Михаил Одинцов - Патриарх Сергий Страница 41

В качестве первоочередных «жертв» изъятия рассматривались наиболее богатые городские храмы, прежде всего те из них, где служили «лояльные попы». Предварительным условием выдвигались такие меры, как активная пропаганда и агитация среди населения с подключением к ним представителей голодающих губерний, сосредоточение вокруг храмов частей особого назначения (ЧОН), коммунистов и сочувствующих. Всю кампанию намечалось начать не позднее 31 марта и рекомендовалось провести ее в кратчайший срок[73].

Жесткость позиции Троцкого объяснялась, с одной стороны, его представлениями о необходимости твердой политики при проведении изъятия ценностей, а с другой — тем, что он увязывал эту кампанию с активизацией борьбы с православной («тихоновской») церковью и поддержкой нарождающегося в ее недрах обновленческого движения. Для Троцкого последнее постепенно выдвигалось на первое место. Не случайно еще 12 марта в письме членам политбюро он указывал: «Вся стратегия наша в данный период должна быть рассчитана на раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятие ценностей из церквей. Так как вопрос острый, то и раскол на этой почве может и должен принять очень острый характер, и той части духовенства, которая выскажется за изъятие и поможет изъятию, уже возврата назад к клике патриарха Тихона не будет»[74].

20 марта план Троцкого был рассмотрен на заседании политбюро. Кроме Троцкого присутствовали: Каменев, Сталин, Молотов, Цюрупа и Рыков. Каждый из них изложил свое мнение о плане Троцкого. По состоянию здоровья Ленин не мог приехать в Москву на заседание политбюро, поэтому было зачитано его письмо[75]. Отдельно оно не обсуждалось, а было учтено как мнение одного из отсутствующих членов политбюро.

Ленин не добавил ничего нового к предложениям Троцкого, полностью поддержав их, когда писал: «Именно теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления… Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».

Жесткость позиции, риторика насилия и кровавой мести письма не были чем-то особенным для того времени. Это язык ожесточенной эпохи, вместившей Первую мировую войну, Февральскую и Октябрьскую революции, Гражданскую войну и военную иностранную интервенцию, голод и лишения, страдания и гибель миллионов людей. На этом языке говорили противостоявшие друг другу и взаимно озлобленные и ожесточенные классы, социальные группы, сторонники различных политических партий, лидеры всех политических движений.

Без каких-либо серьезных замечаний и добавлений план Троцкого был принят. В отношении патриарха Тихона решено было повременить с арестом и установить круглосуточное наблюдение за ним и его связями.

В этот же день Троцкий созвал и заседание своей комиссии. В результате была определена судьба храмов Москвы, Петрограда и Московской губернии, изъятие ценностей из которых решено было начать в дни работы XI партсъезда; предложено было при опасности эксцессов вокруг храмов приостановить изъятие до съезда, а продолжать там, где обстановка в целом нормальная; определено отношение к духовенству: одних (несогласных) арестовывать, других (согласных) привлекать к сотрудничеству; предложено «разобраться» с теми рабочими, чьи подписи стояли под письмами с протестом по поводу изъятия, и т. д.

Тогда же с ведома Троцкого в ГПУ было проведено представительное совещание работников центральных и местных органов спецслужб с участием значительного числа духовенства из Москвы, Петрограда и «голодающих регионов», согласившегося «помочь» властям в изъятии церковных ценностей.

Получив «благословение» вождя и поддержку политбюро, Троцкий развил бешеную инициативу, чтобы обеспечить перелом в настроениях партийно-советского аппарата и актива в пользу наступательности при проведении изъятия. Он постоянно ставил в политбюро вопрос об ускорении хода кампании, забрасывал его членов все новыми и новыми предложениями по развертыванию «войны» с церковью.

22 марта политбюро обсуждало записку заместителя председателя ГПУ И. С. Уншлихта «О деятельности духовенства в связи с изъятием ценностей из церквей». В ней позиция церкви обрисована была так: «Патриарх Тихон и окружающая его свора высших иерархов, членов Синода… в противовес декрета ВЦИК от 26/11–22 г. об изъятии церковных ценностей ведет определенную контрреволюционную и ничем не прикрытую работу против изъятия церковных ценностей».

В этой записке впервые прямо ставился вопрос о возможности ареста патриарха. Его необходимость, среди прочего, увязывалась со стремлением создать благоприятные обстоятельства для «оппозиционных» патриарху архиереев. Они, как указывал Уншлихт, не решаются открыто выступить против патриарха и Синода и лишь после ареста патриарха способны будут «устроить церковный собор», избрать на патриарший престол и в Синод лояльных к советской власти иерархов. Политбюро санкционировало арест патриарха и членов Синода («через 10–15 дней»), а также жесткую линию в отношении духовенства, противящегося изъятию ценностей[76].

…В эти последние дни марта 1922 года митрополит Сергий встречается с патриархом Тихоном в Троицком подворье. Сам факт его визита к патриарху, как и его отсутствие на расширенном заседании официальных властей, ГПУ и части православного духовенства, поддержавшего изъятие, свидетельствовал, что властные инстанции не видели в нем возможного партнера по переговорам, даже несмотря на то, что Шуя входила в состав его Владимирской епархии. Однако и патриарх, и Сергий не могли в тот день обойти молчанием тему изъятия церковных ценностей. Они были едины в том, что необходимо убедить верующих и духовенство не оказывать сопротивления властям при выполнении ими декрета об изъятии из храмов предметов из драгоценных металлов для передачи их в фонд помощи голодающему населению.

Как и ранее, патриарх настаивал, что его послание от 28 февраля не содержит призыва к свершению насилия по отношению к властям. И если оно где-то так понималось, то это неправильно.

Сергий, в свою очередь, ознакомил патриарха с текстом своего послания к пастве. Патриарх, прочитав, одобрил его. В послании содержалась и оценка митрополитом Сергием послания патриарха от 28 февраля, выраженная в таких словах: «Патриарх, указав нам в своем послании церковные правила, ограждающие неприкосновенность священных сосудов для житейского употребления, ни единым словом не призвал нас к какому-либо определенному выступлению: ни к протестам, ни еще менее к защите наших святынь насилием. Его послание только предостерегает нас же относиться с легким сердцем к изъятию церковных вещей, когда есть, чем их заменить, т. е. когда наши собственные драгоценности остаются при нас»[77].

Уже перед самым расставанием Сергий высказался в пользу срочного созыва Синода и Высшего церковного совета, поскольку только с их помощью, по его мнению, высшая церковная власть может быть надежно сохранена. К его удивлению, патриарх в присущей ему мягкой манере, но категорично отказался, заявив, что пока в этом не видит необходимости, к тому же он регулярно совещается и советуется с членами этих органов, когда они пребывают в Москве. Скорее всего, такой ответ был вызван нежеланием патриарха давать властям лишний повод к репрессиям в отношении иерархов и духовенства, контактировавших с ним.

27 марта открылись заседания XI партийного съезда. В своем выступлении на съезде Ленин ничего не говорил об изъятии ценностей. Это объяснялось стремлением сохранять секретность кампании, а кроме того, делегаты уже были информированы о принципиальной позиции партии. В розданных накануне материалах был и письменный отчет ЦК, в котором «духовенство, купечество и мещанство» обвинялись в «ожесточенной и преступной борьбе за накопленные богатства» и одновременно предлагалось всем партийным организациям «развернуть напряженную работу» по борьбе с голодом, «осуществить широкую помощь» голодающим из «источника драгоценностей» — изъятых церковных ценностей[78].

Избранная Троцким тактика наступления по двум направлениям — на местные партийно-советские органы и на церковь, чтобы обеспечить ударное изъятие в дни работы съезда, — четко выдерживалась.

28 марта Тихона вызвали в ГПУ, где объявили официальное предостережение об ответственности в случае «повторения фактов, подобных событиям в Шуе», и предложили принять меры к их недопущению впредь. Одновременно на него возложили ответственность за «антисоветские» акции православного духовенства, бежавшего в годы Гражданской войны за пределы Советской России, и потребовали их публичного осуждения. Имелся в виду тот факт, что в одном из решений Русского всезаграничного церковного собора (ноябрь 1921 года, город Сремски Карловцы, Сербия) выражена была поддержка восстановлению в России монархии, возвращению на престол Романовых и продолжению вооруженной борьбы с Советской Россией. Тихон обещал это сделать только после предоставления ему документальных материалов, подтверждающих участие «карловчан» в «политике»[79].