Александр Тарнорудер - Vertigo Страница 7

Дан достал из рюкзачка телефон и попытался соединиться. Телефон не работал, сколько он ни пытался. С отцом он тоже не смог наладить связь — даже послать СМСку. И Джеральд в Мак Карти был недоступен.

Очередная подлянка, подумал Дан. Конечно, не было никакого сомнения, что эта затея с отправкой в горы Аляски — не что иное, как продолжение бесконечно тянущейся ролевой игры отбора кандидатов. Вот только смысла последнего этапа он пока уловить не мог: «пойди и разберись». Он ведь не претендует ни на что, кроме как быть врачом, так зачем же именно доктора посылать черт знает куда «разбираться со станцией». Теперь еще и связи нет — Дан был уверен, что прекрасно работавший вечером спутниковый телефон был намерено отключен.

Он не спеша — пусть потешатся, если за ним действительно наблюдают — вынул из рюкзака упаковку с «тайвеками» и натянул поверх одежды синтетический комбинезон. Затем он надел латексные медицинские перчатки и респиратор. После этого он решил еще раз обойти вокруг, но ничего интересного не нашел. Дан вернулся в свою палатку и достал фонарь. Он медленно приблизился к двери и потянул за массивную ручку. Дверь практически без усилия подалась. Он посветил внутрь — вдоль стен стояли ящики с оборудованием.

«Надо зайти и обследовать помещение», подумал он, «а вообще, могли бы разложить на полу парочку замученных пришельцами землян». Внутри вигвама, как он окрестил строение, его пробрал колотун — было гораздо холоднее, чем снаружи, где вовсю припекало полуденное, хоть и северное, солнце. Он вышел наружу и еще раз проверил телефон, но связи по–прежнему не было.

«Пойди туда, не знаю, куда; принеси то, не знаю, что».

Ситуация напомнила ему шарады, в которые они так любили играть в турклубе на долгих переходах. Он до сих пор помнил самую первую загаданную ему шараду про Джона, отлучившегося пропустить в баре стаканчик виски и нашедшего свою Мэри в комнате мертвой посреди лужи воды. Не ожидавший подвоха Данила кипятился, кричал, что не может так быть, пока, наконец, не выяснил случайно, что Мэри вовсе не женщина, а рыбка из разбившегося аквариума. А сейчас он сам чувствовал себя почти что рыбкой в аквариуме, участником какой–то странной шарады, в которой посреди снежной пустыни в горах стоит вигвам, откуда исчезли все люди, а его задача выяснить, что с ними призошло. И так же как в хорошей шараде — любой, даже самый фантастический ответ, мог оказаться верным, только в отличие от игры, здесь он сам должен был задавать вопросы и сам же на них и отвечать.

— Вопрос первый, — спросил себя Дан, — сколько времени ты можешь торчать на этом плато?

— Запасов хватит на неделю, а если экономить, то и больше. Только вот сколько понадобится, чтобы хоть что–нибудь выяснить? И связь, опять же, — до посадочной полосы он может спуститься часа за три, если налегке, а если, не приведи Господь, ему придется выходить самому, то надо оставить приличный запас и тащиться по леднику Клутлан вниз и выбираться на трассу номер один, пересекающую Аляску. До Мак Карти через горы никак не добраться.

— Если погода не изменится. Когда солнышко светит — все хорошо, а как метель зарядит?

— М-да, телефон не работает, интернета нет, и прогноза нет.

— Так что в любом случае, если за пару–тройку дней ничего не прояснится, то придется возвращаться ни с чем.

— Если только с тобой не выйдут на связь.

— А может, они ожидают, что ты и сам что предпримешь? Поищешь, например, оборудование на станции — по легенде–то была у них связь, да прервалась. А?

— Верно, станцию обыскать все равно придется… Тарелка–то у них висит, может, хотя бы интернет работает, а тогда и проблем нет.

— И снял бы свой балахон, раз зараженных трупов не обнаружил.

— Ладно, теперь попытаемся выяснить, что с людьми. Вариантов два: либо их похитили какие–нибудь пришельцы, либо они ушли сами.

— А если они ушли сами, то тоже могут быть два сценария: отправились в обход или приборы ставить, и не вернулись, или же покинули станцию по другой причине — опасность какую заметили.

— … А может, ни то — ни другое?

— Горная болезнь?

— Всегда есть вероятность; беспричинный приступ страха, потеря ориентации в пространстве, в тяжелых случаях может случиться все что угодно.

— Но следов–то нет…

— Следы очень быстро исчезают: солнце топит снег, ветер несет поземку, и метель последняя неизвестно когда была, вчера или позавчера.

— Значит, по крайней мере, обойти плато?

— Наверное… Пока погода хорошая, стоит обойти, чтобы исключить элементарные варианты.

— Подняться на Черчилль?

— А зачем?

— Может, они пошли устанавливать оборудование на вершину?

— Не исключено, но не сегодня…

— Да, не сегодня, и по западному склону — он не такой крутой.

— А что сегодня?

— Самое умное, что ты можешь сделать — это обследовать станцию и привыкнуть к высоте. Не спеши, любая мелочь может оказаться важной. И, наверное, в вигваме ночью будет теплее, чем в палатке.

Дан подвесил к потолку фонарь, запалил миниатюрную каталитическую печку, чтобы обогреть помещение, и принялся затаскивать внутрь пожитки. Надо вообразить себя местным жителем, подумал он, может, тогда придет в голову, что могло приключиться с обитателями станции. И еще, надо как следует отдохнуть: не то чтобы он чувствовал упадок сил, но физическая нагрузка и высота незаметно делали свое дело, и он не мог это игнорировать. Настало самое время порадовать себя горным гурме на растопленном снегу: пара кубиков бульона, пресное картофельное пюре из пакета с тюбиком паштета, и завершить полнехонькой кружкой горячего чая с клубничным джемом.

Невероятно, как запах бульона делает домом любое место.

Шарада не поддавалась. Пока он занимался трапезой, треугольная тень от Черчилля надвинулась на станцию, сразу похолодало и стало неуютно. Кабель от спутниковой тарелки, ни с чем не соединяясь, был смотан черным кольцом под потолком. Часть ящиков Дан не смог открыть по причине их основательной заколоченности, а те, что были не заперты или поддались небольшой отвертке из малого туристского ремнабора, не содержали ровным счетом ничего интересного. Не было ни передатчика, ни телефона, ни телевизора, ни компьютера, ни даже самого примитивного радио.

Будка в горах, грубый макет «метеостанции» для все той же ролевой игры. Так где же может быть разгадка? На краю плато или на вершине Черчилля? Барсучий Нос облетела вокруг плато и вокруг горы — и с самолета он тоже ничего интересного не увидел — снег да снег кругом. Так какого черта его сюда забросили? Посмотреть на человека в идиотской ситуации? Он был практически уверен, что намеченный им на завтра осмотр местности ничего не даст. Поиски черного кота в темной комнате, где никакого кота нет? Понаблюдать за поведением человека, который ищет черного кота в темной комнате, и не знает, что его там нет? Или знает, но все равно, подчиняясь правилам игры, продолжает искать? Ведь главное, это не находка (еще и найдет, чего доброго), а процесс поиска черного кота, вернее, даже не сам процесс, а демонстрация процесса в той его интерпретации, что должна понравиться наблюдателю. И что знает черный кот о той самой темной комнате, где его нет? А что делать человеку, который понимает, что ушлый наблюдатель фиксирует каждое его действие в поисках черного кота, которого нет в темной комнате, и прекрасно знает, что поиски кота — это сплошной блеф и дурацкая игра? А кот, которого нет, тоже отлично знает, что его постоянно ищут, и поэтому прячется от всех, как ищущего, так и наблюдателя.

«Пойди туда, не знаю, куда; принеси то, не знаю, что».

Прочитала мама Даниле сказку про Андрея–стрелка, и очень эта сказка Даниле понравилась — всех–то удалой Андрей–стрелок победил, на умнице Марье–царевне женился, купцов–живоглотов объегорил, вражине коту Баюну бока намял, от Бабы — Яги утек, царя–олигарха дубинкой в лобешник уложил, а тут и народ благодарный проснулся и ну Андрея на царство сажать–уважать. Так сказка Даниле понравилась, что он еще долго дедовым гостям заявлял:

— Я Данила–стрелок, иду туда, не знаю, куда, ищу то, не знаю, что, а женюсь я на Марье–царевне и буду я всея–царем.

В начале девяностых, не в пример застойным восьмидесятым, такой ответ воспринимался не с оглядкой и страхом, а с умилением души. Непонятно только, в какую страну подался сват Наум, который все дела за Андрея–стрелка переделал, и как теперь без свата Наума дальше жить.

И повторилась та сказка, да в заморском варианте: пришел Данила–шутер к Бабе — Яге на работу наниматься, а она и говорит: «Не обессудь, Данила, только должен ты пройти испытания великие». Сказала, да и превратила Данилу в мыша серого, и посадила его в лабиринт под стеклом — беги, мистер Данила–шутер, спасай свою серую шкурку. И закручинился тут мистер Данила: Марье–феминистке ковер ткать западло; кота Баюна не тронь — редким животным стал, в красную книгу записался; купцы без адвокатов на улицу носа не кажут; сват господин Наум говорит: «извини, Данила, на себя работаю, мне хозяев не надо». А народ совсем обнаглел, руки царской не признает, а кричит: властвовать хочешь, так иди с лягушкой целуйся, Опрой зовут. Пробежал Данила–шутер по лабиринту, шкурку свою серую сберег в целости, золотых понтов–долларов набрал видимо–невидимо, а Баба — Яга тут как тут: сгребла Данилу двумя перстами за шкирман да и посадила его в другой ящик, что пострашнее будет: нету там никакого лабиринта — иди, Данила–шутер, туда, не знаю, куда, неси то, не знаю что, да на судьбу, браток, не пеняй, а понты твои золотые я у себя придержу, на всякий случай. И стало Даниле–шутеру страшно, да не потому, что с врагом сразиться боится, а потому, что знает — из ящика того ему все равно никуда не выбраться.