Алексей Егоренков - Земля точка небо Страница 61

— Да потерпи ты десять минут перед ними, — крикнул он ей. — Это же кретины малолетние. Им тоже хочется внимания. Погавкают на камеру и успокоятся. Он рухнул на диван и включил телевизор. У них теперь было спутниковое, каналов двести, но в последнее время по ним крутился либо шлак, либо очередное расстройство для Лизы. Всё равно они с ней иногда включали ящик и проверяли. Искали полезные новости. Искали союзников.

— Скандал вокруг имени популярной московской телеведущей, — объявил диктор, едва проявившись на экране. Щелк. Максим переключил канал. Морские котики. Щелк. Реклама. Щелк. «Песня-88», ретрансляция. Щелк. Интервью.

— …ой-то попсовой куклы, и впервые слышу это имя, и считаю всю эту шумиху праздным, дутым занятием, и разносят его те люди, которых мы вчера видели по телевизору, — говорил перед камерой мохнатый столичный рокер, и Макс едва не крикнул Лизке, что нашелся кто-то вменяемый, но тот моментально продолжил. — Хотя я понимаю ребят, которые вышли на улицы, не испугавшись погонов, не испугавшись личной охраны, явились высказать этой вавилонской блуднице, что думают о наших… наших бесстыжих королевах попсы. Щелк. Реклама. Щелк. Реклама. Щелк. Два пожилых румяных юмориста в окружении театральных кресел.

— Это, знаете, как говорят: любит русский жидом похвалиться… Щелк, щелк, щелк. Союзников не было. Едва сбежав на кухню, Лиза открутила до отказа кран, раскрыла мобильник и нервно пролистала номера.

— Алло. Привет, Кать. Да. Да, слушай… мне нужна кое-какая помощь. Да, и мне не на кого больше рассчитывать. Хорошо? Ладно, внимание…

21 мая 2005 года

— Во-первых, можно поинтересоваться, какой велосипед у вас был до этого? — молодой худенький продавец говорил вполголоса, как в библиотеке, хотя вокруг пахло резиной и девственной фабричной смазкой.

— До этого, — Дима поскреб в затылке. — В общем, такой, желтый. Что за модель, не знаю, это было в Европе, там на таких ездят почтальоны…

— Ладно, понял, — кивнул продавец. — А перед этим? Они шли между двух велосипедных колонн, тянувшихся вдаль, растворявшихся где-то в холодном полумраке. Фасад у магазина был крошечный, но помещение вместило бы хороший стадион, и здесь продавались не только велосипеды.

— Ну, — сказал Дима. — Перед этим «Аист». Но это давно, где-то лет двадцать назад.

— «Аист»?.. — продавец хихикнул. — Точно? На полном серьезе?

— Не знаю. Там спереди был нарисован аист. А может, чайка. Без рамы велик. Продавец хмыкнул, нетвердо ухмыльнулся и помял одну костлявую руку в другой. У него сильно торчали зубы.

— Ну, это не совсем мой был, — признался Дима. — На нем еще отец ездил. И братья, когда были маленькие.

— Т-т. Так вы прошли, в конечном итоге, большой путь.

— Что да — то да. После этого беседа окончательно расклеилась, и они брели молча.

— О, — сказал Дима. — Вот такой мне нравится. Сколько такой?

— Этот… — худой продавец растерялся вовсе. — Ну, это двухподвес, по большому счету, экстра-класса, то есть, сами понимаете…

— Ладно, я всё равно не разбираюсь, — Дима зачем-то нагнулся и заглянул велосипеду под шестерни. — Так он сколько стоит?

— Вам в рублях или долларах? — парень затоптался на месте. — Вас что меньше шокирует? Если в долларах, то грубо, скажем, восемь тысяч. Но нужно учитывать…

— О, нормально. Дима полез за кошельком.

— Но вы еще ничего не посмотрели!

— Мне этот нравится.

— Подождите, я вот что хочу сказать: учтите, это довольно-таки… переоцененная модель, в районе такой суммы вы могли бы…

— Но он красивый? — спросил Дима. Парень сделал усталое лицо.

— Я вам честно скажу. Вам нужен велосипед чисто для понтов? Чтобы было видно, сколько он стоит, и все дела?

— Мне он нравится, — хмуро ответил Дима.

— Окей, — продавец раскинул худые руки и стал похож на ветвистое дерево. — Тогда окей. Никаких вопросов. Наверное, лучше не спрашивать, откуда у вас такие деньги? Он ухмыльнулся, снова обнажив крупные зубы.

— Почему, — сказал Дима. — Я заработал их в журнале, за пару лет, это не считая моей доли за квартиру, плюс еда и одежда… и еще много, правда, растратил на рестораны и дискотеки. Вы карточку примете?

— Карточку? Кредитку, что ли? Нет, нет, вы что, — парень замотал головой. — Терминал на такую сумму — это, во-первых, нереально.

— Ладно, — Дима затолкал кошелек на место. — Где у вас ближайший банкомат? Он вернулся спустя полчаса, сжимая в каждой руке охапку бумажных денег.

— Буквально пару сотен не хватило, — радостно сообщил он продавцу. — То есть, смотря какой у вас курс… нет, наверное, это всё равно. А мобильный на остаток не возьмете? Дима протянул кассиру телефон.

— Это «Сименс», ему два года всего. Экран, правда, чуть поцарапался. Парень уставился на мобильник, отмахнулся и прошаркал в сторону кассы.

— Я вас проведу как постоянного клиента, — он устало порылся в ящиках за прилавком. — Трехпроцентная скидка… вот, подпишите… ваши техпаспорта, гарантия на все обвесы три года, кроме рамы, на раму пожизненная.

— То есть, пока я не умру? — не понял Дима.

— Да нет… пока не умрет конструкция, — парень швырнул на прилавок ручку. — Надеюсь, вы ее переживете. Так, ваша сдача… да, в конечном итоге, при вашем… стиле и опыте, а тем более, зрение, как я вижу… я бы вам рекомендовал на сдачу приобрести хотя бы простенький шлем.

— А, в общем, спасибо. Нет, я лучше, — Дима огляделся. — Я лучше куплю насос. И какую-нибудь классную футболку.

— Завидую вам, — продавец опять ухмыльнулся в два крупных зуба. — В конечном итоге, я сам так хотел бы… ну, пользуйтесь. Ручку-то оставьте.

— Уф, — Дима полез в карман и вынул авторучку, застрявшую в мятых бумагах. — Сейчас, еще одну минуту. Он хотел поставить отметку напротив «Я хочу велосипед». Дорогой велосипед. Но списка в бумагах не было, точнее, Диме подвернулся другой список, уже забытый. Старая работа для журнала, теперь едва знакомая. Фамилии, имена, должности. Страны и города.

— Гм, — сказал Дима в пустоту. — А вот это весело.

22 мая 2005 года

Пока она и ребята занимали места в углу сцены, в зале рябило от фотовспышек, и резкие тени метались по тяжелым бархатным портьерам.

Камеры тоже были здесь, и много — вот только достаточно ли? Одна… вторая… Лиза пыталась сосчитать их, но всякий раз отводила взгляд, наткнувшись в толпе на очередную пару хмурых сверкающих глаз под синим прямым козырьком.

— Ты прав, — шепнула она Максиму. — Это и правда дети. «Таким даже спиртное не продадут, наверное», — подумала Лиза.

Хотя вряд ли кому-то здесь это мешает. На сцену поднялась румяная девица в меховом воротнике и синей кепке, похожая на пролетарского вождя. Микрофоны еще не работали, поэтому девчонка бесцельно затопталась у стойки. Подумав немного, она подняла кулачок и яростно потрясла им над головой. Между кресел засвистели и завизжали.

— Маня! Маня, зигуй! — крикнула худенькая школьница в первом ряду, подпирая носик двумя сложенными ладонями. Если честно, Лиза ждала куда большего, — или просто другого. Не такого, как этот злой, извращенный детский утренник. Прокуренный зал в полузаброшенном доме культуры — у потертых кресел сбиты углы, на потолке мерцает зарешеченная лампа, а под ногами при каждом неловком движении скрипят ухабистые серые подмостки. И бетонный холод, и лиловые флаги, перечеркнутые крест-накрест. Ф-фи-и-и, — завелся микрофон на сцене, и меховая девица сделала шаг вперед.

— Ребята, — сказала она, капельку гнусавя. Ф-фи-и. — Дорогие ребята, расправьте крылья! Это мы! От северных равнин до южных морей, и всё это мы, наша страна, наше будущее! Она говорила еще что-то, и ее голос ревел из плохих огромных колонок, трещал от помех и дробился, ломаясь между сценой и залом, но Лиза уже не могла разобрать ни слова. Да и вряд ли звучало что-то важное, судя по интонации. Девица в меховом воротнике трясла охапкой белых листов, и основная тема, как представлялось Лизе, похоронена где-то там, на сладкое под занавес. А пока — они хотели насладиться моментом. «Насладиться», — подумала Лиза. В том-то и дело. «Это же бред», — думала она, глядя поверх собравшихся. — «Ведь они в большинстве».

За ними государство. Каждый из них готов идти до конца, и увидеть Лизу за решеткой, и всё равно они недовольны: все как один суровые и мрачные, даже когда одобрительно кричат выступающим. «Многим даже», — осенило ее, — «плевать на тебя, но каждый словно обижен, и на кого — неизвестно». На сцене рядом с девицей вырос аккуратный паренек, старательно расчесанный, в пиджаке и малиновой повязке, будто прямиком с выпускной фотографии. Он потерянно улыбнулся Лизе, открыл тяжелую папку и вострубил: