Алексей Ксендзюк - После Кастанеды: дальнейшее исследование Страница 36

Итак, главное в учении нагуаля — вернуть подвижность точки сборки. Иначе ничто не изменится: одномерность восприятия и познания будут поддерживать конструкцию эго с его изолированностью, страданиями и т. п. Ученые, занимавшиеся большими психоделиками, — Т.Лири, С.Гроф, Т.Маккенна, Ч.Тарт и др. — подтверждают, что психоделические сеансы исцеляют от психологических травм, неврозов, алкоголизма, наркомании, снимают огромный груз проблем страдающего эго. Прошедшие ЛСД-терапию и через 20 лет говорят, что обрели полноту жизни, постигли ее смысл, вернули себе радость от общения с природой и со всем живым. Это действительно новые люди: былые страхи и представления о жизни вызывают у них только смех.

Дисциплина дона Хуана проделывает с людьми то же самое, практически не обращаясь к индольным галлюциногенам, если не считать самых трудных случаев, когда тональ очень силен, быстр и ловок. Чаще всего это бывает у интеллектуалов, годами тренировавших свое первое внимание. Так было и с самим Кастанедой — он честно признается в этом.

В целом же путь толтеков не нуждается в психоделиках. Измененные режимы восприятия (ИРВ) приходят к вам, как только вы накопили достаточное количество энергии. Правильно используя эти состояния, вы обретаете все, что утратили (смысл, радость, неумение тосковать или скучать). Вы начинаете ощущать, что тело и душа всегда были неразрывны; текучесть, изменения вашего восприятия меняют энергометаболизм всего тела. Таким образом начинается Трансформация. С другой стороны, вы находите все больше способов постижения Реальности и открываете тайны, доступные только магам или видящим.

На протяжении тысячелетий видящие с помощью своего сверхрасширенного восприятия изучали вселенную и человека. Чтобы проверить, где они заблуждались, где впадали в свойственные человеку типы галлюцинаций, надо самому стать видящим.

Следующая часть книги — "Ночь и ветер" — во многом состоит из информации, полученной таким экстравагантным способом. Во многом она совпадает с сообщениями самого Кастанеды.

Хочу лишь предупредить: мироздание, которое воспринимают видящие, во-первых, очень отличается от обычного мира повседневности, во-вторых, различия могут зайти так далеко, что их просто невозможно описать — это проблема языка, который всегда существовал для описания того мира, который мы воспринимаем из одной, привычной позиции точки сборки. Этого языка порой не хватает. Можно создать сколько угодно новых слов, но если у вас нет опыта, который обозначается этим новым словом, в вашем лексиконе лишь появится еще одна абракадабра.

Итак, приступая к описанию энергетической вселенной нагуаля, доступной только восприятию видящих, я вынужден признать, что косвенные доказательства, которые можно обнаружить, исследуя работу психики в различных режимах восприятия, касаются только устройства энергетического тела самого человека. Концепция точки сборки объединяет самые разнородные психические феномены в единое целое, и в этом ее неоспоримое преимущество.

Внешнее энергетическое поле может целиком оказаться галлюцинацией видящего — утешает, по крайней мере, то, что мы имеем дело с галлюцинацией, судя по всему, общей для человеческого вида.

Так или иначе, мы не имеем иного свидетельства. И даже здесь, в царстве сверх-расширенного восприятия, полученные результаты могут оказаться ложными. "Воин верит, не веря" — вот девиз дона Хуана, на который мы должны опираться, сталкиваясь с причудливыми структурами бесконечной вселенной осознания.

ЧАСТЬ 2

НОЧЬ И ВЕТЕР

(Толтекская практика освоения нагуаля)

ГЛАВА 1

ВСЕЛЕННАЯ ВИДЯЩИХ:

"НИТИ МИРА" И ПОЛОСЫ ЭМАНАЦИЙ

Перцептивный образ Реальности, с которым имеет дело сознание обычного человека, с некоторых пор перестал нас удовлетворять. Торжествующее сейчас описание мира демонстрирует свою несостоятельность, стоит нам коснуться фундаментальных проблем психики и устройства внешнего бытия.

Однако если мы примем то направление мысли, что предлагает нам дон Хуан в книгах Кастанеды, очевидный тупик современного мировоззрения теряет свою мучительную неразрешимость, и мы склонны допустить, что только избранный однажды способ восприятия виновен в сложившемся положении дел.

Однако любой непривычный режим восприятия вызывает автоматическое, инстинктивное недоверие. С философской точки зрения подобное недоверие нельзя расценить иначе как предвзятость, основанную исключительно на привычке, как результат глубоко укоренившейся обусловленности сознания социальными и биологическими стереотипами функционирования; с эмпирической же точки зрения положение усложняется тем, что последовательность и яркость восприятия (именно эти качества мы наивно принимаем за критерии достоверности опыта) в значительной мере страдают, когда режим восприятия изменяется: неустойчивость внимания, невысокий уровень контроля, утрата стабильных интерпретационных схем — все это вместе оставляет впечатление сна, наваждения, галлюцинации.

Кроме того, энергетическое состояние нашего существа, к несчастью, не позволяет интегрировать результаты деятельности в измененных режимах восприятия и повседневный эмпирический опыт в привычном диапазоне перцепции. Именно интеграция различных реальностей восприятия могла бы оказаться решающим доказательством практической достоверности дисциплины дона Хуана, а значит, во многом и его мировоззренческих постулатов. Эмпирические исследования психологов должны, по сути, сводиться к поиску регулярных подтверждений возможности подобной интеграции. Если вы научились, скажем, оставлять тело и создавать астральную проекцию, то наука желает обнаружить связь между различными видами перцепции, что оказались вам доступны, — продемонстрируйте вашу способность получать верифицируемую информацию из удаленных точек пространственно-временного континуума, еще лучше — оставьте материальные следы своих «астральных» путешествий и т. п.

Таким образом, вопрос доказуемости и практической ценности измененных режимов восприятия сводится к тому, научились ли вы так расширять свой энергообмен с другой перцептивной реальностью, что следы этого энергообмена становятся доступны обычному восприятию исследователя.

До последнего времени сущность основного препятствия вряд ли достаточно четко осознавалась исследователями. Интеграция (единственное доказательство, которое принимается во внимание наукой, доверяющей лишь одному способу восприятия, что вовсе не удивительно — стоит вспомнить о бесконечной череде мистиков прошлого!) требует исключительного мастерства, с одной стороны, и редкого энергетического потенциала — с другой. Подобные достижения могут быть либо результатом предельно интенсивной дисциплины на протяжении десятилетий, либо редчайшим даром природы — чудесным исключением из общего правила, а всякое исключение в нашем мире вызывает, по крайней мере, массу подозрений.

Обычно разные перцептивные реальности, если уж они оказываются доступны медитатору, визионеру, экстрасенсу, совсем не желают пересекаться друг с другом, а тем более — достигать столь высокой интеграции, чтобы впечатлить исследователя, глубоко погруженного в мир обычного восприятия. Недостаток энергии со стороны обследуемого «мага» и крайняя ригидность перцептивного аппарата исследователя — вот наиболее явные причины множества неудач в области экспериментальной психологии, изучающей необъясненные явления.

Древние толтеки на протяжении веков могли воспринимать внешний мир разными способами. Земля подарила им целый ряд природных психоделиков: грибы, содержащие псилоцибин и псилоцин, кактус, содержащий мескалин, чуть южнее — лиану, в соке которой находились гармин и гармалин. Индейские шаманы и колдуны, конечно, использовали все эти растения, как и другие, которые я не назвал. Перечисленные мною вещества очень сильно меняют структуру психического пространства и расширяют возможности восприятия в грандиозных масштабах. Каждый из этих химических агентов предлагает человеку иную, альтернативную реальность. Они вовсе не вызывают опьянение и тупость; они демонстрируют другую реальность таким образом, что у вас не остается ощущения бреда или галлюцинаций от помрачения чувств, как это бывает в результате болезни или отравления веществами, известными в Европе. Тому, кто никогда не пробовал больших галлюциногенов, это объяснить трудно — здесь практически отсутствует кайф, ради которого принимают наркотики, здесь всего лишь изменяется режим восприятия. И даже в том случае, когда вы воспринимаете ту же обстановку, что и в ординарном состоянии, огромное количество отличий проступает отовсюду и во множестве деталей.