких часов, делая один заход за другим, обрушивали смертоносный груз на морской порт и железнодорожную станцию. От вражеских бомб взорвался тральщик «Делегат», груженный боеприпасами. Рвались боеприпасы на молу, на станции. Погибло много людей. Началась эвакуация жителей. Рыболовные суда, выполнив задание Азовской военной флотилии по перевозке войск, ушли на Кубань.

К осени 1943 года город Керчь представлял из себя сплошные развалины: ни одного целого квартала, даже отдельного дома. Немцы в городе не жили, а размещались в восьми километрах от станции Багерево, там же стояла и их истребительная авиация. К ноябрьским праздникам 1943 года войска Северо-Кавказского фронта, освободив Кубань, вышли к Керченскому проливу, где высадили десант на крымское побережье восточнее Феодосии.

В июле 1943 года я был назначен заместителем командующего 4-й воздушной армии. Восточнее Керчи, бывшей еще под немцами, войсками отдельной приморской армии, при активной поддержке авиации 4-й ВА, был отвоеван плацдарм, на котором создан Главный командный пункт по управлению всей авиацией. С момента высадки наших войск на Керченском плацдарме с ноября 1943 года до начала нашего генерального наступления в апреле 1944-го я неотлучно находился на ГКП. Мною была выбрана высота – 153,2 м. Высота обстреливалась днем и ночью.

Прикрытие сухопутных войск от налета вражеской авиации обыкновенно осуществлялось непрерывным патрулированием наших истребителей в течение летного дня. Не без труда достали у артиллеристов радиолокационную станцию английского производства. Сняли со сбитого «мессера» радиоприемник. Посадили двух ребят, сносно знающих немецкий язык, и с этого времени были уже в курсе всех переговоров врага. Больше истребители не бороздили впустую небо. Авиационные эскадрильи в готовности номер один ждали на аэродромах. Как только радиолокация сообщала, а данные переводчиков подтверждали, что авиация противника готовится к взлету, мы одним из условных сигналов: «Восток», «Заря», «Запад» – поднимали наши «ласточки» на перехват, атакуя фашистов зачастую на их же территории. Паника среди немецких летчиков стояла порядочная. Бывало, что они по неделе, а то и по две не появлялись в нашем районе. С середины ноября 1943 года по апрель 1944-го, когда началась операция по освобождению Крыма, нами было произведено более 30 тысяч самолето-вылетов на перехват фашистских штурмовиков Ю-87, бомбардировщиков Ю-88, «Хенкель-111», а также истребителей «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110».

Весной 1944 года стояли затяжные дожди. 11 апреля я получил задание от своего командующего Вершинина провести разведку. Вылетел я на рассвете на Ут-2, с целью посмотреть, на какой рубеж вышли наши войска за ночь. Во второй кабине со мной летел авиамеханик. При нем были автомат и несколько десятков дисков, полностью забитых патронами. Взлетев с площадки в направлении Азовского моря, я пошел на запад вдоль его берега. Было раннее утро, солнце еще не всходило. Кругом – тишина, только наш мотор М-11 что-то бормочет себе под нос...

Через некоторое время, взяв курс на юг, к берегам Керченского пролива, я вышел километрах в двадцати южнее Керчи. Неожиданно, по левую руку, увидел дымящийся разбитый поезд и немцев, бегущих с этого поезда. Позади состава шел офицер. Местность отлично просматривалась, так как полет проходил буквально в двух-трех метрах от земли. Немец заметил меня и начал вскидывать винтовку к плечу. Но я сразу цыкнул на него, и он с перепугу свалился с железнодорожной насыпи, а мой авиамеханик Николай Петров дал по нему несколько очередей из автомата. Я изменил курс своего полета и вышел к Турецкому валу. Увы! Я увидел страшную картину. Начиная от Азовского моря и до самого Керченского пролива, по всему Турецкому валу лежали фашисты в зеленых шинелях. По краям стояли вышки с пулеметными установками, из которых немецкий патруль нас обстрелял. Я прошелся вдоль и поперек над ними, а Николай строчил из пулемета.

По данным нашей авиаразведки, были посланы штурмовики и бомбардировщики...

Враг рвался к Грозному и Баку. Приказ был: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» В Дербенте работал хирургический лазарет, куда отправляли тяжелораненых. В лазарете я дежурила ночами, мыла полы, стерилизовала бинты и инструменты, перевязывала раненых, сидела около умирающих совсем еще юных летчиков, присутствовала при операциях ампутации рук и ног, сдавала кровь на переливание.

Туго перетянута вена. Вплотную – кровать, на которой лежит тяжелораненый летчик, мальчик почти. Лицо крахмально-белое, неживое. Идет прямое переливание. И вот на моих глазах я замечаю, как его кожа как бы розовеет. Конечно, нас не хватало, нас было мало. Дополнительно был объявлен набор вольнонаемных девушек-комсомолок. На курсах спецподготовки нас обучали военному делу, воинской дисциплине. Мы знали устройство винтовки, знали, как стрелять. Маршировали вместе с новобранцами, а за нами бежала детвора.

Наши войска освобождали Северный Кавказ, Моздок, Нальчик. Немец покатился. Началось освобождение Кубани, кубанских станиц. Части воздушной армии стремительно перебазировались. После одной из таких перебазировок я попала в 28 РАБ 4-й воздушной армии экспедитором на пункт сбора донесений.

С тяжелыми боями войска продвигались на Таманский полуостров. Шли сильные дожди. Немцы драпали, сжигая деревни, мосты, хутора. В только что освобожденных от врага станицах штабы расквартировывались по уцелевшим домам. Первым делом необходимо было подготовить помещение: вымыть, сделать дезинфекцию, протопить. Секретную и срочную корреспонденцию приходилось доставлять и ночью. Непроглядная тьма, непролазная грязь. Бьют дальнобойные орудия, раздаются автоматные очереди. Одинокие выстрелы. Лают собаки. Где-то прячутся недобитые немцы.

9 октября 1943 года освободили Тамань. Летчики 4-й воздушной армии и 2-я гвардейская Таманская дивизия шли вместе. Осенью 1943 года началось освобождение Крыма. 2-я гвардейская стрелковая дивизия высадилась севернее Керчи, а части 18-й армии высадились южнее в районе Камыш-Бурун. Обе десантные группы должны были овладеть Керчью. Над Керченским плацдармом шли непрерывные воздушные бои днем и ночью. Вблизи поселка Маяк, на переднем крае обороны, закрепился командный пункт, возглавляемый заместителем командующего 4-й ВА генералом Слюсаревым. Здесь, у самой линии фронта, на полевом аэродроме, стояла истребительная эскадрилья 88-го полка. Лаги-3 поднимались на перехват бомбардировщиков противника по вызову радиостанции наведения.

В то время на керченских передовых, особенно в районе косы Чушка, не хватало продовольствия. Меня отправили самолетом По-2 для подвоза картошки и крупы на передовые командные пункты. В марте 1944 года меня послали на точку генерала Слюсарева отвезти тематику лекций, которые мы могли бы прочесть. Лекции я отвезла, но пришлось остаться на КП и временно поработать телефонисткой, по причине нехватки людей. Я стала участвовать в защите Керченского полуострова. Там, на том берегу, начальником был полковник Кононенко, а я попала в подчинение к начальнику политотдела. Готовила стенгазеты, лекции. Весной в землянке полно воды. Я сижу на нарах при освещении карбидной гильзы, вырезаю из газет статьи и клею материал в армейскую газету. Угорела тогда от карбида и ацетона так, что свалилась в воду и чуть не утонула в своей же землянке.

Я видела воздушные бои ночью, когда наши летчики сбивали немецкие бомбардировщики и те, загораясь, падали в море. Наблюдала воздушные бои истребителей, когда вспыхивал тот самолет, который настигали первым. 16 марта 1944 года наши летчики за один воздушный бой сбили двенадцать вражеских «Юнкерсов-87» и один истребитель «Мессершмитт-109».

Наступление в Крыму развивалось стремительно. Ночью 12 апреля 2-я гвардейская стрелковая дивизия вышла к Ак-Монайским позициям. Сердце мое рвалось на части – там совсем близко, в Старом Крыму, томятся в плену папа, мама, брат, бабушка. Тринадцатого апреля я была уже в своем родном освобожденном Старом Крыму. Только мои родные не дожили до Победы, их расстреляли немцы еще год назад за связь с партизанами. Быстро освобождали мой Крым. Немцев гнали днем и ночью.

Может быть, это и было самое главное в моей жизни. Это было мое время на земле. Может быть, именно поэтому сегодня, накануне Дня Победы, когда нет в живых уже моего мужа, я вспоминаю своих товарищей, бои, оттепель и проливные дожди на Южном фронте.

НА ПЕРВОЙ МЕЩАНСКОЙ

ЧАСТЬ I

НА ПЕРВОЙ МЕЩАНСКОЙ

Мы въехали в Москву на грузовике с высокими бортами, со скарбом, чтобы жить в ней и называться москвичами, спустя два года после проведения в столице Первого международного фестиваля молодежи и студентов. Молодежь, вероятно, входила в одну группу, а студенты – в другую. Мы въехали в город с восточной стороны, какое-то время катили по Садовому кольцу и сразу же за зданием института Склифосовского (странноприимный дом графа Шереметева) повернули направо на прямую широкую улицу – Первую Мещанскую. Мещанской она стала называться оттого, что на ней с конца XVII века стали селиться мещане, то есть горожане. В память о фестивале улица получила в подарок новое название – Проспект Мира. Но взрослые по старинке еще долго называли прямую улицу Мещанской. Переименованию подверглась и ближайшая станция метро «Ботанический сад». Все вокруг стало Проспектом Мира.